– Мне так этого не хватает, – задумчиво произнесла Стелла.

Мы провели пальцами по тарелке, соскребая последние капельки банана и ириски.

– Чего? Сидеть дома в воскресенье вечером, обжираться, как бегемот, и чувствовать себя, как кит, выброшенный на берег?

– Да, и этого тоже, – мы расхохотались. – Но я имею в виду женскую дружбу, как у нас с тобой. Мне не хватает непосредственности общения с подругой. Чтобы можно было прийти в гости, как сейчас, и не волноваться о том, как выглядишь и о чем разговариваешь. Я не хочу сказать, что ты моя лучшая подруга…

– Осторожно, – предупредила я с улыбкой, потому что чувствовала то же самое. – Не влюбись в меня.

– Но теперь ты точно не станешь моей лучшей подругой. Я уже влюблена, – фыркнула она. – Но тяжело жить без лучшей подруги. Понимаешь, о чем я?

– Моей лучшей подругой всегда была мама.

– Господи, ты серьезно? Я свою мать терпеть не могу. Мы не можем находиться в одной комнате.

– У меня потрясающая мама. И она действительно моя лучшая подруга. И наверное, единственный настоящий друг женского пола. Я имею в виду близкий друг, конечно, у меня есть подруги, – поспешно добавила я, зная, что говорю неправду, – но мне некому довериться, по крайней мере здесь, в Лондоне. До сегодняшнего вечера я и не понимала, как мне этого не хватает.

– Хорошо быть женщиной, – засмеялась Стелла, поднимая бокал. – За женскую солидарность.

– За женскую солидарность. И дружбу.

Я засыпала с улыбкой на лице, ощущая тепло и благодать, чувствуя, что, может, беременность – и не самое худшее в жизни, что могло произойти. Чувствуя, что, в конце концов, моя жизнь не так уж ужасна.

И вот сегодня светит солнце, и мне здорово. Я предвкушаю, что день будет интересным, хоть и не уверена, хорошая ли это мысль – провести его с Марком. Что, если окажется, что у нас нет ничего общего? Что, если нам не о чем будет поговорить?

Ну и что! Я одергиваю сама себя. Я же не проверяю его на предмет пригодности на роль супруга. Я просто пытаюсь узнать его поближе, прежде чем он и я примем самое важное решение в моей жизни.

Вот и все.

– Ты не заблудилась?

Марк открыл дверь, и я расхохоталась, потому что на нем был фартук! Можете представить, на нем действительно был фартук! Но он отказался его снять, и мне понравилось, что он даже не стесняется такого идиотского предмета, как фартук, пусть и мужского, в темно-синюю и черную полоску.

– У тебя чудесный дом, – сказала я, делая вид, что не поражена его размерами.

Но это был один из самых огромных домов, в котором я только была в жизни. Так что я притворилась, будто меня не впечатлила громадная квадратная прихожая и ступени в светлую, просторную кухню. Притворилась, будто мой дом не очень-то отличается от этого. Только он меньше. На много, намного меньше.

– Хочешь пить? – спросил он, наливая в стакан что-то, подозрительно напоминающее морковный сок.

– Это выглядит отвратительно. Думаю, обойдусь без питья, – я робко понюхала содержимое.

– Это не отвратительно. Это вкусно. И подходит по цвету к твоим волосам. Домашний витаминный коктейль из манго и банана. Вкусно и питательно. Попробуй.

Я попробовала. Коктейль действительно оказался вкусным. (И питательным.)

– М-м-м. Какой приятный запах, – я взглянула на разные кастрюльки на плите и поняла, что аромат явно исходит из духовки. – Кто бы мог подумать, что юрист Лондонского Дневного Телевидения – прекрасный повар.

– Единственное, что доставляет мне больше удовольствия, чем удачный судебный процесс, – корпеть над горячей духовкой. Вот, садись, – он отодвинул стол от кухонного стола, и я села, поблагодарив его за заботу.

– Видишь, какие у меня хорошие манеры? – он взял у меня пальто и пошел повесить его в прихожую.

– Неплохие для юриста, – улыбнулась я, и он предложил мне закуски.

– Что? А где же орешки? – я не смогла удержаться.

Я заглядывала в книжки, которые он мне купил, и знала, что у женщин, которых во время беременности тянет на орехи, часто рождаются дети с тяжелой аллергией на арахис. И я знала, что он тоже это знает.

– Хм-м, боюсь, орехов у меня нет. Ты же не объедаешься орехами? – у Марка был такой обеспокоенный вид, что я начала смеяться.

Его можно читать, как раскрытую книгу.

– Расслабься, – я потягивала свой коктейль. – За последние три месяца ни одного орешка не съела.

Он громко вздохнул с облегчением.

Я встала и прошла в гостиную, посмотрела расставленные повсюду фотографии, книжные полки, рассеянно перебрала компакт-диски. И вдруг до меня дошло: если бы я не знала, что Джулия уехала всего несколько недель назад, я бы в жизни не догадалась, что Марк живет с девушкой. Здесь не было ни одного признака женского присутствия. Ни одного.

На фотографиях были незнакомые мне люди. Но ни одного снимка Джулии. Книги на полках – в основном труды по юриспруденции, или биографии, или документальные романы, типично мужское чтиво. Но ничего, что могло бы принадлежать женщине.

– Почему здесь нет вещей Джулии? – спросила я, предположив, что, возможно, ему было слишком больно и он убрал все следы ее присутствия.

Марк вошел в гостиную и подлил мне еще коктейля.

– Понимаю, звучит странно, но на прошлой неделе мне в голову пришла та же мысль. Она никогда не чувствовала себя здесь как дома. Ей всегда казалось, что это мой дом. Что он для нее слишком огромный. Я никогда не замечал, чтобы она хранила здесь свои вещи, здесь не было ничего ее.

– Тогда зачем ты купил этот дом?

– Мне он понравился. И до сих пор нравится. На верное, я вел себя как эгоист. Я знал, что Джулия любила свой маленький домик, что она обожает маленькие уютные комнаты, но мне казалось, она привыкнет. Я думал: она обязательно влюбится в этот дом. Но теперь понимаю, что его величина всегда подавляла ее. Только когда она уехала, я осознал, что в доме нет ее вещей. Вот каким я был эгоистом.

– Не похоже, что ты был эгоистом. Скорее у вас не было ничего общего.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – он грустно улыбается.

– Может, мне не стоит спрашивать, влезать не в свое дело, но что произойдет, когда она вернется из Нью-Йорка?

– Она не вернется.

– Что?

– Она позвонила два дня назад. Ей предложили работу на Би-си-эй, и она согласилась.

– Боже. Она предупредила начальство?

– Нет. Прошу тебя, никому не говори.

– Конечно. Буду молчать как рыба, – я внимательно взглянула на него. – И как ты себя чувствуешь?

– Мне жаль, что отношения потеряны, но вместе с тем я испытываю облегчение. Огромное чувство облегчения. Уверен, мне будет не хватать постоянных отношений, но даже это нелепо, ведь мы почти не видели друг друга. Ну ладно, хватит обо мне. – Было видно, что ему неприятно говорить об этом. – Проголодалась? Думаю, обед уже готов.

Мы вернулись на кухню и сели за стол, где нас ждал суп из моркови и кориандра с горячим французским хлебом с хрустящей корочкой.

Я уплетала еду, умирая с голода, и с нетерпением ожидала главного блюда.

– Это так вкусно, – простонала я с полным ртом запеченного ягненка с хрустящим жареным картофелем и домашним мятным соусом. – Я так вкусно не ела с тех пор, как жила с мамой.

– Джулия говорила то же самое, когда мы только познакомились. Но потом, думаю, ей все надоело.

– Надоел жареный ягненок? Она с ума сошла?

– Надоело жить с человеком, который любит сидеть дома.

– Какая чушь. Что может быть лучше дома.

– Теперь ты меня удивляешь, – Марк поднял бровь, не веря своим ушам. – Ты же звезда вечеринок. Карьеристка. Ты уж точно не создана для домашней жизни.

– Именно потому, что я так тяжело работаю, дом так важен для меня. После работы мне меньше всего хочется выходить в свет и отрываться на всю катушку. Ш-ш-ш, – прошептала я, – не выдай мою тайну. Но дело в том, – продолжала я, – я обожаю сидеть дома одна, быть эгоисткой и думать только о себе. А ты – ты совсем другой человек.