Элтон снова схватил его и что есть силы толкнул к двери. Лео рухнул прямо в грязь. Подойдя к нему, Элтон достал пистолет, который всегда носил с собой, и хмуро пообещал:

– Так вот, если я еще хоть раз увижу тебя, скотина, или узнаю, что ты кому-то проболтался о случившемся, то пущу тебе пулю в лоб. Словом, считай, что это будет равносильно твоей смерти, Лео.

Лео, кряхтя, поднялся на ноги и бросился наутек. Лишь добежав до болот, он немного притормозил, так как едва дышал. Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи, но не от быстрого бега, а от безумного гнева, который охватил все его существо. Элтон Синклер не имел права так поступать с ним. Он не должен отвечать за поступки Гатора.

Черт возьми, Лео столько работал, чтобы дослужиться до этой должности. И что с того, что он затащил в кусты несколько рабов и преподал им урок? По крайней мере он не порол их хлыстом, чего они вполне заслуживали, не делал этого, чтобы не оставлять шрамов. Да, он колотил их кулаками, но кто заметит синяки на черной коже?

Нет, сэр Синклер не имел права так поступать с ним.

Но, Господи, как же он злился на Гатора! Лео нигде не зарабатывал так много, как в Бель-Клере, и теперь из-за сына должен лишиться всего!

Он быстро дошел до хижины, в которой жил с толстой женщиной по имени Адель. Она была не больно-то хороша собой, но отлично готовила и никогда не отказывала ему в постели. И она делает отличное вино, напомнил себе Лео, вынимая из буфета бутылку и вытаскивая из нее пробку.

Отхлебнув вина, он с болью подумал о том, что теперь придется уехать отсюда. Но сначала он потолкует с Гатором, а уж потом соберет пожитки и покинет Бау-Перо. Не стоит оставаться здесь дольше, нарываясь на неприятности. Можно не сомневаться в том, что если Элтон Синклер увидит его, то обойдется с Лео не лучше, чем тот с рабами. Но он еще за все ответит. Да, в один прекрасный день этот Синклер ответит за все…

Прихватив с собой бутылку, Лео направился к пироге Гатора и стал ждать. Сначала он хотел было пойти прямо на поле, но потом решил, что лучше не попадаться на глаза Синклеру, который мог объезжать свои владения. По правде говоря, Лео с удовольствием превратил бы Гатора в отбивную. Впрочем, страх еще не оставил его, да и вино начинало действовать.

Что ж, он мог и подождать.

Звон колокола пронесся над плантацией. Усталые и потные рабы и каджуны расходились по домам.

Бретту день показался невероятно долгим. Он то и дело смотрел на часы, считая минуты, оставшиеся до вечера. Он знал, что не успокоится до тех пор, пока тьма не опустится на землю.

К тому времени, когда он дошел до своей пироги, стало уже так темно, что ему пришлось зажечь огонь, чтобы не сбиться с пути. Сорвав с себя грязную одежду, Бретт быстро забрался в бочку с дождевой водой. Он хотел вымыться, переодеться и бежать на свидание. Желудок его подводило от голода, но времени на еду уже не оставалось. Больше всего ему хотелось заключить Анджелу в объятия, сказав ей еще раз о своей любви. Он обнажит перед ней душу, отдаст ей свое сердце.

Признаться, Бретт беспокоился, когда Анджела ушла одна в темноте. Впрочем, ее нервозность можно объяснить – ведь она впервые была с мужчиной. Зато сегодня он объяснит ей, что бояться нечего – ни его, ни будущего.

Бретт выбрался из бочки и уже было потянулся за полотенцем, как вдруг в воздухе раздался свист кнута, который тут же обмотался вокруг его торса. От боли у Бретта потемнело в глазах, и он упал на колени. Но не успел он вскочить, как кнут снова заходил по его спине, разрывая кожу. Лишь через несколько мгновений Бретту удалось подняться, ухватить кончик кнута и дернуть его на себя. Из кустов к его ногам упал Лео.

– Отец?! – изумленно вскричал Бретт. – Какого черта ты это делаешь?!

Лео поднялся на ноги завывая:

– Ты совсем спятил, идиот? Изнасиловать дочь Синклера! Да тебя убить за это мало!

Бретт оторопел. Схватив отца, он с силой прижал его к дереву.

– Говори, в чем дело! Ты немедленно расскажешь мне, что произошло!

Лео слово в слово повторил рассказ Синклера и от себя добавил:

– Ты немедленно уберешься из Бау-Перо или я однажды так напьюсь, что убью тебя. Из-за тебя, всего лишь из-за того, что ты не можешь удержать в штанах свой бешеный член, я потерял такую работу! – И Лео с силой ударил сына коленом в пах.

Бретт согнулся от боли, а Лео снова схватился за свой кнут. Но Бретт успел откатиться в сторону, и кнут лишь зацепил землю рядом с его лицом. Ему вновь удалось дернуть кнут, и Лео опять упал.

Несмотря на страшную боль, раздирающую его чресла, Бретт умудрился встать и сказал:

– Не хочу убивать тебя, но, если ты еще хоть раз посмеешь повторить то, что сейчас сделал, берегись.

– Убирайся отсюда, – прохрипел Лео. Он был слишком пьян, чтобы защищаться. – Считай себя мертвецом.

Бретт стал собирать вещи. Ружье. Одежда. Кусок бекона. Пакет цикория. Стояла кромешная тьма, он устал после тяжелой работы, к тому же плоть его разрывала дикая боль. Однако он понимал, что должен немедленно уйти.

Не потому что отец мог еще раз ударить его.

И Элтон Синклер не волновал молодого каджуна.

Он боялся встречи с Анджелой и не знал, как поведет себя, если увидит ее. Теперь ему все стало ясно. Когда порыв страсти миновал, она испугалась содеянного. А может, ее поймали, когда она пробиралась в дом. И ей пришлось соврать, что ее изнасиловали.

Сука! Гатор выругался. Ему показалось вдруг, что он не испытывает к ней больше ничего, кроме жгучей ненависти. Впрочем, ненавидел он и себя – за то, что опять свалял дурака.

Бретт решительно шел вперед в непроглядной тьме: гнев указывал ему дорогу.

Анджела сидела под ивой, уперев подбородок в колени. Сначала она еще надеялась, что Гатор просто опаздывает, но потом поняла, что он не придет. Ей оставалось только вернуться домой, подняться вверх по решетке, лечь в постель и думать о том, как он в следующий раз объяснит свое отсутствие. Девушка не решалась пуститься на его поиски – это унизило бы ее.

Поднявшись на ноги, она побрела вдоль берега реки, едва сдерживая подступавшие рыдания.

Эмили только приготовила кувшин с водой, как вдруг Симона, уже успевшая закатать рукава, прошептала:

– Что это за женщина на белом коне? Во-он там, под деревом?

Эмили загородила глаза от солнца и, посмотрев в указанном направлении, удивленно присвистнула:

– Боже мой, да это же миссис Твайла!

– Ба-а! Каким ветром ее занесло сюда? Давненько мы не виделись.

– Сейчас все узнаем – видишь, она машет нам? – показала Эмили.

Девушки оставили под кустами корзины с провизией и кувшины с прохладной водой для работников. В такую жару скоро от воды ничего не останется, они и так уже четыре раза ходили к реке, чтобы наполнить кувшины.

Твайла соскочила с коня и поджидала их, укрывшись в тени. Она не ответила ни на их улыбки, ни на вежливые приветствия.

– Кажется, у тебя есть семья? – ледяным тоном обратилась жена хозяина к Симоне.

С трудом сглотнув, Симона кивнула головой. Мурашки побежали у нее по коже.

– Мой супруг доволен работой твоего мужа, Симона. И он пообещал дать ему премию после окончания сбора урожая, не так ли?

Симона снова кивнула. Она заволновалась, потому что миссис Твайла явно была чем-то разгневана, хотя молодая женщина и не понимала, чем именно. Она давным-давно не видела миссис Твайлу, и наверное, Эмили тоже давно с ней не встречалась.

Тут Твайла посмотрела на Эмили.

– А у тебя, кажется, кроме отца и матери в Бель-Клере работают еще двое братьев?

Эмили с испугом закивала головой.

Твайла холодно смотрела на них. Девушки еще больше занервничали.

– Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Симона, – заговорила Твайла, вздернув подбородок. – Твой муж не получит премии. Больше того, можешь сказать ему, чтобы он зашел к надсмотрщику и получил расчет. И за тебя тоже. Вы оба больше не работаете в Бель-Клере. Все это относится к тебе, Эмили, тоже. И, разумеется, ко всей твоей семье.