Когда я вернулась, Роджер уже был дома. Он извиняющимся тоном сообщил, что полностью выдохся, и спросил, не могла бы я пообедать в одиночестве, пока он поспит.

– Нет проблем. Я спала весь день.

Я помогла ему лечь. Он заснул, когда я выходила из комнаты.

Я надела тёплое белье и как можно больше свитеров, затем отправилась обратно на Лейк-Шор-Драйв, чтобы забрать машину со стоянки. Ветер с озера пробирался под свитера и белье.

Завтра куплю себе в магазине военно-морского обмундирования теплую куртку. Это уж точно.

Интересно, как насчет слежки, которой грозился Бобби? Пока я шла к своей машине, хвоста не было. Посмотрев в зеркало заднего обзора, я не заметила никаких подозрительных машин. И, конечно, никто не будет слоняться по улице в такой ветер. Я решила: должно быть, это была пустая болтовня или кто-то воспротивился Бобби.

«Омега» завелась только после долгого ворчания. Мы сидели и обе тряслись от холода: машина отказывалась нагреваться. После пятиминутного разогревания в конце концов заработало сцепление.

Боковые улицы все еще были завалены снегом, но на Лейк-Шор-Драйв было чисто. Сделав несколько рывков, машина быстро поехала на север. На Монтроуз обогреватель наконец-то проснулся. На Эвансон я перестала дрожать и смогла, наконец, обратить внимание на поток машин и состояние дороги.

Ночь была ясной. Пробок на дорогах не было. Я повернула на Кроуфорд-авеню и к семи добралась до дома дяди Стефана. Прежде, чем выйти из машины, я засунула револьвер за пояс джинсов, где он врезался в живот, – надетые на мне свитера не позволяли держать кобуру под мышкой.

Насвистывая сквозь зубы, я нажала на звонок. Никакой реакции. Несколько минут я тряслась от холода у входа в дом, потом снова позвонила. Мне и в голову не приходило, что его может не быть дома. Конечно, я могла бы подождать в машине, но обогреватель плохо работал.

Я стала нажимать на другие звонки, пока кто-то не впустил меня – единственный человек в доме, не боящийся грабителей и насильников.

Квартира дяди Стефана находилась на четвертом этаже. Поднимаясь наверх, я встретила хорошенькую женщину, которая спускалась с ребенком в коляске. Она с любопытством взглянула на меня:

– Вы к мистеру Хершелю? Я все думала, не зайти ли к нему, – меня зовут Рут Сильверстейн, я живу на той же площадке. Когда я в четыре часа иду с Марком гулять, он обычно выходит из квартиры и дает нам какие-нибудь сладости. Но сегодня я его не видела.

– Может быть, он вышел?

В свете лестничной лампочки я увидела, что она покраснела.

– Видите ли, я сижу одна с ребенком, возможно, поэтому уделяю соседям больше внимания, чем следует. Обычно я слышу, когда он уходит, – он ходит с тростью, понимаете, и постукивает ею на лестнице.

– Спасибо, миссис Сильверстейн.

Нахмурившись, я преодолела последний лестничный пролет. У дяди Стефана хорошее здоровье, но ему восемьдесят два года. Имею ли я право вламываться к нему? А может быть, это мой долг и обязанность? Интересно, что бы сказала Лотти?

Я громко постучала в массивную дверь. Приложила к ней ухо. Ни звука. Нет, какой-то неясный шумок. Телевизор или радио. Черт возьми!

Перепрыгивая через две ступеньки, я спустилась вниз, заложила перчаткой входную дверь, чтобы она не закрылась, и пробежала по скользкой дорожке к «омеге». В «бардачке» лежали мои отмычки.

Бросившись обратно к дому, заметила, что миссис Сильверстейн и Марк вошли в маленький овощной магазинчик в конце квартала. У меня было десять минут, чтобы открыть дверь.

Секрет открывания чужих дверей состоит в том, чтобы расслабиться и положиться на чутье. У дяди Стефана было два замка – один простой, второй автоматический. Сначала я приступила к простому замку. Он щелкнул, и я с раздражением поняла, что он был открыт. Теперь я только усложнила себе задачу. Стараясь дышать ровно, я решила начать по новой.

Однако как только замок вернулся в прежнее состояние, я услышала на лестнице шаги миссис Сильверстейн. По крайней мере, я определила по звукам, что это была она: кто-то разговаривал с ребенком о вкусном цыпленке, которого принесет папочка, когда придет вечером с собрания. Коляска громыхала по направлению к четвертому этажу. Наконец нижний замок щелкнул, и я оказалась в квартире.

Я прошла мимо большого зонта, стоявшего в углу богато обставленной гостиной. В свете настольной лампы я увидела дядю Стефана лежащим на столе, зеленое покрытие которого окрасилось в бурый цвет от растекшейся крови.

– О Боже! – пробормотала я.

Щупая пульс, я думала лишь о том, как разозлится Лотти. Невероятно, но пульс еще бился. Опрокидывая стулья и подставочки для ног, я выбежала на лестницу и что есть силы забарабанила в дверь миссис Сильверстейн. Она открыла сразу же – на ней все еще было пальто, а ребенок сидел в коляске.

– Вызовите «Скорую помощь»! Как можно скорее! Он серьезно ранен.

Она деловито кивнула и пропала в глубине квартиры. Я вернулась к дяде Стефану. Сдернув одеяла с аккуратно заправленной кровати в спальне напротив кухни, я завернула его, аккуратно уложила на пол и, подняв его ноги на резную кожаную подставку, стала ждать. Ждать.

Миссис Сильверстейн вызвала «Скорую помощь». Услышав о большой потере крови, они взяли с собой необходимые препараты – плазму и глюкозу. Сказав, что больного отправят в больницу «Бен-Гурион-Мемориал» и сообщат о происшедшем в полицию, меня вежливо попросили подождать в квартире.

Как только дядю Стефана увезли, я позвонила Лотти.

– Ты где? – сразу же набросилась она. – Я прочитала про пожар и пыталась до тебя дозвониться.

– Это может подождать. Я по поводу дяди Стефана. Он серьезно ранен. Не знаю, выживет ли. Его повезли в «Бен-Гурион».

Долгая пауза на другом конце, затем Лотти очень тихо спросила:

– Ранен? Из револьвера?

– Нет, мне кажется, ножевое ранение. Он потерял много крови, но сердце не задето. Когда я его нашла, пульс прощупывался.

– И когда это было?

– Около десяти минут назад... Я не звонила, чтобы сперва узнать, куда его повезут.

– Понятно. Поговорим позже.

Она повесила трубку, а я все еще таращилась на телефон. Потом, в ожидании полиции, начала слоняться по гостиной, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Через несколько минут мое терпение иссякло. В ящике в сиальне я разыскала пару перчаток. Они были на несколько размеров больше, чем надо, но зато я могла теперь спокойно работать, не боясь оставить отпечатки на бумагах, лежащих на столе. Я перерыла все, но не нашла вообще никаких акций – ни поддельных, ни настоящих.

Комната, заставленная мебелью, наверняка имела тайники. Поверхностный осмотр ничего не дал. Внезапно мне пришла в голову мысль, что если дядя Стефан сделал фальшивые акции, то где-то тут должны находиться предметы, которые полиции не следовало бы видеть. Я ускорила поиски и нашла в плите пергамент, формы и другие инструменты. Я завернула все в бумагу, положила в сумку и направилась к миссис Сильверстейн.

Она открыла дверь раскрасневшаяся, волосы растрепались от жары – видимо, что-то готовила.

– Простите, что снова вас беспокою. Мне придется подождать полицию, и потом я наверняка отправлюсь с ними в участок. Племянница мистера Хершеля приедет попозже, чтобы забрать кое-какие вещи. Вы не возражаете, если она зайдет к вам и заберет эту сумку?

Она была рада помочь.

– Как он? Что произошло?

Я покачала головой:

– Не знаю. Врачи «Скорой помощи» ничего не сказали. Но пульс ровный, хотя и слабый. Будем надеяться на лучшее.

Она пригласила меня на чашечку кофе, но я подумала: лучше, если у полиции не будет возможности связать нас друг с другом, и решила подождать их на лестнице.

Наконец приехали двое мужчин средних лет, оба в форме с оружием наготове. Увидев меня, они приказали положить руки на стену и не двигаться.

– Это я позвонила вам. Я так же удивлена, как и вы.

– Вопросы будем задавать мы, милашка. – У говорящего был отвисший живот, который скрывал портупею. Он грубо обыскал меня и без труда обнаружил револьвер. – У тебя есть на него разрешение, мартышка?