— Мои карпы! — яростно завопил Первый лорд банков. — Ты хоть представляешь, сколько они стоят?

— Да уж, несомненно, больше, чем твоя жалкая жизнь! — ответил Министр. — За это ты у меня попадешь в менструальные колодцы!

Как по команде, имперские воины подняли руки, и шелк из их ладоней образовал огромную паутину, которая на миг зависла над особняком, а потом опустилась на крышу. Первый лорд банков успел лишь издать сдавленное восклицание.

Черные нити стали быстро свиваться вокруг здания в хитрый узор, как при детской игре в корзиночку. Министр поднял руку. Темной тенью мелькнула молния, знак отмененных чар, и фигура Первого лорда с воплем рухнула с балкона в бурлящие воды пруда.

Вскоре особняк уже походил на гигантское насекомое, запутавшееся в огромной паутине и готовое к тому, чтобы из него высосали кровь. Министр эпидемий издал негромкий смешок и вытер влажные губы. Он щелкнул пальцами в сторону императорских стражников, четверо из которых рысцой подбежали к нему и подняли на свои костистые плечи. Они быстро понесли Министра эпидемий обратно по дорожке, а особняк остался стоять позади них молчаливым коконом.

Вестник Фань говорил на древнем диалекте гуй-лаофан, с которым Инари была едва знакома. Она старательно вслушивалась и пыталась понять, что это существо невнятно шептало на ухо женщине со шрамами, но смогла разобрать лишь пару слов. Одно из них было «опасность», а второе — «смертельный». Инари это совсем не обнадежило, к тому же ей не понравилось замкнутое, сосредоточенное выражение лица Фань. Она невольно вспомнила у эй, громадного, плывущего над городом, как туча, в поисках ее самой, такой крохотной, и ее захлестнула волна жгучего желания вернуться на плавучий домик и беспокоиться лишь о том, будут ли у нее гореть ноги, когда она отправится на рынок.

— Инари, — проговорила Фань, и лицо ее ничего не выражало, — похоже, нам все-таки не понадобится посылать весть на Землю. По словам моего вестника, сюда, в Ад, явился из того мира какой-то человек. Это мужчина, не молодой и не старый, который когда-то пользовался расположением богини Гуаньинь. Твой муж.

Инари вдруг осознала, что ее обуревают два противоречивых чувства: ужас и облегчение.

— Чэнь Вэй здесь? — прошептала она. — Давно?

— Нет, недавно. Он здесь не больше дня. Мой вестник навел справки. Твой муж приходил к твоему брату, а потом на него напали.

Инари в ужасе уставилась на нее, а Фань продолжала:

— Извини. Это было бестактно с моей стороны. Он не убит, Инари, и даже не тяжело ранен. На него напала шайка духов-танцоров, но кто-то спас его.

— Кто?

— Вестник не знает. Он говорит, что его спас кто-то из твоего племени, некий демон, но непонятно, кто он и почему это сделал.

Инари отметила эту оговорку: твоего племени. «Значит, сама Фань не демон. Кто же она тогда?»

— Где он сейчас?

— Вестник не знает. Инари, — произнесла Фань с ясно различимой предупредительной ноткой, — ты сказала, что покинешь Чэня и останешься здесь, в своем мире, чего бы это тебе ни стоило, чтобы не подвергать его еще большей опасности. Ты по-прежнему так считаешь?

Инари взглянула на нее. Лицо женщины со шрамами оставалось спокойным, как море летом, но взгляд ее странных глаз был просто бездонным. Инари вдруг показалось, что от ее ответа зависит судьба всей Вселенной.

Вспомнился плавучий домик и маленький мирок, который всего лишь год составлял ее собственную жизнь: ветерок с моря, свет, падавший на многоэтажные дома города утром, перед самым рассветом. Сложный, полный перемен, такой разный мир, непохожий на постоянные грозы и ветер Ада. Мир, где можно быть другой, не скованной правилами поведения, древними и иссохшимися, как старые кости.

Потом она стала думать о самом Чэне, призывая на память все образы и воспоминания, которые гнала от себя с тех пор, как вернулась в Ад. Как он медленно просыпался, как тщательно готовил чай, как молчал, когда нужно. Как никогда не критиковал ее стряпню, даже когда все было пережарено до хруста на зубах, а он приходил домой поздно. Он никогда не поднимал шум из-за пустяков. Как трудно было найти объяснение тому, что некоторые вещи казались ему смешными — слово, услышанное по радио, птица, неловко нырнувшая в море, — и он сидел себе» молча покачиваясь. Во всех старинных рассказах про любовь, которые Инари читала запоем, когда была молодой, слова «смешно» вроде бы никогда и не встречалось. Любовь всегда оказывалась мрачной, серьезной, таинственной и трагической, но никогда — обычной. «А вот моя любовь к Чэню была обычной, — думала теперь Инари, — и именно поэтому такой особенной, и я не могла снова и снова подвергать его страданиям. Он должен вернуться назад без меня и найти себе человека, с кем он мог бы жить нормальной жизнью».

— Я не передумала, — сказала она, и ее голос прозвучал как дуновение ветерка в полостях пещеры. — Я останусь здесь, в Аду, и брошусь в лапы у эй, если придется. — Она помолчала, бросив взгляд на непроницаемое лицо Фань. — Но я хочу сказать ему это сама. Он не должен рисковать здесь собой. Я должна найти его. Я должна отослать его домой.

Почему-то Инари считала, что последуют возражения, но Фань лишь склонила голову. Она стала неподвижной, как камень, неподвижной настолько, что ее маленький безглазый вестник встревожился и стал трогать ее за плечо беспокойными коготками.

— Фань? — окликнула ее Инари, и женщина со шрамами наконец подняла голову. Лицо ее было исполнено усталости, и в обоих глазах, в красном и сером, стояли слезы. — Что случилось? — спросила ошеломленная Инари, но Фань лишь пробормотала:

— Ничего... Инари, если отправляться на поиски твоего мужа, нам придется вернуться в город, но мы не можем пойти туда тем же путем, каким пришла ты. Нам нужно найти путь, который сразу не отыщут у эй.

— Я такого пути не знаю. Единственная дорога, известная мне дорога, — та, по которой я пришла.

Фань неожиданно улыбнулась, и это тут же напомнило Инари о Чэне.

— Я так и думала, — спокойно проговорила женщина со шрамами. — Но зато я знаю выход: это старая тропа, и по ней мало кто ходит. Она ведет в город из этих холмов.

— Не будет ли и она опасна? — спросила Инари, вспомнив об у эй, извивающемся в грозовом небе у нее над головой.

— Да, она опасна, но опасность не в том, о чем ты думаешь. Эта тропа ведет под землю, Инари, уходя глубже и глубже. И проходит через нижние уровни Ада.

От кустов в полуночном саду Первого лорда у Чэня появилась сыпь. Кожу рук покрыло множество болезненных рубцов, начался жар, и инспектору стало совсем плохо. Чжу Ирж хоть и сочувствовал, но мало чем мог помочь.

— Мне действительно очень жаль, — как бы извиняясь, говорил демон. — Боюсь, такого таланта врачевателя, как у вас, у меня нет — да и, честно говоря, никогда особенно к этому не тянуло. Может, пройдет.

— Может быть. — вздохнул Чэнь. — Что ж, по крайней мере, я еще живой. Как мне кажется.

После фиаско с особняком они быстро нашли поблизости убежище. Им, как ни странно, оказалась чайная, владельцем которой был суровый, небольшого роста демон в фартуке. Судя по остальным немногочисленным посетителям, задавать вопросов в этом заведении не любили. Чжу Ирж нашел кабинку в углу подальше от окон, откуда была видна дверь, и заказал чайник зеленого чая «Черный порох».

— Надо же, такая неудача, — пробормотал он. Как тиканье часов, раздавалось расстроенное постукивание кончика его хвоста по железному полу. — Вот уж никак не ожидал, что само жилище моего шефа упакуют, как праздничного цыпленка... Тем более что там еще был и сам хозяин.

— Та же история, что и с Таном. Похоже, воровать целыми зданиями — фирменный стиль Министерства эпидемий, — проговорил инспектор, отхлебнув горячего чая.

Напиток был горький, и Чэнь вспомнил, что у него уже больше суток ни крошки во рту не было, однако что-то есть в Аду он считал делом рискованным. В усталом мозгу то и дело проскакивали мысли об Инари. Он даже не заметил, что произнес ее имя вслух, пока не поднял глаза на демона и не увидел направленный на себя внимательный взгляд.