Несколько овладев собой, я пополз к лестнице, пробираясь среди обломков полок и рассыпавшихся по полу свитков и книг и надеясь спуститься вниз, в кабинет Лессека.

Мне это удалось. И я увидел, что все находившиеся там люди мертвы. Тела их были страшно изломаны и разбросаны по всей комнате, словно сметенные диким ураганом, какие случаются в период двойного полнолуния. Не хватало лишь тела Пикан. Одного из моих верных помощников я обнаружил на каменном полу у самых дверей: это был рослый молодой человек по имени Харрен Бонн, сын фалканского фермера. Сила, заключенная в Нераке, убила его, видимо, как раз перед тем, как ей удалось сломить заклятие, запиравшее дверь. Ноги и руки Харрена были вывернуты таким неестественным, непристойным образом, что я хотел оттащить его к стене и прислонить к ней, чтобы придать ему более приличествующую мертвому позу, но, лишь коснувшись его, я почувствовал, что тело его колышется, точно желе. Вряд ли у него уцелела хоть одна косточка...

И я беспомощно заплакал, оставив его лежать в прежней позе. Я по-прежнему видел все вокруг сквозь ту кровавую пелену, которую я совсем позабыл стереть с лица, и сколько бы я еще ни прожил на свете, хоть тысячу двоелуний, Харрен Бонн навсегда останется в моей памяти кроваво-красным.

Голос Гилмора дрогнул.

Гарек встал, пересел поближе к своему другу и наставнику и, желая его немного успокоить, обнял за плечи.

Гилмор благодарно ему улыбнулся и, немного помолчав, продолжил свой страшный рассказ:

— Спускаясь на нижние этажи замка, я повсюду видел следы страшной резни. Мне раньше это слово — резня — даже и в голову-то приходило нечасто. Во всяком случае, для меня это было просто слово. Но когда оно обрело плоть, то стало поистине жутким, неописуемо жутким, и я очень надеюсь — и стану молить об этом всех богов Северных лесов, — чтобы вам никогда не пришлось испытать такое. На каждом шагу мне попадались тела сенаторов; многие из них с виду были целехоньки — если не считать открытой раны на запястье, — и я все пытался успокоить себя, без конца повторяя: «Они, должно быть, просто спят». Те же, кто вступил в бой, были разорваны в клочья. Я, наверное, целый авен собирал разбросанные повсюду руки, ноги, пальцы, уши... Мне хотелось, чтобы каждый из погибших обрел Вечный покой в целости. Каменный пол был залит кровью. Порой мне удавалось отыскать лишь отдельные небольшие фрагменты тел — это были тела тех людей, которых я так хорошо знал, с которыми виделся еще сегодня утром, тела ученых, великих магов, моих коллег. Тела настоящих людей. Тела моих друзей...

Выйдя на галерею, проходившую над нашим главным залом, я наконец увидел Пикан. Она стояла, опершись локтями о перила, и смотрела куда-то вниз, в темноту. На щеке ее зияла страшная рана; даже в темноте было видно, что у нее, по сути дела, отсутствует пол-лица. Пряди ее прелестных льняных волос падали прямо в открытую рану, протянувшуюся от уха до подбородка. Одежды с нее сорвало взрывом, и на ней остались только короткие штанишки, слишком короткие, чтобы спасти от зимней стужи, царившей в замке.

И тут она повернулась ко мне, и я сразу понял, что проснувшиеся в моей душе страшные подозрения не лишены оснований.

«А, Фантус, привет! — Пикан говорила голосом Нерака. — Не хочешь ли к нам присоединиться? »

Она приподняла руками свои груди и принялась их ласкать так, как это делает мужчина в порыве страсти.

«Нам, правда, и вдвоем не скучно, но мы можем потесниться».

Это Пикан сказала уже своим собственным голосом, но я успел понять, что она мертва. Нерак, должно быть, проник в ее тело за мгновение до того, как она погибла, и теперь дергал ее душу за ниточки, как кукловод, удерживая несчастную на расстоянии одного последнего вздоха от вечного покоя.

Я стер с глаз кровавую пленку и увидел, что Пикан медленно движется ко мне. Я крепче стиснул рукоять клинка, и мне показалось, что я смогу с ним сразиться, выстоять и даже, возможно, победить.

Гилмор умолк и довольно долго смотрел поверх костра во тьму, что повисла над рекой Эстрад. Затем продолжил:

— Но я ничего этого не сделал. Страх одержал надо мною верх, и я бежал, как перепуганный ребенок. Бросив свой меч к ногам Пикан, я со всех ног бросился от нее по галерее и, добежав до ее дальнего конца, громко выкрикнул заклятие, открывающее окна. Окна распахнулись с такой силой, что сорвались с петель, и я головой вперед, ни секунды не колеблясь, бросился в ночной мрак. Последнее, что я услышал, прежде чем ударился о землю, это голос Нерака и его демонический хохот, вырывавшийся из окровавленных уст Пикан.

При падении я вывихнул плечо и лодыжку, но что значили эти телесные страдания, когда душа моя умирала! Я лишь огромным усилием воли заставил себя жить дальше и больше никогда не брал в руки оружия. А затем я на все девятьсот восемьдесят двоелуний погрузился в изучение магии — в точности как когда-то Нерак.

Я думаю, что в ту ночь он, захватив ключ Лессека и дальний портал, отправился на юг, в Рону. Там он погубил принца Маркона и большую часть его родственников, потомков короля Ремонда, затем, как можно предположить, он посетил Колорадо и спрятал то единственное оружие, которое способно его уничтожить, в сейфе того банка, где ты, Стивен, теперь работаешь.

Я полжизни ждал возможности добраться до ключа Лессека. И теперь, когда он может стать вполне для нас достижимым, я непременно воспользуюсь им, чтобы уничтожить ту силу, что безжалостно погубила моих друзей и посеяла в Элдарне страх и смерть.

И Гилмор, закончив свой длинный рассказ, вновь раскурил трубку, улыбнулся своим молодым друзьям и побрел к своей постели, которую устроил на берегу реки. Более никто из сидевших у костра не проронил ни слова. Слишком многое им нужно было осознать.

Стивена разбудил шум бегущей рядом реки, и, проснувшись, он почувствовал, что все тело у него затекло. Он повернулся на другой бок и, не задумываясь, посмотрел на часы. Но часов на запястье не оказалось, и Стивен не сразу вспомнил, что он еще два дня назад подарил их Гареку. Приподняв голову, Стивен увидел, что Марк уже встал и умывается, присев на корточки у воды.

— Который час? — спросил у него Стивен, не вставая.

— Не знаю, — ответил Марк, продолжая плескать себе в лицо холодной водой. — Здешнее время заставляет мои биологические часы вести себя так, словно я пьяный турист, приехавший в Памплону. В общем, солнце уже встало, так что, наверное, и день наступил.

— До чего ты проницательный! — проворчал Стивен, сел, протер глаза и огляделся.

Бринн заливала остатки вчерашнего костра речной водой из котелка, а больше поблизости никого не было.

— Куда все подевались? — спросил Стивен, натягивая через голову чистую рубаху.

— Доброе утро, Стивен. — Бринн махнула ему рукой и подошла ближе. — Они пошли проверить, много ли народу на Торговой дороге. Она отсюда совсем близко, и они опасаются, что там могут быть солдаты, которых направили на север — нас искать.

— Потрясающе. А я-то считал, что мы еще денек будем улепетывать без оглядки, спасая собственные жизни. Я уже как-то и привыкать начал к такому темпу.

Он, покряхтывая, поднялся и тоже пошел умываться на реку.

— Кстати, — крикнула ему вслед Бринн, — до полудня еще целых два авена.

— Ты слышал, Марк? — сказал Стивен. — Значит, сейчас где-то около семи.

— Ага. Начальные классы как раз к первому уроку готовятся. — Марк выпрямился и вытер лицо своей футболкой. — Пари держу: мой заместитель в данную минуту как раз бьется над темой «Промышленная революция».

— Ладно, ты по этому поводу особенно-то не переживай, — подмигнул ему Стивен. — Если все получится более-менее нормально, ты попадешь домой как раз вовремя, чтобы успеть рассказать своим любимым ученикам о Ялтинской конференции.

— Это было бы отлично. — Марк оглянулся. — А что у нас на завтрак?