– Руфус, мне нужна лошадь, я хочу прокатиться.

Старый римлянин посмотрел на госпожу долгим взглядом, потом кивнул:

– Да, миледи. Вы можете взять Савил. Она довольно покладиста и к тому же нуждается в разминке.

Через несколько минут Руфус вывел оседланную кобылу. Он помог королеве сесть в седло, и она направилась к воротам.

Едва часовой услышал о желании госпожи, как на лице его появилось то же выражение, что и на физиономии конюшего. Немного помедлив, он все же спустился вниз.

– Вам надо взять с собой провожатого, – сказал часовой, налегая на ворот, которым открывались тяжелые ворота, – Мэлгон требует, чтобы с вами была охрана, когда бы вы ни вышли из крепости.

– Я не поеду далеко. А если буду ждать, пока ты найдешь мне провожатого, то наверняка пропущу рассвет. – Глаза Рианнон смотрели умоляюще, и стражник лишь вздохнул:

– Что ж, езжайте, только поскорее возвращайтесь. Если король узнает, что я вас так просто отпустил, он свернет мне шею.

Она пустилась вскачь по тракту, пролегавшему вдоль реки, от которой почему-то пахло болотом. На берегу расселись чернокрылые чайки и прочие водяные птицы, не улетающие па миму к теплые края. Вскоре всадница резко повернула коня и направились к серевшему на отдаленных холмах лесу. В последнее время она стала заметно лучше держаться в седле, вот и решила сегодня воспользоваться столь полезным навыком, чтобы успеть побыстрее обернуться. До того момента, как Мэлгон пробудится и заметит ее отсутствие, оставалось совсем немного времени.

Лес выглядел уныло и однообразно, если не считать темневших кое-где на общем сером фоне елей. Привязав кобылу к старой ольхе, Рианнон пешком направилась в чащу. Восходящее солнце уже начинало прогревать сырой утренний воздух, но все равно приходилось идти очень быстро, чтобы не замерзнуть. Увидев россыпь красных ягод клюквы, теперь уже высохших и принявших цвет запекшейся крови, она припомнила, как проходила по этим местам вдвоем с Мэлгоном. Тогда стояла осень, под бронзовыми солнечными лучами лес переливался яркими красками пожелтевшей листвы. Теперь же он представлял собой унылую картину, написанную на белом фоне снежных холмов темной вязью голых ветвей и их тенями; а под ногами при каждом шаге шуршал ковер из мха и сухих трав.

Женщина зашагала медленнее, ощущая, как ее со всех сторон обступили лесные божества: Неметома – богиня деревьев, Уиска – олицетворение весенних ручьев, отважный бог-олень Керрунос. Она склонила голову и прошептала молитву всем этим духам, прося у них поддержки.

Наконец Рианнон приблизилась к огромному дубу, под которым они некогда лежали с Мэлгоном. Листья, служившие им постелью, теперь разлетелись по ветру, а ветви уже совсем оголились. Сквозь зябкую крону сочился бледный холодный утренний свет. При воспоминании о том дне слезы наполнили ее глаза. В тот раз их близость превратилась в изысканнейшее колдовство. В такие моменты для нее на белом свете не существовало ни единой живой души, кроме Мэлгона, прекрасного, страстного и нежного Мэлгона. В его объятиях она сумела забыть о Алевеноне и о Моргание, и о Рине, и вообще обо всем, что когда-либо ее тревожило.

Любовь к мужу, острая, как боль, разливалась в ее крови. Рианнон так долго отворачивалась от правды. А правда заключалась в том, что решение молчать она приняла лишь ради себя самой. И все же она не осмелится носить его ребенка. Родив дитя, королева тем самым дала бы новую жизнь нависшему над обоими супругами горю: сама она выросла нелюбимым, нежеланным выродком, а Мэлгона до сей поры тяготило воспоминание о предательстве, которое оставило неизлечимую рану в его душе.

Рианнон вновь деловито зашагала по лесу, не уставая внимательно осматривать каждый кустик в подлеске. То тут, то там она останавливалась, чтобы ножом раскопать сухую листву и увядшие травы, укрывавшие землю. Несмотря на холодный воздух, пот струился по ее лбу.

Однажды Алевенон упоминал, что корни вонючей мари помогают предотвратить беременность. Рианнон гораздо меньше знала о свойствах этого растения, чем, скажем, о руте или семенах дикой моркови, однако в это время года особенно выбирать не приходилось. Хорошо бы найти достаточное количество хоть какой-то травы, чтобы пережить эту зиму.

Она почувствовала облегчение, обнаружив под бурыми листьями несколько фиолетовых черенков. С помощью ножа удалось выкопать и отрезать яркий корень. Она понюхала его и сморщила нос от едкого запаха тухлой сельди.

Да, как раз то, что надо. Неудивительно, что это растение насыпают вонючей мармо.

Алевенон говорил, что се коренья отваривают в вине, чтобы получить нужное зелье. Кажется, принимать его надо ежедневно, хотя Рианнон и не могла бы сказать с уверенностью. Конечно, опасно пользоваться незнакомым снадобьем, однако у нее не было выбора. Даже рискнуть собственной жизнью все-таки лучше, чем понести.

Рианнон собрала побольше искомых корней, сложила добычу в кожаную суму и закрепила свою поклажу у пояса. Задача была выполнена, и знахарка заторопилась к лошади, Страстно желая поспеть в Диганви, прежде чем Мэлгон заметит ее исчезновение.

Вернувшись на опушку, королева укрепила суму на седле, взобралась на кобылу и направилась к крепости.

Туман в долине рассеивался, и всадница ощутила, как под ее плащ проникает холодный воздух. Поднявшееся из-за горизонта солнце сразу же скрылось за облаками; предстоял еще один сумрачный, промозглый зимний день.

Мэлгон стоял на сторожевой башне, вглядываясь вдаль. Он рано поднялся, чтобы проведать Рина. Обнаружив, что Рианнон нет в спальне, король не стал немедленно бить тревогу. Но потом, наткнувшись во дворе на Руфуса и узнав, что королева катается верхом Одна, Мэлгон помчался к воротам крепости с твердым намерением прибить дежурного часового за ослушание. Лишь после того как тот объяснил, что Рианнон умоляла отпустить ее одну, король стал понемногу остывать. Его отношениях женой и без того уже осложнились до предела. Так зачем же усугублять их наказанием охранника, внявшего ее настойчивым уговорам? Поэтому Мэлгон отпустил часового, хотя и не пожалел гневных интонаций, в нескольких словах объяснив своему подданному, что в следующий раз за нарушение приказа он собственноручно спустит с него шкуру.

Итак, стоя на сторожевой башне, Мэлгон напряженно вглядывался в серый сумрак. Он знал: Рианнон могло грозить все что угодно. В конце концов, не так уж трудно сбиться с дороги и заблудиться. Да и волки, спустившиеся с гор, вполне способны напасть на беззащитную женщину. К тому же сохранялась и опасность ее похищения одним из врагов Мэлгона.

Вот если через несколько минут она не покажется, то он сам отправится на поиски.

Король посмотрел в другую сторону, и сердце екнуло в груди при виде приближавшегося к крепости всадника. Он стремительно сбежал по лестнице, вскочил на коня и, миновав ворота, помчался навстречу жене.

Увидев его, она придержала свою кобылу.

– Рианнон, где ты была?

– Каталась, – ответила королева.

Она смотрела на мужа так задумчиво и виновато, что он не мог на нее сердиться.

– Если бы ты разбудила меня, я с удовольствием составил бы тебе компанию.

Рианнон улыбнулась:

– Обязательно. В следующий раз.

При этих словах Мэлгон едва не задохнулся от счастья. Ведь столько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз дала понять, что рада его видеть.

Супруги въехали в крепостные ворота, и многие из тех, кто видел своих короля и королеву, так рано возвращающихся с утренней прогулки, многозначительно улыбнулись. В конюшне Мэлгон помог жене слезть с запыхавшейся лошади. Потом наклонился и поцеловал ее. К его великому удивлению, губы жены гостеприимно раскрылись ему навстречу. Кровь вскипела в жилах короля, и он уже не мог оторваться от своей королевы. Он упивался сладостной влагой ее губ, влагой, которой был лишен так долго. Вкус оставался все тот же, будоражащий пьянящий.

– Рин уже встал и побежал играть, – сказал король, выпуская жену из объятий. – Таффи сама перевязала его. И сказала, что рана «выглядит почти как новая». Ты хочешь сейчас взглянуть на него или присоединишься к нам за завтраком?