– Но, отец, прошу тебя... – зашептала она, склонившись над пожелтевшим, похожим на скелет человеком, лежавшим подле нее.

Фердик резко оборвал ее;

– Отец? – Он отрицательно покачал головой. – Я не отец тебе. Хотя в свое время мог бы стать причиной твоего появления на свет – ведь я не раз переспал с Эсилт. Но однажды, поссорившись со мною, твоя матушка рассказала мне о той ночи, когда ты была зачата. В тот раз она взяла с собой в постель сразу двоих, но заметь: меня среди них не было.

Фердик устало вздохнул и продолжил:

– Никто не смог бы догадаться – ведь у тебя оказался подходящий цвет волос, и этого было достаточно. Вот если бы родился мальчик, то не знаю, согласился бы я признать его. Но дочь... – Он сделал безразличный жест своей исхудавшей рукой, – дочь – это почти что ничего. Во всяком случае, если она недурна собой и послушна, то какая разница.

– Но мой настоящий отец... Эсилт говорила, кто он?

– Один из тех молодцев, что ночевали в ее компании, был крепким воином, крупным и темноволосым. Второй – молоденький раб-ирландец. Она занималась им, пока тот, другой, смотрел на эту сцену. Мальчик впервые был с женщиной, и Эсилт потом вспоминала, что после они с темноволосым долго смеялись над ним, потому что он был весьма неуклюж.

– Хватит, – прошептала Рианнон. – Я не хочу больше ничего слушать.

Фердик кивнул:

– Я не могу винить тебя за то, что ты не желаешь знать остальное, но об этом легко догадаться. Поскольку тот ирландский раб не был настоящим мужчиной, то большего от него и не следовало ожидать. Своим маленьким ростом ты обязана именно ему.

Рианнон долго смотрела на огонь. Она уже подумала, что Фердик заснул, но, поглядев на него, обнаружила, что умирающий вполглаза следит за ней.

– Неудивительно, что ты так мало обо мне заботился, – с горечью проговорила женщина. – Я ведь не твоя, я для тебя – чужой ублюдок... порожденный рабом.

– Ах, Рианнон, не терзай ты себя этим. Ведь ты получила от того ирландца неплохое приданое: симпатичное личико и кроткий нрав, какой и подобает женщине. А что до моих к тебе чувств... если б ты и была моей дочерью, это ровным счетом ничего бы не изменило. Как и все мужчины, я ждал сыновей. – Он протянул костлявую руку, словно собираясь дотронуться до дрожащей Рианнон. – Если это так важно для тебя, то учти: Эсилт заботилась о тебе, как, наверное, никогда больше ни о ком не пеклась в этом мире. Ее мучило сознание того, что она никогда не сможет назвать тебя своей дочерью. Когда Эсилт поняла, что умирает, она прислала мне письмо, в котором умоляла только об одном: исполнить ее заветную мечту – выдать тебя замуж за Мэлгона. Она чувствовала, что ты ему понравишься.

Лицо Фердика исказилось от боли.

– И я уважил ее последнюю волю, но так и не смог уйти в могилу с этой страшной тайной на совести. – Глаза его чуть расширились, и их блеск, похожий на сияние драгоценных камней, понемногу начал затухать. – Я сказал тебе все. А теперь посиди рядом со мной, как положено дочери.

Ошеломленная почти до обморока, Рианнон машинально протянула руку и сжала костлявые горячие пальцы умирающего.

– Боже мой, что же с нею случилось?!

Стоя возле палатки, в которой спала Рианнон, Бэйлин лениво ковырял свежевыпавший снег носком сапога. Он поднял взгляд на Элвина.

– Одним богам известно, – отозвался тот. – Но, наверное, что-то ужасное. То, что беспокоит Рианнон, гораздо сильнее обычной скорби по усопшему отцу. Мне вовеки не забыть выражения ее лица, когда она выходила из покоев Фердика... – Воин недоуменно пожал плечами.

Бэйлин запустил пятерню в свою густую бороду, которую отращивал специально на зиму.

– Говорят, иногда, покидая тело умирающего, душа, подобно урагану, проносится по комнате. Мне тоже стало бы от этого не по себе.

Элвин кивнул.

– А ведь когда Фердик умер, Рианнон сидела подле него и держала отца за руку.

Бэйлин снова ковырнул снег носком сапога.

– Но что подумает обо всем этом Мэлгон? Он приказал нам беречь ее... а как мы привезем ему такую жену?

Бледная как приведение, бормочущая что-то непонятное с отсутствующим диким взглядом... Я так ничегошеньки и не понял из ее бессвязного лепета, понял только, что просит увезти ее поскорее из Катрайта. И это еще одна неприятность. Ведь Мэлгон приказал разузнать о будущем претенденте на бригантский престол, а у нас даже на это не хватит времени. Впрочем... – Бэйлин вздохнул и снова посмотрел на Элвина. – Если бы король был сейчас здесь и видел лицо Рианнон, он бы поступил точно так же, как мы. Ведь можно потом вернуться, чтобы как следует и не торопясь все выведать.

– Еще одна зимняя поездка, и Гвеназет просто выйдет из себя, – угрюмо пробурчал Элвин. – Эти мои неурочные путешествия гораздо сильнее действуют на нее, чем военные походы. Она говорит, что не может спать спокойно, когда я так далеко, да еще в такую непогоду.

Бэйлин глянул на пасмурное, неприветливое небо.

– А нынешняя зима обещает быть суровой, я бы тоже предпочел переждать ее в Диганви. – Он повел широкими плечами. – Клянусь, каждый дюйм моего тела болит от всех этих ночей, проведенных на холодной земле.

– Тогда пошли спать, – устало произнес Элвин. – Завтра – дальний путь.

Мужчины вошли в палатку и заняли свои места по обеим сторонам от Рианнон и ее рабыни. Несколько раз за ночь королева будила всех своими стонами и беспокойными метаниями в ночных кошмарах. Однажды она позвала Эсилт, и оба воина резко вскинули головы, чтобы переглянуться, но в кромешной тьме палатки им это не удалось. И они ни словом не обмолвились о происшедшем – ни ночью, ни на следующее утро.

– Вернулись? Так быстро? – Мэлгон удивленно посмотрел на входящих в комнату совета Бэйлина и Элвина. В Это время он был поглощен подсчетом зимних припасов и потому не слышал, как часовой приказал страже открыть ворота.

– Да, милорд. – Элвин устало опустился на скамью напротив своего короля. – Фердик умер в тот день, когда мы приехали. Едва отдохнули наши кони, мы пополнили запасы провизии и сразу же двинулись в обратный путь.

– Что ж, так быстро все решилось? Кто же новый король бригантов?

Бэйлин покачал головой.

– Это еще не решено. Даже не обсуждалось как следует. Мы торопились обратно не для того, чтобы привезти срочные известия.

– Тогда почему же? – резко спросил король.

Бэйлин колебался. Он присел рядом с Элвином и, наконец, ответил:

– На этом настояла Рианнон.

– Рианнон настояла? – Мэлгон отбросил в сторону свои подсчеты. – Моя жена не имеет привычки отдавать распоряжения.

– Но королева была... да и теперь она не совсем в себе. Она умоляла увезти ее из Катрайта.

Мэлгон поднялся на ноги.

– Рианнон не испытывала особой нежности к своему отцу. Не понимаю, неужели на нее настолько подействовало горе, что вы не смогли задержаться всего на несколько дней?

– Ты прав, я тоже не думаю, чтобы так сильна была боль этой утраты, однако что-то, несомненно, произошло, – сказал Бэйлин. – Королева почти не разговаривает и едва ли слышит окружающих. Она оставалась наедине с умирающим Фордиком, и я боюсь...

– Она больна? – нахмурившись, прервал его Мэлгон. – Я так и знал, отправлять столь хрупкую женщину в трудное зимнее путешествие – просто безумие.

– Но я не сказал бы, что она больна, по крайней мере не телесно, это уж точно. Однако ее рассудок...

Мэлгон сверкнул глазами в сторону своих подданных:

– Что такое? Что вы тут плетете?

Бэйлин с Элвином переглянулись, и последний прервал напряженное молчание:

– Мы полагаем, что Рианнон видела душу, покидающую тело Фердика, и это повлияло на ее разум.

– Его душу? Вы хотите сказать – его гнилую душонку? – Мэлгон скорчил недовольную гримасу. – Не верю. Я видел множество смертей и почему-то ни разу не заметил, как душа покидает тело, во всяком случае – ничего похожего на то, как это описывают барды.