Рианнон брела, пока не вышла на маленькую полянку, куда сквозь редеющую желтую листву тополей проникали пляшущие солнечные зайчики. Она присела на корточки среди опавших листьев и собрала их к себе в подол. Потом подбросила эту охапку в воздух и залюбовалась тем, как они падают и кружатся под слабым дуновением ветра. Эта милая забава, казалось, согревала ее детское сердце. Так играть ей не приходилось уже очень давно.

– Рианнон! – донесся издалека приглушенный расстоянием, но безошибочно узнанный ею голос. Королева тотчас же выпрямилась.

– Мэлгон, я здесь, – ответила она как можно громче.

Потом установилась тишина, за нею последовал шорох, и через несколько мгновений король оказался прямо перед супругой. Она негромко вскрикнула от удивления.

– Ну что, – проговорил он с самодовольной улыбкой, – оказывается, ты не единственная, кто может бесшумно передвигаться по лесу?

– Что случилось? Зачем ты меня звал?

Улыбка исчезла с лица Мэлгона.

– Не надо тебе ходить одной в лес. Впредь бери с собой кого-нибудь.

Рианнон в тревоге уставилась на мужа. Как он может? Если ее лишат этой последней возможности уединения, то она просто не выдержит заточения в Диганви. Королева уже открыла рот, чтобы возразить, но тут оба обернулись на звук приближающихся шагов.

– О, я вижу, ты уже нашел свою лесную фею, – весело молвил Гавран, выбираясь на поляну. – И надо же, она еще не превратила тебя в жабу!

– У нее пока не было повода, – ответил Мэлгон.

Женщина, совершенно сбитая с толку этой приятельской болтовней, переводила взгляд с одного собеседника на другого. Она кивнула Гаврану и проговорила:

– Мне пора возвращаться, я...

– Что я тебе сказал, Рианнон? – рявкнул Мэлгон; выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – Я сказал, чтобы ты не смела гулять в лесу одна.

При этом грубом окрике королева похолодела. Еще ни разу гнев Мэлгона не был направлен прямо на нее, и теперь было особенно обидно выслушивать такие вещи в присутствии своего соплеменника. Усилием воли она взяла себя в руки и кротко промолвила:

– Простите, милорд. Я привыкла ходить, где и когда хочу. Мне трудно привыкнуть к тому, что рядом должен находиться эскорт. Но на будущее я постараюсь уяснить себе ваши требования.

Повесив голову, королева молча ждала, что муж возьмет ее за руку и отведет обратно в Диганви. Но вместо этого он жестом отпустил Гаврана, при этом добавив:

– Ты пока сходи поищи оленя, я же свою добычу уже настиг. – Задумчивый взгляд короля остановился на жене. – Теперь все будет хорошо, если только сам не оплошаю и не спугну ее.

Бригант широко улыбнулся:

– Что ж, оставляю тебя с твоей лесной феей. Только не забудь про чары и колдовство. Не хотелось бы мне, вернувшись, объявить, что короля кимров унесли в Свою страну сказочные эльфы.

И Гавран шумно удалился, словно желая вспугнуть всю дичь на много миль в округе – так подумала Рианнон. Мэлгон подошел к ней вплотную. Глянув в его лицо, она едва удержалась, чтобы не броситься наутек. Несмотря на всю свою жестокость, Фердик ни разу не ударил ее. Гнев отца всегда выражался лишь в громкой ругани, тогда как о Мэлгоне говорили, что в припадке ярости он был скор на расправу и подобен молнии, уничтожающей все на своем пути. Поэтому сейчас королева с тревогой смотрела на мужа, стараясь угадать, будет ли он бить ее. Если он намерен это сделать, то она не станет покорно терпеть и попытается убежать, прежде чем на нее обрушится первый удар. Она была уверена, что сможет спрятаться в лесу от любой опасности.

Вдруг Мэлгон поднял руку, но ладонь его была раскрыта. Он взял ее за подбородок. Королева едва не задохнулась от ужаса. Да, спасаться бегством уже поздно...

Мэлгон с досадой проворчал:

– Господи, ну почему я только порчу все на свете? Вот опять. – Жена осторожно и смущенно поглядела на него. Пальцы на ее подбородке разжались и погладили нежную щеку. – Ты бледна как смерть, Рианнон.

Прикосновение было нежным, и лесная фея ощутила, как страхи покидают ее. Мэлгон явно не гневался. Он притянул жену к себе, все еще продолжая любоваться ее лицом.

– Ведь я хотел лишь подбодрить тебя, а не дать новый повод для страхов. – Фердик бил тебя, что ли? – спросил он.

Рианнон покачала головой. Затаенная мысль всколыхнулась где-то внутри, причиняя невыносимые муки. Какая разница? Пусть бы лучше Мэлгон ударил ее. Что эти страдания в сравнении с той болью в груди, которая разрывает сердце на части?

– Погляди на меня, – прошептал король.

Она вдохнула поглубже и повиновалась. Лицо его было печально. Жена отвернулась, по он тут же вновь взял ее за подбородок.

– Я не хочу видеть ужас в твоих глазах, Рианнон. Я вспыльчив и легко выхожу из себя. Почти наверняка такое еще не раз случится. Но ты не должна думать, что я способен обидеть тебя.

Она кивнула. Серьезный взгляд Мэлгона насторожил ее. Ведь не случайно он разыскивал ее в этом лесу. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, с чем это связано. Но обсуждать вопрос о матери Рина не хотелось. Чтобы уклониться от разговора, королева сказала:

– Нам пора возвращаться.

– Зачем?

– Я... я должна закончить вышивку. Если целыми днями пропадать неизвестно где, то женщины решат, что я лентяйка и слишком горда, чтобы работать.

– Да черт с ними со всеми.

Рианнон в изумлении поглядела на короля. Чего он хочет?

Она обвила руками его шею, ожидая поцелуя. Король не ответил на ее поцелуй, тогда руки ее скользнули по широкой груди мужа, и тонкие пальцы устремились ниже...

– Нет, Рианнон. – Он сжал ее ладони. – Лучше все-таки, если сначала я поговорю с тобой.

Предчувствуя неладное, она в ожидании замерла.

Мэлгон глубоко вздохнул. Даже теперь, держа жену в своих объятиях, он чувствовал ее отдаленность и скованность. Подобно ему самому, супруга искала лишь телесной близости, во многом заменявшей им истинное взаимопонимание. Но она и не хотела быть по-настоящему узнанной, а Мэлгон трусливо мирился с ее скрытностью. Верно заметил Элери: легко забыть, что Рианнон – его королева, его жена.

Во время похода он часто думал о ней, гадал – как она там сейчас? Но ни разу король не задумывался о своих чувствах к ней, а уж тем паче о том, чего сама Рианнон могла хотеть от него. Теперь же пришло время выяснить их отношения, по крайней мере договориться, как жить дальше.

– Я должен объяснить тебе, откуда взялся Рин, – начал Мэлгон. – Я не собирался преподносить тебе сюрприз. Мне и самому всего несколько недель назад стало известно о его существовании. – Тут ему показалось, что Рианнон в смущении пытается высвободиться, и он крепче сжал ее руки, чтобы она его выслушала до конца. – Разумеется, я помнил об этой женщине, – продолжал король. – Но не знал, что у нее родился ребенок. Наверное, можно было бы обвинять ее за молчание, но, поскольку она привела веские доводы, мне трудно было что-либо возразить.

Мэлгон тяжко вздохнул, стараясь найти нужные слова.

– Она родила за несколько месяцев до Авроры. Зная, что я ожидаю законного наследника, мать Рина решила сохранить все в тайне. Но Аврора вместе с ребенком умерла, и, кажется, было бы вполне естественным явиться ко мне и сказать, что жив мой первый сын. Однако она так и не решилась, потому что считала, что я убит горем и не смогу принять другого ребенка. – Мэлгон поморщился, словно от боли. – И она была права. После смерти Авроры я превратился в настоящее чудовище. Переполненный ненавистью ко всему живому, я был бы не в состоянии полюбить Рина. Потом у нас разразилась лихорадка. Мать хотела спасти свое дитя и не была уверена, что в моем доме – самое лучшее место для этого. Потому она увезла его в маленький, по довольно зажиточный, рыбацкий поселок, жителей которого сытно кормило море да прилегавшие поля. И хотя они не были богаты, Рин вырос сильным и здоровым, к тому же не испорченным неизбежными придворными интригами. Возможно, это самый щедрый дар его судьбы. Рианнон замерла. Она почти не дышала. – Я не знаю, почему она все-таки решилась сказать мне о Рине, – говорил король. – Может, услыхала о моих военных успехах или сочла несправедливым лишать мальчика наследных прав. А может, ровно столько времени потребовалось ей, чтобы забыть свою обиду.