— Благодарю вас, друг мой, — сказала я и добавила. — Я не так легко называю кого-либо другом.

— Я очень сожалею, что повредил вам руки, — сказал он тихо, отводя взгляд.

— Не надо. Все хорошо. В таких делах всегда приходится чем-то жертвовать. Если бы это не произошло случайно, мы бы сделали что-нибудь в этом роде намеренно. Но так гораздо лучше. Когда магия действует сама по себе, спонтанно, это значит, что за нею стоят космические силы. А это совершенно не то, что сила человеческой воли.

— Мне ведь не придется больше выкручивать вам руки, верно? Не думаю, что смог бы это сделать хладнокровно.

— О нет, ничего такого не потребуется. Такое никогда не делается преднамеренно. Но магия — это колоссальное напряжение, с этим тоже надо считаться. Напряжение как физическое, так и ментальное.

— Когда я стоял у вашего алтаря, я был на грани столбняка. Вы это имеете в виду?

— Да, именно это. Вы не осмеливаетесь шевельнуться, ибо стоит вам это сделать, как прерываются контакты, и мышечное напряжение становится просто чудовищным, особенно если призывать к себе или проецировать энергию с простертыми вперед руками.

— Я заметил, как развиты у вас мышцы шеи и плечевого пояса. У вас шея такого же типа, как у женщин, переносящих тяжелые грузы на голове. Я еще увижу со временем все эти трюки?

— Увидите.

— Гмм, это будет очень интересно.

Это будет более, чем интересно, подумала я, зная, что намерена сделать с Малькольмом.

Он неотрывно следил за тем, как я совершаю приветственные ритуалы для прерывания контактов, ибо в запечатанном месте работы мы не совершаем ритуалов изгнания. Затем он последовал за мной по узкой лестнице обратно в нормальный мир — само собой, если какая-либо точка в которой нахожусь я, может быть названа нормальной.

Малькольм прошел со мной на кухню и под моим руководством приготовил чай, так как моим рукам на некоторое время нельзя было доверить кипящий чайник. Не имел о стряпне никакого представления, он оказался на кухне совершенно беспомощным существом и страшно неуклюже обращался с чайником, несмотря на исключительную ловкость пальцев. Позже, когда мы уже пили чай, он пролил немалую его толику себе на брюки.

Я хотела вернуть его в нормальное состояние, прежде чем он меня покинет, но он настолько изменился, что я не знала, что же теперь станет для него нормой. Он мечтательно откинулся на спинку моего большого кресла, и мне показалось, что он вот-вот уснет. Однако чай заставил его очнуться, и он уставился на меня, часто мигая, словно не ожидал увидеть здесь.

— Стало быть, этим мы и будем заниматься? — спросил он.

— Это только начало, — сказала я.

— Удовлетворительное?

— Пока вполне.

— Продолжение следует?

— Да, но худшее позади. Начало — это всегда сильное напряжение. Дальше становится легче. Обычно мы ослабляем поток энергии более плавно, но такой мощный прорыв, как сейчас, произошел из-за того, что в вас дремала могучая энергия, которая пробудилась от одного прикосновения.

— Не слишком-то она дремала, мисс Ле Фэй. Все это уже вскипало на поверхности, когда я был подростком. Само собой, за последние годы все в значительной мере поблекло, но никогда оно не было скрыто за семью печатями. И чтобы восстать, ему не требовалось слишком многого. Однажды оказалось достаточно журнальной статьи, прочитанной в поезде.

— Она была с иллюстрациями?

— Да. К тому же с цветными. Это был рождественский выпуск.

— Тогда ясно. Все дело в цвете.

— Почему?

— Потому что цвет тождествен силе. И если на то пошло, такова же роль музыкального тона и ритма.

— Вы открываете для меня совершенно новый мир, мисс Ле Фэй, хоть я, пожалуй, и раньше знал о его существовании. Мне были известны четкие границы науки. Я знал, где заканчивались доказательства и начинались предположения, и всегда старался с предельной точностью соблюдать эту грань, особенно в моей специальности, где мы постоянно сталкиваемся с приступами истерии, и где огромную роль играет внушение. Мисс Ле Фэй, я не раз видел, какие вещи творит тело с разумом. Но если речь о воздействии разума на тело, то… возможно, вы этому и поверите, но больше никто. Вы спрашивали, верю ли я во власть разума над плотью, а я в ответ поднял вас на смех. Я думал тогда о том, как это их Новое Учение играет в бирюльки с патологией. Кроме своих безобидных припарок, они, конечно, ни на что не способны, хотя больному бедолаге и эти припарки хороши. Но настоящее исцеление настоящего недуга одной лишь силой разума — такого я еще не видел.

Вам бы взглянуть, как я это делаю, мисс Ле Фэй. Смешнее некуда. Значительная часть моей работы состоит в проведении четкой границы между патологическими и функциональными нервными расстройствами. Функциональные — это, конечно, истерические состояния. Является паралитик на носилках, и мы беремся за дело. Кое-кто пользуется молоточком. Я — нет. Я предпочитаю пальцы.

«Так Вы не владеете рукой, дорогуша? — Нет, сэр, не владею. — Кем Вы работаете?» Он рассказывает. «Бригадир Вас обижает?» — И тут начинается целый рассказ о притеснениях, обидах и жестоких ударах по самолюбию. Я беру его пальцами за локоть… — и Малькольм наклонился ко мне. — Нет, Вам я так не сделаю, Вам будет больно. — Он положил ладонь мне на колено. «Стало быть, после автомобильной аварии нижние конечности у Вас полностью парализованы, мадам? — Да, доктор». Пальцы Малькольма резко сжались. Моя нога непроизвольно дернулась вперед. Раздался короткий смешок.

Он повторил нажатие, и непослушная нога снова забавно дернулась.

— Сделаете еще раз, — сказала я, — и я Вам дам хорошего пинка.

— Один мнимый паралитик тоже как-то дал мне хорошего пинка, — сказал он, — и мне это едва не стоило передних зубов. Если бы я брал комиссионные от всех денег, которые сэкономил страховым компаниям, я давно бы стал миллионером. Но не все пациенты, знаете ли, намеренно симулируют болезнь. Многие искренне считают себя больными. Они и есть больные, только не в физическом смысле. Именно такие исцеляются на многолюдных религиозных сборищах в Альберт Холле. Среди них были и мои пациенты, мисс Ле Фэй. А после этого какой-нибудь недоумок-терапевт выдает им письменное свидетельство того, что произошло настоящее физическое исцеление. Не мое дело ставить им палки в колеса, но вы теперь знаете, что я об этом думаю. Не то, чтобы я винил терапевтов в ошибках с заболеваниями центральной нервной системы. Я-то знаю, кого направляют ко мне наши же собственные специалисты. Я виню их в том, что они регистрируют случаи исцеления, не удосужившись даже проверить, а был ли недуг. Мне кажется, что когда люди ударяются в мистику, они немного сходят с ума, мисс Ле Фэй. Что с ними происходит?

— Самогипноз и целенаправленно вызванная диссоциация личности — это составная часть методики Таинств. Одни знают, чего хотят, другие нет. Те, кто не знает, становятся диссоциированными и такими остаются.

— Понятно. Искусственно вызванное и локализованное безумие. Прежде всего сделать человека сверхвнушаемым, а потом всячески культивировать это качество. Ко мне этим вечером вы тоже применили внушение, мисс Ле Фэй.

— Знаю, что применила, доктор Малькольм. Но было и нечто большее. Оно лишь началось как внушение, но закончилось чем-то гораздо большим. Вернее, должно было закончиться чем-то гораздо большим, дай я ему волю, но я постаралась сдержать это на ранних стадиях. Это была лишь первая наша проба совместной работы, и я не хотела подвергать Вас чрезмерному напряжению.

— Значит, Вы проверяли меня на прочность?

— Да, проверяла. Выбирала стартовую точку и приучала Вас осваиваться с ощущением в себе этих сил.

— Каков же следующий этап?

— Стартовую точку мы нашли в вашем повторяющемся сновидении. Это дает нам все, что нужно. Теперь я стану учить Вас методам, которыми мы пользуемся, а Вы постепенно свыкнетесь с этой силой, и мы сможем повысить напряжение.

— Что дает Вам мой повторяющийся сон, мисс Ле Фэй?