– Вы помните, вы помните?

– Да! - отвечают они. - Да, мы помним!

– Что вы помните?

– Вот это, это! - кричат они, и мы бежим вдоль лесистого склона холма прямо к багровой от заката долине, где над нашей головой раскинулось открытое небо.

Мы решили выбрать эту долину как место ночного отдыха, потому что здесь есть вода, и потому что солнце уже садится. Мы лежим, и одна за другой собаки, бежавшие сзади нас, появляются в долине и присоединяются к нам.

Утомленные, мы говорим очень мало, охваченные желанием лишь немного вот так тихо полежать, в то время как на небе медленно загораются звезды. Некоторые из нас барахтаются в воде, а некоторые, все еще охваченные восторгом, кружат где-то на дальних границах пространства, занятого стаей, но большинство все же тихо лежит, свесив языки. Наши лидеры расположились в центре стаи, образуя единое мощное ядро, которое, как мы понимаем, и должно олицетворять наше желание. Но и на самых отдаленных флангах тоже находятся сильные и внимательные наблюдатели, одни из них сидят, а другие находятся на боевом дежурстве.

Пока я лежу, вот так, в тишине, прислушиваясь к негромкому журчанью соседнего ручья, мне кажется, что запах становится частью меня. В то же самое время я чувствую, что он как туман обволакивает нас. Но может быть это само мое тело - часть его внутренней природы? Я не могу этого отрицать.

– Так куда же мы направляемся? - вновь спрашивают некоторые собаки.

– Лежите спокойно, братья, - отвечают им, те, находящиеся в центре.

– Какой запах, какой запах, - повторяет одна из старых собак, выходящая, прихрамывая, из тени. У нее длинная шерсть, забитая репьями, и слезящиеся глаза. Но она, кажется, и не замечает собственного плачевного состояния, так велико ее восхищение от удивительного запаха. - Постоянно этот запах, - говорит она, укладываясь рядом с дикими собаками. Мы видим, что она даже не вспоминает о самой себе, охваченная старческими горестями. Она засыпает первой, и мы видим, как она подергивается и бежит во сне, как будто вновь обретая молодость. Она скулит и воет всю ночь, а когда мы просыпаемся утром, то видим, что она мертва, и мы съедаем ее.

– Доктор Рэт, доктор Рэт…

Молодая самка подзывала меня к своей клетке. Она нуждалась в моей специальной консультации по поводу наложенного на ее живот бандажа, который весьма беспокоил ее.

– Да, моя дорогая? Твой бандаж затянут слишком туго?

– Да ведь они вырезали в моем животе дыру!

– Да, да, разумеется. Это сделано вполне уместно, для того, чтобы у них была возможность вставить туда пластиковое окно и наблюдать за развитием и движениями вашего эмбриона.

– Но я ненавижу это! Я отгрызу его! Я прокушу этот бандаж!

– Ну пожалуйста, дорогая, не стоит так нервничать.

Должен сказать, что она вообще выказывает отнюдь не самое лучшее отношение к науке. Было просто необходимо иметь там это окно, для того, чтобы вставить через него тонкий волос и с его помощью легко касаться маленьких крыс, пока они будут развиваться и расти внутри нее. Это часть новой программы, для которой я подготовил обширные заметки. Можно изучить очень многое, касаясь эмбриона волосом, но, естественно, что только наиболее подготовленные студенты могут справиться с таким экспериментом. Как при этом мы можем ожидать, что эта крыса проявит понимание относительно самых важных аспектов программы "Окно в животе"? Тем не менее, это моя прямая обязанность сделать ее более восприимчивой к этому исследующему волосу.

– Пожалуйста, не позволяйте им причинять мне эти страданья…

Я думаю, короткая песенка может взбодрить ее:

Но мне нужно двигаться дальше, к следующей клетке, где специальная магниевая диета уже вызывает неизбежные клинические судороги:

– Доктор Рэт, я не могу больше есть!

– А, уж не тот ли ты парень, которому отрастили до того кривые зубы, что они врезались в небо?

– Это кошмар, доктор Рэт. Мой рот - это сплошной кошмар.

– И мы с необычайным интересом наблюдаем за тобой, приятель. Есть вероятность, что зубы могут вырасти еще выше и проткнуть твой мозг. Иди за мной и подпевай! Начали:

Прошу меня извинить, но ученый профессор уже привязал прочную нитку к моим верхним резцам. Теперь я оказался висящим в воздухе на своих собственных зубах, выполняя часть программы "Проникающая терапия". Что за красота, болтаться вот так во все стороны.

– Нападай на них, доктор Рэт! Кусай их!

Это из своей клетки кричит мне радикально настроенный молодой крысенок. Так или иначе, но оказалось, что наша молодежь уже развращена этой проклятой болтливой собакой, излучающей в интуитивной части диапазона. Может быть, крыса как раз ожидает, что ей отрубят голову, и вот неожиданно в ее мозг поступают изображения, излучаемые по интуитивному каналу этим исчадием ада, собакой на бегущей дорожке. Крысе покажется, что она участвует в марше вместе с дикими собаками. Высокий интеллект собак обеспечивает им большие возможности быть источником подобных передач, а нахождение здесь, да еще в тяжелом стрессовом состоянии, только увеличивает энергию их излучения. Наша лаборатория просто гудит от революционных настроений.

– Ты, непотребный и отвратительный дворовый пес, как только ты осмелился посеять семена разногласия среди этих счастливых крыс!

Революционизированная дворняжка смотрит на меня покрасневшими полуприкрытыми глазами. Вы уже ощутили неуловимость ее передачи, не так ли? И уже оценили все хитрые инсинуации по поводу некоей свободы, которые должны быть усилены за счет распространения какого-то специфического запаха? Но я знаю правду, и громко объявлю ее всем:

– Главный запах - это 5-% раствор формалина, братья-крысы, и единственная свобода, которую вы когда-либо сможете получить - это смерть! Смерть - это свобода, вот наш лозунг!

– Да здравствует доктор Рэт!

– Скажи им, док.

– Благодарю вас, друзья и приятели, за поддержку и доверие. Как вам известно, крыса - лучший друг человека. Ведь все вы видели рекламу, помещенную в журнале "Современная психология": "Крыса наш друг. Разве мы собираемся позволить, чтобы эта прекрасная дружба утекла в канализацию вместе со спинномозговой жидкостью? Крыса должна отдать себя всю!" Вот в чем наша цель, вот для чего мы живем на земле!

Мое горло просто горит от всех этих речей. Но я не могу позволить, чтобы лаборатория, проводящая эксперименты вот уже семьдесят пять лет, была выброшена на помойку несколькими революционными голосами. Однако эта собака имеет очень сильные позиции, бегая беспрестанно здесь, среди нас, свесив язык и разбрасывая в стороны ноги при развороте, как только бегущая дорожка изменяет направление. Я уже говорил ученому-профессору о том, чтобы повысить температуру в ее клетке, так чтобы мы могли как можно скорее разделаться с этим псом. Но наш проф, как всегда, слушал все, что я говорил, своим оглохшим ухом.

Между тем, собака породила уже многочисленных сторонников революционного процесса. Обитатели целой клетки, где исследовались кровоточащие раны, перешли на ее сторону. И я еще учил этих неблагодарных крыс пению! Какое вероломство!