Кромвель понимал, что руководящему государственному деятелю в Голландии, Иоганну де Витту, было столь же желательно, как и ему, ограничение власти Оранского дома, благоприятствовавшего Стюартам. Голландские штаты издали так называемые «Акты исключения» (Akte von Seclusie»), согласно которым обязались никогда не избирать принца Оранского, тогда еще малолетнего Вильгельма III, ни адмиралом, ни штатгальтером области. Нидерланды должны были признавать главенство английского флага в британских морях, а также подчиняться английскому морскому уставу. Таким образом, уже летом 1654 года, Кромвель был настолько могуществен, что две великие державы, Франция и Испания, наперебой пытались снискать себе его расположение.

Кромвель был слишком умен для того, чтобы не понимать тесной связи между внутренней и внешней политикой, внутренним и внешним могуществом. Он сознавал, что временное положение, при котором подати взимались способом, противоречившим старинному английскому обычному праву и юридическому понятию, зиждились только на декретах, издаваемых им и государственным советом, и потому не имело прочного основания. Поэтому он объявил новые выборы в парламент, согласно конституционному порядку, и открыл заседание этого нового парламента 3 сентября 1654 года с царским великолепием, причем произнес длинную речь, в которой изложил внутреннее и внешнее положение дел: «Вы теперь в мире с датчанами, шведами, голландцами, с Францией, с Португалией, а у себя дома имеете свободный парламент».

Основную задачу этого парламента Кромвель определил как «исцеление страны и создание окончательного порядка вещей в государстве» (Settling). Но этой «земли Ханаанской для Божьего народа», как он выражался, нельзя было достичь в одночасье. Новый парламент вместо содействия ему, протектору, в проведении необходимых реформ, например, в упорядочении правосудия (the law), крайне нуждавшегося в этом, стал играть роль оппозиции, считая себя учредительным собранием в самом широком смысле этого слова. Вместо того, чтобы признавать власть протектора, он присваивал себе верховенство. Кромвель твердо доказывал палате, что раз она не признает его права, то и сама становится бесправной, а свое право он основывал, и совершенно справедливо, на своих победах, в которых видел проявление благодати Божией, на добытых с помощью этих побед свободе личности и свободе совести, на интересах самого народа и, наконец, даже на постоянных парламентских смутах. В заключение Кромвель предложил членам парламента признать власть его, протектора, властью законной. Некоторые члены парламента, не согласившиеся с предложением Кромвеля, их было около сотни, не допускались более к прениям, но и остальные продолжали упорствовать. Тогда 12 января 1655 года парламент был распущен.

Кромвель вновь испытал на себе, до чего было трудно руководить германскими собраниями и так называемыми народными правительствами. Ничто не могло удержать этих людей от желания создавать всякие ничтожные затруднения на пути великого человека, ниспосланному стране судьбой: ни его успехи во внешнеполитических делах, ни явная необходимость умиротворения для всего государства, ни великое дело протестантской идеи, ни все то, что подразумевается под свободой и ради чего многие из его нынешних противников сами жертвовали некогда жизнью.

Не видя за собой большинства, которое упрочило бы его правление, Кромвель потерпел поражение, как мы выразились бы в наше время. Это оживило роялистов и старокатоликов с одной стороны, а с другой – анабаптистов, или радикальную часть этой секты, видевшей теперь в лице протектора само воплощение греха. Всюду стали возникать всевозможные темные заговоры, но Кромвель был не из тех, которые дают застигнуть себя врасплох. Он твердо подавил все попытки к возмущению, считая своей первой обязанностью, поддержание спокойствия и порядка в стране.

Все государство было разделено на тринадцать военных губернаторств, а во главе каждого из них стоял генерал-майор. Большие дороги охранялись патрулями, а некоторые увеселения – скачки, петушиные бои, театральные зрелища – были запрещены, как не соответствующие строгому пуританскому духу и дававшие повод к беспорядкам. Эти меры не порождали особенного недовольства благодаря тому, что войско получало хорошее содержание и было приучено к строгой сдержанности. Большинство остального населения тоже не роптало ни по поводу этих распоряжений, ни в отношении налогового бремени, потому что видели водворение порядка в стране, крайне умеренный образ жизни самого лорда-протектора и тех, кто составлял его окружение и что называлось его двором.

Издержки по проведению военных операций были возложены на «кавалеров», то есть побежденную партию: они платили 10-процентную подать. Но особенно драгоценна для страны была свобода совести, дарованная ей в масштабах, не допущенных еще нигде. Ею могли пользоваться пресвитериане, анабаптисты, новая секта квакеров, даже евреям были даны некоторые права. Посылая своих комиссаров в колонии, в Мэрилэнд, Кромвель поручал им устанавливать там гражданские порядки, но не вмешиваться в религиозные дела. И если католикам и приверженцам низвергнутой епископальной Церкви не была предоставлена полная свобода, которой они не преминули бы воспользоваться для действий против существовавшего правительства, то все же в отношении их проявлялась терпимость, которую сами они не проявляли никогда в то время, когда сила была на их стороне.

Управляя внутренними делами страны на чисто протестантских началах, Кромвель и во внешней политике с той же неуклонностью действовал в интересах протестантства.

Кромвель требовал у Испании облегчения условий в торговых отношениях англичан с испанскими колониями, а также обеспечения защиты подданных Великобритании от инквизиции, которая крайне тяготела над всеми, вступавшими на испанскую территорию. Испанский посланник ответил ему, что это значило бы вырвать оба глаза у испанского короля. В Вест-Индии уже дошло до враждебных действий, потому что испанцы насильственно завладели некоторыми островами, на которых раньше поселились англичане, причем оправданием такого захвата служила лишь пресловутая разграничительная линия, которой папа Александр VI поделил некогда весь мир между Португалией и Испанией. Английская экспедиция, вышедшая в море в декабре 1654 года, отвоевала у испанцев Ямайку (1655 г.), но была отбита от Испаньолы. Испанское правительство приняло ответные меры, наложив эмбарго на английские суда, находившиеся в испанских портах. За этим не замедлило последовать формальное объявление войны. Для победы над Испанией, которую Кромвель считал, возвращаясь к политическим взглядам Елизаветы, естественным, роковым врагом Англии, он вошел в соглашение с французским кабинетом, возглавляемым Мазарини. Этот союз был освящен помощью, которую Кромвель мог оказать вальденсам в Пьемонте, через Францию.

Но полмира еще придерживалось того мировоззрения, что существует лишь одна истинная форма христианского богопочитания, и что эта единственная, богоугодная и законная форма воплощена в римско-католической Церкви. Известный евангельский рассказ (Иоан. 4) прямо опровергает такое толкование: Христос говорит женщине-самаритянке о наступлении времен, когда будут молиться не на горе Гаризим или в храме иерусалимском, но лишь в духе и в истине. Но вальденские общины в савойских долинах страдали от нетерпимости католической Церкви. Герцог Савойский послал к ним монахов для возвращения заблудших в ее лоно, а когда это не подействовало, то отправил туда же войска, и несчастные, беззащитные жители были подвергнуты всем ужасам, на какие только оказалась способной солдатчина в отношение людей, называемых еретиками.

Кромвель призвал весь протестантский мир на помощь собратьям. Адмирал Блэк появился в Средиземном море во главе сильного флота, наказал тунисских пиратов и пригрозил репрессиями Савойскому герцогу. Но реальную помощь в этом вопросе могла оказать только Франция, и Кромвелю надо поставить в истинно христианскую заслугу то побуждение, которое заставило его включить в качестве одного из условий мирного договора с Францией, помощь вальденсам. Неизбежным последствием разрыва с Испанией было и то, что эта держава приняла участие в судьбе английского принца, жившего в Кёльне под именем Карла II. Это было еще одним поводом для Кромвеля к скорейшему и окончательному утверждению государственного устройства, того settlement, которое следовало скрепить законным порядком.