В этом договоре было особенно важно то, что не было в явном виде отражено в его статьях: видимый упадок испанского могущества, поворотной точкой для которого следует считать продолжительное правление Филиппа IV (1621 –1665 гг.). Этот век был также ознаменован появлением Кальдерона и Мурильо – величайших гениев среди испанских поэтов и художников. Сам Филипп IV был неравнодушен к благородным искусствам, но он истощил свою страну несчастной войной, прямо противоречившей истинным интересам государства и тянувшейся для Испании более тридцати лет. Это была война габсбургская, война завоевательная во имя католической Церкви или католической системы.

Филипп IV, король испанский. Гравюра работы Джиллиса Гендрикса с портрета кисти П. П. Рубенса

Испанские войска шли в Германию и Италию с высокомерным притязанием на водворение везде испанского или испано-австрийского владычества. Свою победу при Белой горе, объяснимую слабостью противника, они приписывали силе молитвы сопровождавшего их кармелитского монаха. Они сохраняли за собой свою старинную славу и к прежнему гордому ряду имен таких военачальников, как Колонна и Кордова, Пескара, Лейва, Альба, Фарнезе, присоединялись теперь не менее знаменитые имена Спинолы и Ла-Фуенте.

Но эти силы истощались при выполнении тройственной задачи: удержать положение испанцев в Италии, возвратить императору его господство в Нидерландах и помочь ему одолеть Германию, обратив вновь в католичество ее северные области. При начавшейся уже к тому времени войне с Францией (1635 г.), положение стало совершенно безвыходным. Оливарец, до этого управлявший государственными делами, был удален в 1643 году, но упадок продолжался и при его преемнике, дон Люисе де Гаро.

Для возвращения Португалии Испанской короне не было сделано ни одной серьезной попытки. Французы снова показались по эту сторону Пиринеев, и в то время, как испанско-имперская армия шла к Парижу, как было упомянуто выше, французские войска (1646 г.) твердо засели в Лотарингии и Эльзасе – на востоке, на севере – в Артуа, на юге – в Русильоне и Каталонии. Они одерживали победы и на море после соединения с голландцами. Герцог Энгиенский взял Дюнкирхен, а принц Оранский, Фридрих Генрих – Зас-де-Гент и Гульст. Гордая Испания должна была считать счастьем для себя возможность заключить 30 июня 1648 года с Нидерландами «вечный мир», чем был положен конец восьмидесятилетней борьбе.

По этому договору, подписанному в Мюнстере, Испания была вынуждена признать полную независимость Соединенных Нидерландских Штатов и сделать территориальные уступки, зато она была свободна действовать против французов, которые не соглашались на мир, несмотря на выгодные предложения со стороны Испании, и именно теперь (1647 г.) намеревались отнять у нее лучшее из ее итальянских владений – Неаполь.

И в этом случае проявилась слабость основ испанского владычества в Италии. На него смотрели здесь лишь как на чужеземное иго. Налог на предметы первой необходимости, введенный при общей нужде и в неурожайный год, послужил к вспышке мятежа в Палермо (май 1647). Впрочем, это движение было подавлено испанскими властями без особого труда. Но в Неаполе дело приняло серьезный оборот. И здесь вице-король, дон Родриго Понс де Леон, герцог Аркосский, обложил налогом зерно и плоды.

Пустая ссора на базаре из-за опрокинутой корзины со смоквами послужила сигналом к восстанию (7 июля), с которым вице-король был не в силах справиться. Толпа выбрала своим главой рыбака из Амальфи, Томазо Аниелло, или Мазаниелло, как его называли обыкновенно. И Св. Петр был простым рыбарем... Этот Мазаниелло творил суд и расправу на Толедской площади. Он отбил вылазки испанцев из замка дель-Уово, в котором укрылся вице-король. Дело кончилось соглашением, по которому налоги должны были уплачиваться в размере, установленном еще при Карле V. В случае необходимости, для обложения новыми налогами требовалось согласие на то городского совета и народных представителей. До утверждения этого договора королем народ решил оставаться вооруженным.

Эта толпа, как и новый ее «генерал-губернатор» Мазаниелло, не могли быть, разумеется, на высоте своего положения и предались дикому произволу. Мазаниелло, ослепленный удачей, дошел до действительного психического расстройства. Увлечение толпы им скоро остыло, и она рукоплескала вице-королю, когда тот показался на улице сразу после убийства Мазаниелло, выполненного по его приказанию.

Однако столь же быстро наступила и новая реакция. В ту же ночь тело убитого, увенчанное лаврами, с мечом и фельдмаршальским жезлом, было перенесено в церковь дель-Кармине при громадном стечении народа, и восстание вспыхнуло снова. Вице-король вынужден был опять укрыться в замке, а вместо Мазаниелло выступил, на этот раз уже синьор, князь Масса. Испанский флот под командованием дон Жуана Австрийского стал бомбардировать город (октябрь) в то время, как войска вице-короля сделали вылазку. Однако испанцы вынуждены были отступить, и главой восстания стал один оружейник, Дженаро Анезе.

Он счел нужным обратиться к помощи извне, и на призыв его откликнулась Франция или, по крайней мере, знатный французский подданный, герцог Генрих Гиз. Он прибыл из Рима в Неаполь и принял здесь участие в делах той партии, которая учредила «королевскую неаполитанскую республику». В декабре того же года, действительно, прибыл французский флот, но он ушел обратно ничего не достигнув. Вскоре и герцог Гиз покинул Неаполь. Испанская власть была восстановлена при условии замены бывшего вице-короля другим. Была объявлена амнистия на испанский лад: последний народный вождь, Анезе, был казнен, как только перестал быть страшным для испанского правительства.

Однако здесь, как и в Нидерландах, и в Португалии, и во всех других странах, испанское владычество не соорудило себе прочной основы – благорасположения подданных. Поэтому дни этого владычества были сочтены. Однако Европа мало выигрывала от того, что французская монархия окрепла теперь так, что могла занять место Испании в качестве всеобщего деспота. Вестфальский мир вознес Францию на такое положение и разжег в сердцах ее правителей жажду к территориальным захватам и расширению могущества, а не удовлетворил ее.

Как мы уже видели, продолжительная война ослабила немецкую нацию и надолго сделала ее неспособной к развитию в отношении действительной свободы. Одни Нидерланды вынесли из континентальной борьбы такой государственный строй, который давал им возможность впредь быть очагом и родиной свободы. Еще важнее был тот факт, что в Англии отменилась навсегда форма неограниченного монархического правления, остававшаяся неприкосновенной еще многие годы в остальных европейских государствах.

Карл I, второй король из дома Стюартов, вступил на английский престол в марте 1625 года. Лично он был несравненно выше своего отца: в отличие от его ненадежной, бестолковой натуры, Карл был сдержан, точен во всем, рассудителен, спокоен. Образ жизни его был безупречен. Вообще, этот король производил впечатление честного и прямодушного человека, прямодушного до того, что позднее, при роковых осложнениях, среди которых политика вынуждала его к притворству, к утайке его действительного настроения, он не сумел обмануть никого – это был характер совершенно непригодный для дипломатических действий. Воцарение его, двадцатипятилетнего юноши, было встречено с большими надеждами. Лишь позднее обнаружилось, что наряду со своими хорошими качествами, он тоже обладал упорством и «нелегкой рукой» Стюартов.