– Надеюсь. Вы можете ему сообщить, что у нас на борту вооруженный полицейский.

«О, конечно, – подумал Декер. – Что за прекрасная мысль». Он нашел Скинка, усевшегося в последнем ряду хвостовой секции.

– Я выторговал эти места у пары католических миссионеров, – объяснил Скинк. – Это самое безопасное место, если самолет начнет падать, последний ряд. Где твое фотографическое снаряжение?

– В чемодане. Не беспокойся.

– Ты не забыл треногу?

– Нет, капитан.

Скинк был шумным и беспокойным соседом. Он дергался, корчился все время, ерзал. И нервно скреб растительность на щеках. Декер никогда прежде не видел его таким.

– Тебе не нравится летать?

– Полжизни провел на самолетах. Самолеты меня не пугают. Я ненавижу эти проклятые штуки, но они меня не пугают, если ты на это намекаешь.

Он порылся в кармане своей черной джинсовой куртки и выудил черные очки и цветастую купальную шапочку.

– Пожалуйста, не надевай это, хотя бы сейчас.

– Ты что, состоишь в чертовой ФАА или что? – Скинк плотно натянул свою шапочку на волосы, – Кому какое дело! – сказал он.

«Он выглядит несчастным, – подумал Декер. – Настоящий социопат». Виной был не самолет, причина была в людях. Скинк просто не мог вынести, что его окружали люди. Под купальной шапочкой, он, казалось успокоился. Декер почувствовал, как под угольно-черными линзами очков зеленые глаза Скинка закрылись.

– Подремли, – сказал Декер. Реактивные двигатели, казалось, находились прямо у них над головой, и слова Декера потонули в их шуме – самолет начат выруливать на взлетную полосу. Скинк ничего не говорил, пока они не поднялись в воздух.

Потом он шевельнулся на своем виденье и сказал:

– Скверные новости, Майами. Братья Ранделл летят на этой птичке. Сунули свои носы в первый класс, ты можешь это представить? Меня от этого тошнит.

Декер их не заметил, когда садился в самолет. Он был занят Скинком.

– Они тебя видели?

– О чем ты думаешь? – огрызнулся Скинк.

– В основном о том, чтобы не привлекать внимания.

Скинк хихикнул:

– Калвер чуть в штаны не наделал.

– Он побежит звонить Локхарту, как только мы приземлимся.

– Нельзя этого допустить, – сказал Скинк. Он уставился в окно и смотрел до тех пор, пока стюардессы не начали двигаться вдоль рядов, разнося на подносах еду. Скинк опустил свой столик на сиденье и оперся на него своими ручищами лесоруба.

– Оззи и Калвер, они ведь не знают тебя в лицо.

– И я так думаю, – сказал Декер. – Но уверенности у меня нет. Кажется, один раз я останавливался в их лавочке.

– Черт, – Скинк разгладил пластиковую шапочку на голове и потрогал свою длинную косицу, У Декера было впечатление, что он разрабатывает план.

– Куда летит этот самолет из Нового Орлеана? – спросил Скинк.

– В Тулсу.

– Хорошо, – сказал Скинк. – Туда ты и полетишь. Как только ты там окажешься, прыгай в другой самолет и возвращайся. У тебя много денег?

– Да, и кредитная карточка.

– Тебе понадобятся наличные, – сказал Скинк. – Большинство поручителей предпочитают наличные, когда отпускают на поруки и не признают кредитных карточек.

Каким бы ни был план, но Декеру он уже не нравился.

– Кому из нас потребуется, чтоб нас отпускали на поруки: тебе или мне?

– О, расслабься, – сказал Скинк.

Но сейчас это было невозможно.

Когда стюардесса принесла еду, Скинк сердито зыркнул из-под своей шапочки и огрызнулся:

– Что это за помои, Христа ради?

– Отбивная, лепешки, свежий салат, прямо с грядки, и пирог с морковью.

– А как насчет чертова опоссума? – спросил Скинк.

Синие, похожие на пуговицы глаза стюардессы вспыхнули.

– Не думаю, сэр, но мы можем предложить вам котлету по-киевски, оставшуюся от перелета в Атланту.

– А как насчет белки? – спросил Скинк. – Белка по-киевски – это было бы славно.

– Прошу прощения, но этого в меню нет, – сказала стюардесса, при этом ее голос утратил мелодичность и приветливость. – Будете ли вы пить что-нибудь? Не хотите ли заказать какой-нибудь напиток?

– Только гормоны опоссума, – сказал Скинк, – а если я их не получу, я разорву это проклятый самолет на части.

Потом будничным движением он снял столик с петель и подал его стюардессе, которая в ужасе попятилась назад по проходу.

Она уже звала свое начальство, когда Скинк поднялся со своего сиденья и закричал:

– Вы обещали опоссума! Я звонил и справлялся заранее и вы обещали на ленч опоссума. К тому же кошерного!

Р. Дж. Декер почувствовал, что его будто парализовало. Теперь план Скинка был ясен и пути назад не было.

– Свежий опоссум – или мы все вместе умрем! – вопил он.

К этому времени вся хвостовая секция уже была в панике, женщины и дети ринулись в переднюю часть самолета, а мужчины начали совещаться, что лучше предпринять. Рост и размеры Скинка, его одежда и маниакальное поведение не располагали к героической схватке на высоте тридцать тысяч футов.

Декеру показалось, что все пассажиры самолета повернулись, чтобы поглядеть на сумасшедшего в цветастой купальной шапочке.

Проход очистился перед человеком с бляхой, вышедшим из салона первого класса и спешившего к месту, где возник конфликт.

– Запомни, ты меня не знаешь! – прошептал Скинк Декеру.

– Без шуток.

Полицейский, невысокий плотный человек с кустистыми усами, попросил Декера, если он не возражает, переместиться на несколько рядов вперед, в другую часть самолета.

– С удовольствием, – сказал Декер.

У полицейского не было пистолета, только короткая полицейская дубинка и пара наручников. Он опустился на место Декера.

– Вы человек с опоссумом? – спросил Скинк.

– Ведите себя прилично, резко сказал полицейский, – и мне не придется пускать это в дело. – Он мрачно позвякал наручниками.

– Пожалуйста, – сказал Скинк. – Я перекормлен лекарствами.

Полицейский кивнул:

– Теперь все в порядке. Мы только в получасе от Нового Орлеана.

Скоро в самолете снова все успокоилось, и стюардессы опять стали разносить еду. Когда Декер повернулся, он увидел, что Скинк и полицейский дружелюбно болтают.

После посадки в Новом Орлеане пилот попросил пассажиров задержаться на несколько минут на своих сиденьях. Как только дверь кабины открылась, трое городских полицейских и двое федеральных агентов в темных костюмах вошли в самолет и вывели Скинка в наручниках. По дороге он послал воздушный поцелуй одной из стюардесс, прикоснувшись к мочке уха и предупредил пилота, чтобы тот был внимателен, пролетая над Литтл Рок.

Братья Ранделл наблюдали это, как зачарованные.

– Куда они его потащили? – поинтересовался Оззи.

– В сумасшедший дом, думаю, – отозвался Калвер, – пошли.

Р. Дж. Декер остался на самолете до Тулсы. Если не считать выходок одного пьяного туриста в шапочке из Дисней Ворлд с ушами Плуто, перелет был мирным.

В ночь на 15 января Дики Локхарт надрался, как свинья, на улице Бурбон, и его выкинули из ночного кабаре, где танцуют девушки с обнаженной грудью, за то, что он бросал в танцорок резиновых дождевых червей. Черви были получены им на даровщинку от национальной компании по производству снастей, торговые представители которой понаехали в город в связи с предстоящим большим турниром окунеловов. Представители подарили Дики Локхарту четыре мешка разных наживок и крючков плюс тысячу долларов наличными в качестве поощрения, чтобы он выиграл на турнире, пользуясь снаряжением компании. Дики просадил всю тысячу во Французском квартале, покупая крэк и разноцветные радужные коктейли для изысканно накрашенных женщин, большинство которых оказывалось пламенно голубыми, охотящимися за мужиками. В порыве отвращения Дики Локхарт ретировался в кабачки со стриптизом, где, по крайней мере, сиськи были натуральными. Неприятность приключилась, когда он поиздержался и у него не оказалось пятидолларовой бумажки для чаевых. Найдя в карманах только скользких резиновых червей, он начал метать их в голых танцовщиц. В состоянии опьянения он очень веселился, глядя, как клейкие черви прилипали к бедрам и соскам танцовщиц и в конце концов запутывались в их лобковых волосах. Черви выглядели натуральными и на ощупь были похожи на настоящих до такой степени, что стриптизерки начинали вопить и царапать свою собственную плоть; одна хлипкая акробатка даже упала и начала кататься по сцене, как, если бы ее охватило пламя... Дики счел всю сцену истеричной, по-видимому, эти девушки никогда не занимались рыбной ловлей. Он был слегка ошарашен, когда вышибалы выкинули его из заведения (разве они не видели его передачи?), но получил некоторое удовольствие, когда другие патроны осудили грубость, с которой он был изгнан.