– Кажись, тушканчик… Ишь хвост-то какой… – и он нагнулся пониже, чтобы получше разглядеть удивительную зверушку.
И вдруг тушканчик пропищал тонким плаксивым голосом:
– Дяденька!.. Помогите!.. Дяденька!
Вперил вытаращенные очи в говорящего грызуна – друга степей – Кузюкин и разглядел дополнительно: у тушканчика вместо лапок били о землю от нервной дрожи чуть раздвоенные копытца!..
– Спаси мя и помилуй мя… – вспомнил Кузюкин чью-то спасительную цитату.
Но мелкий бес, вопреки ожиданиям Ивана Егоровича, не рассыпался и не расточился, а напротив, стал вдруг расти в размерах с непостижимой скоростью и через каких-то пять-семь секунд сравнялся в росте с десятилетним мальчишкой.
– Чур меня!.. Чур!.. – выкрикнул в испуге потрясенный грибник и бросился прочь, сломя голову.
– Дяденька!.. Дорогу хоть до города покажите! – раздался вслед ему вопль лохматого чудища.
Но Кузюкин этот крик о помощи уже не слышал. А если бы и услышал, то ни за какую награду – даже за полную корзину позорно проспоренных соседу грибов – возвращаться назад и указывать нечистому дорогу в город не стал. За одну минуту Иван Егорович пролетел весь ельник и заросший камышом буерак, миновал березняк и пригорок, лихо обошел притаившийся на дороге в засаде колесный трактор и влетел в село.
А еще через минуту мирные Башибузуки были подняты по тревоге в ружье. И тут оказалось, что во всем селе нет ни одного ружья или хотя бы завалящего пистолета. После недолгих колебаний было принято решение звонить в Светлогорск в милицию и вызывать участкового инспектора Гаидзе: уж он-то во всем разберется.
Глава четырнадцатая,
в которой Петя Брыклин создает аварийную ситуацию на Бисовом Шляхе
А ночь уже наступала на степь, на Бисов Шлях, на Башибузуки, на ельник, в котором волею судеб оказался Петя Брыклин. Увеличившись до прежних размеров, он немного успокоился и стал подумывать о спасении.
Первым делом нужно было выбраться из леса и попробовать вернуться к автотрассе. Петя прислушался. Вскоре он различил периодически возникающий и исчезающий шум пролетавших по шоссе машин. «Там дорога!» – радостно подумал Петя, глядя в сторону Бисова Шляха.
Подобрав проклятый хвост, который норовил вцепиться во все встречающиеся на пути елочки-сосеночки и обмотаться вокруг них мертвой хваткой, Брыклин зашагал к автотрассе.
Когда он достиг шоссе, была уже настоящая ночь. Звезды сияли в затуманенном облачками небе, тонкий месяц врезался серпом в бледные тучки и проходил сквозь них, как острый нож сквозь кусок сливочного масла; под звездами, месяцем, черным небом лежала степь, перерезанная Бисовым Шляхом будто серым обручем. Звенели кузнечики, тяжело дышали в пруду лягушки, объевшиеся жирными комарами.
Поднявшись по насыпи на шоссе, Петя опустил надоевший до смерти хвост и стал ждать. Машины здесь ездили часто – им больше негде было ездить: на сто верст в округе царило бездорожье. Уже через две-три минуты показался первый автомобиль. Брыклин поднял правую руку и на мгновение замер. Увы, новенькие «Жигули», замедлившие было ход, едва приблизились к Пете, вдруг резко вильнули в сторону, чуть не съехали вниз по насыпи и, еле вырулив куда надо, рванули с места в карьер. Все остальные машины, проезжавшие в этот роковой для них час по Бисову Шляху, тоже почему-то повторяли этот маневр.
– Стойте! Стойте! – кричал им Петя Брыклин вслед и пытался догнать заметавшиеся среди оградительных столбиков машины. – Я свой! Мне в Светлогорск надо!
Но перетрусившие легковушки и грузовики, самосвалы и рефрижераторы не поддавались на его агитацию и улепетывали прочь, врубая полную скорость.
«Боятся… Меня боятся…» – догадался Брыклин, и снова слезинки проторили в дьявольском гриме две глубокие борозды. Из бело-розового Петин пятачок стал красно-коричневым и немного съехал набок, так что можно было подумать, что наш чертенок сегодня успел сразиться и в боксерском поединке.
«Ведь знают, что чертей нет, а боятся… Съем я их, что ли?.. Мне только до города доехать…» – Петя поднял руку, но и двадцатая по счету машина, жутко виляя по шоссе и страшно визжа тормозами, успела благополучно миновать нечистое место.
«А еще атавизм,[1] наверное, учат… На лекции всякие ходят… – грустно подумал Брыклин и почесал поросшую бурым мехом щеку. – И зачем я только за чужую школу выступать согласился… Ведь не хотел! Ведь говорило мне второе „я“ – „Откажись!“ Не послушал… На дорогие призы клюнул… Вот и стой теперь – шугай машины…»
Петя опустил голову и сердито лягнул копытом камень, валявшийся под ногами. Камень со свистом ударился в дорожный столбик и рикошетом отлетел к Брыклину. Не успев увернуться, Петя вскрикнул от боли: коварный булыжник врезался в его тело в двух сантиметрах от хвоста.
«Все против меня! – подумал несчастный бес, потирая ладошкой ушибленное место. – Все против меня!.. За что?»
Он поднял взор к небу, но ничего, кроме лукаво подмигивающих звезд и запрокинутого немного набок месяца, не увидел. Тогда он опустил голову чуть пониже, и сердце его вновь замерло в робкой надежде: где-то, еще далеко, прорезал мрак на Бисовом Шляхе луч мотоциклетной фары. Догадливый читатель уж, конечно, понял, что это мчался в Башибузуки не кто иной, как участковый инспектор милиции Ираклий Георгиевич Гаидзе. Петя шмыгнул носом и поднял вверх дрожащую от холода и волнения правую руку. Левой он безуспешно попытался прикрыть ненавистный хвост.
Глава пятнадцатая,
в которой Гаидзе протягивает нечистой силе руку помощи
«Эх Лопоухин, Лопоухин!.. А еще председатель сельсовета! Нет бы на месте самому во всем разобраться – он в милицию сразу звонить, Гаидзе ему подавай… Видишь ли, ему Кузюкин сказал: „В лесу бесы прячутся!“ Ну, сказал Кузюкин… А ты проверь сходи, удостоверься, раз председатель. Нет, сразу звонить!.. А тут мальчишка посреди степи замерзает, дорогу домой ищет – это как, товарищ Лопоухин? По-людски, а?» – Ираклий Георгиевич скосил глаза и посмотрел на лохматую голову чертенка, торчащую из мотоциклетной люльки. Голова жмурилась и сияла, а уши на ней, трепеща от ветра, издавали звук, похожий на шум вертолетных лопастей.
– Скоро приедем! – сказал Гаидзе пассажиру. – Еще километров десять осталось, и мы на месте!
– Что? – не расслышал бесенок. – Где?
– В Светлогорск, говорю, скоро приедем! – повторил Гаидзе, надвигая мотоциклетный шлем пониже на лоб. – Еще минут десять – и мы в отделении!
На этот раз Брыклин хорошо расслышал слова капитана.
– Я домой хочу! – закричал нарушитель спокойствия. – Меня бабушка ждет!
– Всех дома ждут, всем домой хочется, – спокойно ответил Ираклий Георгиевич. – А протокол составлять кто будет?
– Какой протокол? Не надо протокола! – испугавшись новой беды, свалившейся на его голову, завопил гуляка-чертенок.
Но милиционер был с ним категорически не согласен:
– Телефонограмма была? Была. В Башибузуках тишину нарушали? Нарушали. Автодорожные средства передвижения подвергали опасности? Подвергали. Неужто без протокола тебя отпустить? А газеты, радио, телевидение… Ты о них подумал?
И правда, о телевидении, радио и газетах Петя Брыклин еще не думал. Все мысли его сейчас были заняты одним: скорее домой!.. скорее в ванну!!! скорее смыть, содрать, очистить с себя эту дьявольскую шкуру, оторвать этот проклятый хвост и это свинячье рыльце, прилипшее намертво к родному носу, скорее переодеться, переобуться, сбросить с уставших ног ненавистные копыта, а руки освободить от скрюченных и острых, облипших грязью и выдранной из Петиной головы, шеи и щек серо-буро-малиновой шерстью, когтей.
– Домой хочу… – с бесовским упрямством повторил он своему спасителю. И вдруг тихо добавил, опуская взгляд на дно люльки: – Я больше не буду… никогда-никогда…
Удачливый ловец сбежавших бесенят не расслышал эти слова, но богатый милицейский опыт подсказал ему их смысл.
