Она была одета по последней парижской моде, скромно, но элегантно. Линии платья подчеркивали все изгибы ее тела, на грудь был скромно наброшен полупрозрачный платок. Изящная нитка жемчуга обвивала шею, брошь с драгоценными камнями была приколота слева на лифе платья. Она выглядела герцогиней до кончиков ногтей, и он понимал, что он выглядит попрошайкой со Флит-стрит.

– Доброе утро, мистер Деверидж. Прошу вас, садитесь. Может быть, хотите чаю? Катберт может принести свежее печенье, если хотите.

– Нет, благодарю вас, это лишнее. Я бы просто выпил чаю. – Он ожидал бурных упреков и обвинений, но только не такую холодную учтивость. Он неловко уселся на вторую софу и заметил едва заметные следы усталости под зелеными глазами. У него появилась надежда, что не один он потерял сон прошлой ночью.

– Это все, Катберт, – сказала герцогиня твердо.

– Очень хорошо, мадам. – Дворецкий быстро поклонился, а потом добавил фразу, которая явно предназначалась для Тревелина: – Я буду рядом, и вы сможете позвать меня, если вам что-то понадобится.

Он закрыл за собой двойные двери. Тревелин не сомневался, что Катберт остался стоять у замочной скважины, готовый защитить госпожу от малейшей угрозы.

– Ларла… – начал он.

– Мистер Деверидж, я не помню, какой чай вы предпочитаете, – перебила его Артемизия, дав ему резкий отпор. Значит, во время этой беседы не будет никаких, тайных имен. – Один кусочек сахара или два?

Взгляд, который она на него бросила, наливая горячий чай в чашку, показывал, что она с большим удовольствием распилила бы его на кусочки.

– Два, пожалуйста, – ответил Тревелин и мысленно воззвал к небесам. Как он сможет преодолеть эту пропасть, созданную ее нарочито безупречными манерами?

Артемизия бросила два кусочка сахара в темную жидкость и начала помешивать с едва скрываемой злобой.

– Большое спасибо. – Трев принял чашку и блюдечко из ее бледной руки. У него даже мелькнула мысль, не решила ли она вместо сахара положить стрихнин.

Он поднес чашку к губам и сделал глоток. «Пока что все в порядке».

– Хотел поговорить о произошедшем прошлым вечером, – сказал он, не зная, как начать разговор.

– Балы-маскарады часто наполнены всевозможными причудами, – сказала Артемизия холодно, будто бы вела светскую беседу о погоде. – Прошлый вечер был полон всевозможных сюрпризов, разве не так?

– Никто не был вчера удивлен больше меня.

– Позвольте усомниться в ваших словах, – ответила Артемизия, в голосе которой прозвучали ядовитые нотки.

– Мадам, я не представлял себе, что отец планировал сделать такое заявление.

– В это я могу поверить, – сказала герцогиня, – слишком дурной тон соблазнить старшую сестру в тот же вечер, когда собираетесь присягнуть в верности младшей. В конце концов, необходимо сдерживать себя.

– Я не давал никаких обещаний вашей сестре. – Трев с раздражением провел рукой по волосам. – Этот план придумали ваша матушка и мой отец, Бог знает зачем. Клянусь небесами, одним-единственным танцем исчерпывается все мое общение с девушкой. Поверьте, я едва знаком с этой крошкой.

Герцогиня с неодобрением подняла одну бровь.

– Осторожнее, мистер Деверидж. Вы говорите о моей горячо любимой сестре.

– Я понимаю это и не хочу высказать неуважение к ней, но, пожалуйста, поверьте мне, я ничего не подозревал о предполагаемой помолвке. – Он поставил фарфоровую чашку и блюдце на низкий, инкрустированный слоновой костью столик между ними. – У меня нет намерения жениться. Никогда. Ни на вашей сестре, ни на ком другом.

По ее лицу проскользнула тень, и на какую-то долю секунды ему показалось, будто бы она ожидала от него другого ответа, какого-то признания. Учитывая ту близость, которая возникла между ними – он до сих пор ощущал ее в своих объятиях, – было бы неудивительно, если бы она ожидала от него предложения руки и сердца. Какая-то его часть хотела бы сделать это, осознал он с удивлением, если бы не его секретная работа Несправедливо ожидать от женщины, что она станет понимать и мириться с риском, который он решил на себя взять.

Она сделала глоток чаю, бросив на него быстрый взгляд из-под полуопущенных век.

– Возможно, для такого человека, как вы, подобное решение даже к лучшему, мистер Деверидж. Сильно сомневаюсь, что вы станете верным мужем для любой женщины. – Артемизия посмотрела в сторону. – Однако, что сделано, того не воротить. Ваш отец уже объявил о ваших намерениях перед всем высшим светом. Я не позволю вам насмехаться над моей сестрой, пытаясь увильнуть от своих обязательств, и сделаю все от меня зависящее, чтобы свадьба состоялась.

– Если мой отец сделал объявление, возможно, ему и следовало бы играть роль жениха. В конце концов, он же холостяк, – заявил Тревелин.

Артемизия пронзила его недовольным взглядом.

– И к тому же в три раза старше невесты.

– Как и ваш покойный муж, – напомнил ей Деверидж.

– Я была бы благодарна, если бы вы воздержались от комментариев о герцоге. Очевидно, что вы мало осведомлены о благородных мужчинах и еще меньше о благородных женщинах. – Нижняя губа герцогини задрожала, и ей пришлось сделать глубокий вдох. – Кто мог играть привязанностями других людей, а потом не оправдать своих обещаний… – Она не смогла закончить мысль из-за слез, которые ей не удалось сдержать.

Трев мгновенно оказался рядом с ней и заключил в объятия.

– Ларла, мне так жаль.

– Не называйте меня так. – Она ударила его кулачком в грудь, однако не отодвинулась. – Вы не вправе этого делать. Все, что вы делали, – это лгали мне с того самого дня, когда я впервые увидела вас.

– Клянусь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Если ты больше не веришь моим словам, прошу, поверь хотя бы в это, – прошептал он, уткнувшись в ее шею. Она пахла соблазнительно, словно свежая утренняя роса. – Я не знаю, как называется то, что между нами происходит, но я не могу оставаться вдали от тебя.

Он прикоснулся своими губами к ее губам, и тяга к ней вспыхнула в нем снова. Больше всего на свете он хотел эту женщину. Если ему вскоре не удастся зарыться в ее нежное тело, то он уверен, что буквально сойдет с ума.

Воспоминания о том, как он целовал ее грудь, как от его прикосновений у нее перехватывало дыхание, как увлажнилось ее лоно, заставляли его плоть восставать от желания. Он не мог насытиться ею.

Сначала она отвечала на его поцелуи с отчаянием, сплетая свой язык с его. Он почувствовал, как надежда оживает в его сердце, однако, когда он просунул руку ей под юбку, она освободилась от его объятий. Ее лицо пылало от желания, но она вскочила на ноги и отпрыгнула от него на безопасное расстояние.

С широко открытыми глазами она смотрела на Тревелина с выражением, которое напоминало ужас.

– Убирайтесь из моего дома!

– Ларла… – Он пододвинулся, чтобы обнять ее.

– Нет, я действительно хочу этого. – Она вытянула руку вперед, чтобы остановить его. – Если вы подойдете ближе, я закричу, и Катберт вызовет констебля. Тогда, обещаю, вас обвинят в попытке изнасилования, и вам придется предстать перед судом.

Его остановила вовсе не угроза, а ужас в ее глазах. Неужели он стал для нее таким жестоким чудовищем. Нет, он внезапно осознал правду: она боялась саму себя и того, как ее тело отвечало на его ласки.

– Это не будет изнасилованием, ты сама прекрасно знаешь, – сказал он.

Она посмотрела на него, прищурившись:

– Оскорбляя меня, вы не спасетесь от тюрьмы.

– Обманывая саму себя, ты не изменишь правды. – Он постарался сказать это как можно нежнее, учитывая то, насколько он был разочарован. – Могу сказать тебе только одно наверняка, что бы ни случилось, я не помолвлен с Флориндой. Продолжать весь этот фарс – значит навлечь на себя несчастье. Думаешь, возможно, что мы будем видеть друг друга в кругу семьи и, в конце концов, не окажемся в одной постели?

– Я просила вас уйти.

– Я сделаю, как ты просишь, но знай, что я не женюсь на твоей сестре.