Терренс Динуидди. Томас Доверспайк. Оба они изображали акцент и пытались добиться аудиенции с Беддингтоном.

Артемизия слегка прикусила губу. Видимо, у нее просто разыгралась фантазия и она хватается за любую возможность снова вспомнить о Томасе. Она отдавала себе отчет, что дело не только в картине, хотя следовало отметить, что для нее крайне важно завершить начатое. Однако правда заключается в том, что ей не хватает Томаса.

Неужели он по ней не скучает хотя бы немного?

– Мистер Динуидди был молодым человеком? – спросила Артемизия.

– Нет, у него в волосах я заметил прядь седых волос, – сказал мистер Шипуош. – Полагаю, он еще вернется узнать, наняли ли мы его на работу.

– Вы можете сами принять решение, по данному вопросу. Здесь достаточно работы для троих. Вам стоило бы найти себе помощника, даже если не этого мистера Динуидди. Поручите кому-то выполнять мелкие задания и встречаться с торговцами, и мы устроим так, что какое-то время ему просто не удастся увидеться с мистером Беддингтоном. Они ведь могут просто «разминуться».

– Верно. – Шипуош поднес палец к губам и кивнул. – Если помните, мадам, вы и меня держали в неведении около месяца, посылая поручения через курьера и получая от меня отчет тем же способом. Очень благоразумно и хорошо придумано.

– И я счастлива, что нашла вас, мистер Шипуош. – Артемизия не покривила душой. – Вы главная опора моего предприятия. Мистер Беддингтон не смог бы ничего сделать без вашей помощи.

От ее похвалы кончики ушей Шипуоша покраснели.

– Уже так поздно, – Артемизия взглянула на часы на цепочке, – мне пора идти.

– У вас назначена встреча?

– Нет, – ответила герцогиня сердито, – нужно приготовиться к маскарадному балу, который я устраиваю по настоянию матери. Пока я еще даже не придумала, что мне надеть. – Она хихикнула. – Пожалуй, мне стоит пойти под видом мистера Беддингтона. Я могу спрятать волосы под шапку из бобрового меха, забинтовать грудь, чтобы она стала совсем плоской, одеться в один из старых костюмов отца и начать курить сигару при всех. Это преподаст маме урок.

Глаза мистера Шипуоша стали круглыми, как у совы, очевидно, он был в шоке.

– Но, мадам…

– Не волнуйтесь так. Я приобрела репутацию чудачки, однако, как это ни грустно, незаслуженную. Ладно, уверена, Рания подобрала для меня что-то менее скандальное.

Она вышла из здания и вернулась к ждущему ее экипажу, но когда он уже отъезжал от обочины, она заметила пешехода. Он двигался уверенным, твердым шагом, держал спину прямо. Экипаж ехал слишком быстро, и она не могла разглядеть его лицо, однако что-то в его походке напомнило ей Томаса Доверспайка.

Артемизия постучала ручкой зонтика по крыше, подавая вознице знак остановиться. Она пересела, чтобы поглядеть из окна на прохожего. Хотя он шел бодро, волосы в косичке за его спиной были совсем седые. Он уверенно прошествовал к зданию, где работал Беддингтон, и быстро поднялся по ступеням. А потом, прежде чем постучать в дверь, он сгорбился, словно его мучил артрит, и сразу стал выглядеть лет на двадцать старше.

Когда он повернул голову, ей удалось явственно увидеть его профиль. Герцогиня зажмурилась, чтобы в следующее мгновение разглядеть наверняка.

Несмотря на то, что на мужчине были очки с толстыми стеклами, она не могла ошибиться по поводу его губ. Именно эти губы являлись в ее снах, когда она просыпалась с ощущением разочарования, переживая лишь мимолетное удовольствие. Эти губы она нарисовала своему Марсу.

Часть ее хотела вернуться обратно и встретиться с ним лицом к лицу. Но другая ее часть медлила, дрожа от смятения. Очевидно, что встреча с ней больше его не интересовала, иначе бы он по-прежнему приходил ей позировать. Но почему тогда переодетый Томас тайком стремится в дом Беддингтона?

Она не только не знала его настоящего имени, но и сам он оставался для нее загадкой. Возможно, ей следовало приказать мистеру Шипуошу принять его на работу, чтобы присматривать за ним и узнать, что задумал мерзавец. Она постаралась отбросить мысль, что этот план мог бы представить возможность увидеть его. Ведь очевидно, что он не желал больше встреч с герцогиней, а любая женщина должна, в конце концов, сохранять хоть какие-то остатки гордости.

Артемизия откинулась на сиденье, обитом бархатом и два раза стукнула по потолку.

Экипаж рванул с места так резко, что у Артемизии в желудке все перевернулось. Она раздевалась перед этим мужчиной, хотела положить его в свою постель и полностью довериться ему. Какой она была глупой!

Она больше не хотела участвовать в его играх.

– Как же тебе идет этот наряд, Ларла! – Рания захлопала в ладоши. – Я так и думала. Посмотри же на себя, ты великолепнее дочери нашего махараджи. Ты словно луна, воплощение красоты.

Артемизия стояла перед огромным зеркалом, из которого на нее смотрела индийская принцесса в искусно расшитом сари. Блестящая ткань изящно обволакивала фигуру, довольно смело и кокетливо приоткрывая часть талии. Грудь ее поддерживала чоли, короткая облегающая блузка с коротким рукавом, но без тугого корсета очертания груди явно прорисовывались под сари. Если бы сегодня был обычный день, ей было бы стыдно появиться на публике одетой таким образом, но правила, по которым высший свет судил о пристойности или непристойности поступков, были отменены на время маскарада.

Она встала на цыпочки и быстро покрутилась, желая удостовериться, что ярды материи надежно закреплены. С сари нельзя было носить нижнее белье, и прикосновение шелка к обнаженной коже вызывало эротические ощущения.

Рания настояла на том, чтобы Артемизия распустила волосы, и они свободно рассыпались темными волнами по ее плечам, ниспадая на спину и слегка завиваясь у тонкой талии. Это вполне устраивало Артемизию. След на ее шее от поцелуя, оставленного Томасом Доверспайком, или как его там звали на самом деле, еще до конца не исчез. Она всю прошлую неделю закутывалась в шаль, пытаясь скрыть отпечаток, свидетельствующий о ее тайной страсти. Теперь она просто сможет прикрыть его волосами. Если Рания и заметила след на коже Артемизии, то оказалась достаточно деликатной, чтобы удержаться от комментариев.

Под красным шелком сари лодыжки Артемизии были украшены тонкими браслетами, а на большой палец левой ноги она решила надеть кольцо. Небольшой рубин блестел в пупке, в ушах виднелись длинные серьги из разноцветных бусинок. Еще один рубин висел на середине лба, служа продолжением искусно украшенной диадемы.

– А теперь вуаль, – сказала старая кормилица, закрепив прозрачную ткань за ушком Артемизии. Под вуалью нельзя было скрыть, кто она такая, однако гости балов-маскарадов часто делали вид, что не знают других веселящихся гостей. Вероятно, это делалось для того, чтобы каждый на балу мог вести себя свободно, отбросив все условности. – Было бы лучше, если бы мы покрыли твои руки хной, но даже без этого ты будешь сиять словно солнце.

– Сначала я луна, теперь солнце. Думаю, скоро ты сравнишь меня со звездами. – Артемизия улыбнулась, слушая восторженную похвалу Рании.

– Конечно же, душа моя. О, я так рада, что ты отказалась от траурной одежды! – Рания поправила вуаль, быстро перебирая пальцами свободно висящий край материи. – Красный подходит тебе намного больше – цвет радости, цвет невесты.

– Я больше никогда не выйду замуж, – твердо заявила Артемизия. Они с Ранией часто затрагивали эту тему, но ей так и не удалось убедить пожилую женщину, что без мужа намного лучше. – Я принадлежу самой себе, и так мне намного лучше.

– Это ты пока так говоришь, Ларла. – Рания бросила на герцогиню понимающий взгляд. – Но если бы ты нашла подходящего мужчину, я уверена, ты была бы счастлива принадлежать ему.

– Только если мужчина будет столь же счастлив принадлежать мне. Обычно мужчины не отдаются с такой легкостью, как женщины.

Да, какое-то время назад она была бы счастлива принадлежать Томасу Доверспайку, и до сих пор при мысли о нем внизу ее живота все еще появлялось непонятное томление. Они ведь были на волосок от того, чтобы стать любовниками. Теперь, когда Артемизия узнала, что этому человеку нельзя доверять, она поспешила поздравить себя со счастливым спасением, однако тяжесть в груди заставляла ее усомниться в правдивости своих слов.