В другой раз Месяц заметил, что между Андресом и Большим Кнутсеном как будто еще более поднялась стена отчуждения: не заговаривали один с другим, избегали встречаться глазами, в общем разговоре поворачивались друг к другу спиной. Тогда Месяц порасспросил Темного Кнутсена и узнал, в чем дело: оказалось, Андрее поранил ножом двоих датчан – тех, что зачастили к Люсии; а с Большим Кнутсеном у него на этой почве возникла ссора; отец Люсии сказал Андресу, что если тот – любезный родственничек – не перестанет соваться не в свое дело, то будет изгнан не только со двора, но и из Тронхейм-фьорда; на это Андрее будто бы ответил какой-то дерзостью.
Однажды, оказавшись с Андресом наедине в трюме когга, Месяц сказал норвежцу, что тот может рассчитывать в своих делах на помощь россиян так же, как они до этих пор рассчитывали на его помощь.
На это Андрее ответил:
– О господин Юхан! Она так прекрасна! А я совсем потерял голову и готов бросаться на каждого, кто засмотрится на Люсию. Разве сможет мне здесь кто-нибудь помочь? Ведь ее сердце ко мне глухо. Она видит во мне лишь рыбака из Вардс и отличает от других рыбаков только потому, что я ей родственник. Когда мое сердце готово выпрыгнуть из груди, Люсия спокойно глядит на меня из окна…
Андрее перестал посещать Тронхейм. Он всегда находил себе дело на судне и с головой погрузился в работу. «Юстус» стал для него истинным домом, а кормчий Копейка, которого давно не занимало ничто, кроме корабля, – старшим братом.
Было как-то в августе Большой Кнутсен привез Люсию на хутор. Никто из россиян не видел эту девушку прежде. Да и в тот день не разглядели; мелькнуло светлое платье от повозки к дому – и только; между тем, очень широк был двор – могли и этого не заметить. Андрее же узнал Люсию, но работы не оставил. И она за весь день не подошла к кораблю. Уезжая вечером того же дня, девушка встала в повозке, крикнула: «Ан-дре-ее!…», помахала рукой и засмеялась. При этом Большой Кнутсен быстрее погнал коней, и Люсия, потеряв равновесие, повалилась на сиденье.
Так, незаметно, пришла осень.
В один из дней на Кнутсен-горд явились датские купцы. Они просили россиян продать им меха. Но Месяц отказал. Через несколько дней, в воскресенье, датчане разыскали россиян в таверне и опять заводили речь о продаже всех мехов, причем немного подняли цену, хотя мехов не видели, – им, по всей вероятности, достаточно было знать, что меха строгановские. Купцы угощали россиян золотистым вином и заказывали у тавершцика лучшие колбасы, сладкий козий сыр и чудные пресные лепешки флатбрёд. Но Месяц отказал им и на этот раз, сославшись на то, что у него имеются свои виды на пушной товар. А за вино, колбасы и прочие угощения заплатил вместе с датчанами. Однако купцы оказались упрямыми. Они опять пришли на хутор и назначили третью, очень хорошую цену. На это Иван Месяц только покачал отрицательно головой. Тогда раздосадованные датчане решили действовать иначе. Вежливость быстро сошла у них с лиц, а уста перестали источать мед. Один из датчан указал пальцем в сторону судна на стапелях и воскликнул:
– Вон там – верхом на бушприте – кто сейчас сидит? Не Андрее ли это, норвежец из Вардё?
– Андрее, Андрее, – подтвердили остальные купцы. Удивился первый датчанин:
– Как же такое может быть! Он ударил ножом двоих достойных людей и до сих пор не понес наказания…
– Это, конечно, безобразие! – согласились датчане. – Такое возможно только в темной отсталой Норвегии. Разве можем мы теперь спокойно ходить по улицам? Мыслимо ли жить в таком городе, где возмездие не настигает убийц?..
Купцы не на шутку расшумелись и грозились подать жалобу ленным властям. Им всем вдруг стало очень жаль тех двоих раненных Андресом купчиков. А один из датчан за этим шумом подмигнул Месяцу и ввернул ловкое словцо:
– Вы, господин Юхан, конечно, понимаете, в чем тут дело!…
Датчане не бросали своих слов на ветер. Дня через два на хутор явился чиновник-исполнитель ленника в сопровождении трех наемных солдат и объявил о желании властей видеть господина капитана Юхана Месяца и Андреса Кнутсена, рыбака из города Вардё, покинувшего свой город с неизвестной целью, не имеющего в данное время определенного занятия, а также ведущего подозрительный образ жизни. Пожелание трон-хеймского ленника-фогта было зачитано по-датски с листа бумаги, скрепленного красивой печатью с гербом. Сразу по прочтении наемники взяли Андреса под стражу, а Ивану Месяцу сообщили время встречи с ленником – назавтра с утра.
На следующий день Месяц собрался в Тронхейм. Большой Кнутсен пришел к нему и сказал, что господин российский капитан, должно быть, еще плохо владеет языком датским и ему необходим толмач. Большой Кнутсен решил тоже пойти к фогту – во-первых, в качестве такого толмача, а во-вторых, потому что Андрее все-таки доводился ему родней, хоть и дальней, и раз уж он попал в беду, то следовало забыть обо всех трениях и попытаться помочь ему. Также Хрисанф вызвался идти, спрятав под рясой шведскую секиру. А Михаил и Фома, братья, прихватили ручницы-пищали и сказали один другому, что неплохо было бы пропустить сегодня в таверне по кружечке вина.
Так впятером и отправились.
В покои ленника-фогта датского короля были допущены только Месяц и Большой Кнутсен. Датский вельможа принял их сразу и с вежливостью, подобающей в случаях приемов важных господ. В начале своей речи датчанин выразил сожаление по поводу того, что ему не представился случай раньше встретиться с юным капитаном прекрасного корабля, несущего на мачтах российские флаги. Столь редкий гость мог бы быть принят теплее. Ленник посетовал, что в здешних водах скорее встретишь какого-нибудь шведского капера, нежели мирное купеческое судно великого московского государя Иоанна… Потом он заговорил о войне со Швецией и о тяготах этой войны, требующей, как и всякая война, – денег, денег и денег… А где взять денег? Нужно повышать налоги, поднимать цены, выколачивать, выколачивать… Ах, как трудно править людьми! Ведь они не хотят понять, что все делается для их же пользы. Они видят только свой нос, они страдают только за свой карман, они мыслят только в черте своего огорода. Особенно эти норвежцы!… Они близоруки, дики и озлоблены. Они бросаются с ножами на датчан, а с проклятыми шведами заключают на границах крестьянские перемирия. Норвежцы не понимают, что Швеция желает подмять под себя их страну, как подмяла Финляндию, подмять, чтобы господствовать не только над восточным путем в Россию, в Нарву, но и над северным путем – через Мурман в Белое море и Двину. Шведское владычество невыгодно и другим северным народам. Вам, капитан Юхан, должно быть известно, как захирело нарвское плавание после захвата Швецией Ревеля. А от этого плавания была польза не только России, но и Дании, и Англии, и вольным торговым северогерманским городам – Любеку, Ростоку, Висмару. Да, Россия удержала за собой ливонскую Нарву. Но что из того! У России есть красивая тарелка, однако она пуста. И всему виной – шведский флот… О!… У меня в голове не укладывается, каким образом маленькая Дания столько лет находит в себе силы для того, чтобы удерживать на цепи шведского монстра!…
Далее господин фогт опять вернулся к Норвегии. Он сказал, что если бы в этой стране не было таких благоразумных одальманов, как Эрик Кнутсен, надежных, преданных, трудолюбивых, дальновидных, исправно уплачивающих ежегодный ландскюльд и прочие взносы и платежи, то датское королевство не имело бы такого несомненного превосходства в войне с варварской Швецией и было бы вынуждено уступить многим притязаниям врага. Тогда оказалось бы нарушенным общее, привычное для всех равновесие, и скрипучая повозка покатилась бы под гору; Эрик Кнутсен, разумеется, помнит те гнусные бесчинства, какие творились в Тронхейме после вступления в него шведских наемных войск… Благополучие и Дании, и норвежских ленов уже много лет покоится на плечах вот таких Кнутсенов, великанов не только телом, но и умом, и духом. А какие красивые у них вырастают дочери! Взять, к примеру, Люсию, девушку с хутора, можно сказать, – с огорода… Но королева, королева! И недаром она первая на празднике внесения света во тьму. Люсия, помимо того, что с факелом изгоняет из Норвегии темноту северной зимы, еще и неплохим своим образованием светит посреди норвежского провинциального невежества… Но есть в стране и другие Кнутсены, – здесь голос ленника стал жестче, – таков Андрее из Вардё. Он и похожие на него, оставив насиженные места, не желая исполнять свои обязанности, бродят по всей стране, будоражат народ, отвлекают от дел, вольнодумствуют; они гнусными речами и обманными искушениями сбивают людей с пути послушания и добродетели; они пьянствуют в кабаках, дерутся, являя собой пример недостойный; они покорных призывают к неповиновению, любящих стремятся склонить к ненависти, среди верующих сеют семена безверия; и пророк их – сумасшедший Хенрик, коего они почитают за святого…
