– Чарли, мне надо поговорить с тобой, а времени мало. – Джим придвинул стул, сел рядом и чуть понизил голос: – У меня к тебе несколько просьб.

Каноэ медленно скользило по реке.

Джим принял наследие покойного деда. Теперь он тоже мысленно называл Колорадо просто рекой. Он разгребал воспоминания так же сильно и плавно, как работал веслом. Под таким же небом и солнцем плыли они по реке много лет назад, когда он только-только вышел из младенческого возраста. Вокруг так тихо, ясно и спокойно, что, кажется, стоит повернуть голову, и увидишь на корме Ричарда Теначи: ладонью он касается воды, а на древнем лице индейца застыли вековое спокойствие и мудрость. Быть может, он здесь, только Джиму не дано его увидеть.

Поговорив с Чарли, он вышел из коттеджа на Бил-роуд и взял в сарае старое каноэ, заброшенное кем-то до лучших времен. Волоком дотащил до машины и закинул на крышу. Каноэ не деревянное, как то, дедово, а из желтого пластика, и на носу, конечно, нет фигуры Кокопелли. Но Джим хорошо усвоил, что вещи не всегда такие, какими нам кажутся. Многими чертами наделяет их взгляд людей.

На машине он без спешки добрался до места. Уже совсем рассвело, когда он въехал в Пайн-Пойнт, но дорога пока была пустынна. «Порше-кайенн» Коэна Уэллса стоял неподалеку от большой старой сосны. Завидев пикап, банкир вышел из машины, оставив дверцу открытой. Он бросил взгляд на каноэ, но ничего не сказал. Его теперь интересовало только одно, все остальное представляло собой лишние детали. Как деловой человек, он приехал оговаривать сделку и думал только о том, чтобы заключить ее на выгодных для себя условиях.

– Привет, Джим.

– Коэн…

Банкир сразу попытался взять инициативу в переговорах. По его правилам, сперва надо было подпустить немного лести.

– Молодец, что решил со мной встретиться. Судя по всему, ты самый умный из своего семейства. Где он?

Джим ответил вопросом на вопрос:

– Вам так необходимо было убить деда?

Уэллс явно растерялся, но отрицать не стал.

– Откуда ты знаешь?

– Не важно. Знаю – и все. И Алан знает.

– Врешь.

– Нет. Вы и сами понимаете, что не вру.

Джим бесстрастно разглядывал его. На лице Коэна Уэллса был написан вызов. И в то же время мысль его работала безотказно: он просчитывал ситуацию. Какие последствия может иметь для него осведомленность Джима? Раз он не побежал в полицию, значит, с ним можно договориться. С Аланом тоже проблем не будет: сын никогда не пойдет против отца.

И Коэн успокоился. Решил не искать обходных путей и сбросил маску.

– Ричард Теначи был старый упрямый осел. Я не хотел его смерти, но в деле замешано слишком много чужих интересов. Я ответствен не только перед собой. Есть и другие люди, с которыми лучше не ссориться…

Излагая свои доводы, Коэн расхаживал взад-вперед и в конце концов очутился прямо под сосной. Дерево роняло смолу, потому травяной покров кончался на уровне тени от нижних ветвей. А вокруг ствола почва была темная, присыпанная иглами. Кое-где из земли вылезали вековые корни.

Не желая терять инициативу, Коэн взял быка за рога:

– Раз ты здесь, значит, понимаешь, что иначе я не мог. Надеюсь, мы договоримся. Вопрос только в сумме. Я знаю, что деньги для тебя не последнее дело. Отдай мне документ, и станешь очень богатым человеком.

Банкир чуть повысил голос на последней фразе. А Джим, отвечая ему, даже удивился своему спокойствию:

– Дело не в деньгах. Вы, верно, не знаете, что в последние дни здесь произошло несколько убийств. Все жертвы, за исключением Джеда Кросса, ни в чем не виноваты, кроме как в том, что появились на свет. И среди них ваш сын.

– Что ты несешь? Я всего час назад говорил с Аланом, он…

– Я не об Алане, – прервал его Джим. – Я о Кертисе Ли.

Если банкир и был потрясен этим известием, то ничем этого не выдал. Он привык к жестоким играм, которые эмоций не допускают. Но Джим знал: его хладнокровие лишь маска.

Он не дал Коэну времени ответить.

– Вам наверняка это покажется банальностью, но в жизни бывают моменты, когда деньги теряют свою цену.

Продолжая свой монолог, Джим испытал уже знакомое ощущение. Только на этот раз вползающее в мозг облако вместо тревоги наполнило его странным, почти неестественным покоем. Он посмотрел за спину Уэллса и увидел, как на границе травы и голой земли обозначились выпуклые следы.

Это его не удивило; он даже сказал себе, что иначе не может быть. Теперь он все знает и страшиться ему нечего. Когда все знаешь, уже не обязательно сражаться в одиночку, можно попросить помощи.

Джим перевел взгляд на стоящего перед ним человека. И Коэн Уэллс еще до слов прочел свой приговор в его глазах.

Но Джим все-таки произнес его:

– В жизни бывают моменты, когда надо расплатиться сполна. И я рад, что могу вам это сказать, Коэн. Такой момент для вас настал.

Видя, как быстро приближаются следы, Джим повернулся и пошел.

Ликующий вопль в его душе слился с воплем ужаса, который испустил Коэн Уэллс. Джим сел в свой «рэм», включил зажигание и отъехал, не оборачиваясь.

Он покатил по шоссе на Пейдж и быстро достиг плотины. Все здесь, казалось, сохранило прежний вид. И вода в реке, как прежде, отсчитывала время, которое нипочем здешним скалам. Джим спустил на воду свое легкомысленное каноэ и поплыл по течению, веслом лишь намечая курс, как учил его дед.

Справа из воды выпрыгнула рыба, наделав шуму, который вернул его в настоящее время. Он посмотрел на лениво расползающиеся по воде круги, и через мгновенье река восстановила свою совершенную геометрию.

Джим скользил под прикрытием скал, нависших над рекой и над временем, и в голове отчетливо звучали слова деда, произнесенные в этом месте много лет назад:

Сегодня ты должен выдержать испытание, Táá Hastiin. Мы не вольны выбирать время для битвы. Мы можем лишь быть готовыми к ней, когда пробьет час…

Дед не знал, что у внука уйдет столько времени, чтобы понять его слова. И все-таки он их наконец понял, вернулся и нашел свой путь.

У Хорсшу-Бенд Джим легко, помогая себе веслом, вывел каноэ на песчаный берег под отвесной скалой. Все было ему так знакомо, как будто с начала времен эта каменная глыба, отражаясь в зеленой воде, ждала его прихода.

Он вылез и полной грудью вдохнул прохладу реки.

Затем приступил к делу согласно дедовой науке.

Снял рубаху, оторвал от нее тонкую полоску и обвязал вокруг головы на манер предков. Солнце припекало, несмотря на ушедшее лето. Ветер, что веками катит колючие кусты и заметает следы людей, с легким посвистом холодил шею. Некогда Джим хотел забыть этот зов, но теперь вслушивался в него, прося дать ему сил и смелости, чтобы не сбиться с пути.

Он уже не индеец и не белый.

А просто человек, который ищет то, что потерял.

С вершины скалы на него глядят тысячи глаз. Это его предки, отцы отцов, и он всех их помнит. Они еще юношами начинали это восхождение и добирались до вершины с сознанием, что вступили в ряды мужчин.

Кто-то срывался и погибал, но и в этом было свое мужество. Потому что поражение – результат попытки и потому что лучше заблудиться в дороге, чем вовсе не выходить на нее. Ведь каждый человек, пускаясь в странствия в одиночку, берет себе в спутники свою душу.

Он поднял голову, выбирая место поудобнее.

Отвесная стена была почти гладкой, но справа чуть вкось тянулся вверх причудливый рельеф. В некоторых местах даже видны трещины, куда можно просунуть пальцы и зацепиться. Он поставил ногу на камень, вытянул руку и ухватился за выступ.

И с этого момента все стало легко.

Сила росла и росла внутри, перегоняя усталость. Один отрезок, отвоеванный у скалы, был стимулом для преодоления следующего. В каждой трещине и выступе он чувствовал следы человеческих рук и ног. Они были памятниками истории, которая не стоит на месте, свидетелями древней дерзости и бравады, которые необходимы настоящему мужчине, чтобы встать во весь рост и сверху взглянуть на мир иными глазами.