– Полностью отдаю себе отчет во всех своих словах и действиях, – твердо заявила Настя. – Мало того – я сама его упросила!

– Дуры вы, бабы… Но такой номер не пройдет, за противоправные действия гражданину Соколову придется ответить по полной программе. А уж если учесть, что он уже был судим… Хоть судимость у него и погашена, но права заниматься медицинской практикой ему никто пока не давал!

– Насколько мне известно, Петр сам не подавал на апелляцию! – возразила Настя.

– А зачем ему? Ничего себе тип! Подвергает жизнь человека смертельной опасности, оперируя его в морге, да еще волочет за собой в эту яму других людей! Нет, на сей раз его посадят!

– Сами вы тип! – покосилась на Бориса Всеволодовича Настя. – Вы же следователь, должны разбираться во всех обстоятельствах дела. Но почему-то вместо того, чтобы докопаться до истины, с удовольствием вцепляетесь в первого встречного и готовы засадить честного человека в тюрьму! – выпалила Настя.

– Честный человек сам подвел себя под статью! – рявкнул побагровевший следователь. – Я так понял, вы не будете свидетельствовать против участников криминальной операции? Но мне и без ваших показаний хватит доказательств, чтобы засадить Петра Соколова за то, что он совершил.

Настя с удивлением посмотрела на Бориса Всеволодовича. Он говорил о Петре с таким раздражением, словно тот был его личным врагом. Именно тогда в голову ей пришла одна неожиданная и такая лежащая на поверхности мысль. Но враждебно настроенному следователю она не стала ее сообщать.

Период перед Новым годом Анастасия выделила бы в специальное время года. Да, вот так вот… Есть лето, есть осень, есть зима, а также, естественно, весна, и есть время года, которое так и называется – перед Новым годом. Сама Настя относилась к празднику очень спокойно, но навязанный общественности ажиотаж не мог оставить равнодушной и ее. Призывно горящие витрины магазинов, объявления, обещающие бешеные скидки именно до Нового года, появлялись чуть ли не с ноября. Оно и понятно: состояние кошельков большинства российских граждан после стололомящего праздника напоминает спущенный воздушный шарик. Потом хоть скидки, хоть вообще за два рубля товар в магазинах отдавай, все равно никто не придет, ведь и двух рублей ни у кого не будет. Не будет и боевого духа для хождения по магазинам – весь тот дух люди с лихвой отдают в предновогоднее время и в сам Новый год с большим размахом, добровольно подрывая свое здоровье.

Кто-то растягивает удовольствие покупок подарков на месяц, выискивая для своих знакомых и близких презенты по списку. Кто-то сметает все за один раз, толкаясь в очередях и злясь, что уже купили то, что он сам ранее хотел приобрести. Заготовка продуктов вообще превращается в какую-то нескончаемую оргию. Злые красные лица в очередях, мужчины с тележками, нагруженными горками… Покупатели испепеляют друг друга завистливыми и подозрительными взглядами, прорываясь к кассам. Складывается впечатление, что ко всем этим людям должны с минуты на минуту приехать толпы родственников и гостей. Только почему же те гости и родственники не сидят спокойно дома в ожидании своего часа – праздника живота? Нет, они тоже толкаются на ярмарках, базарах и в торговых центрах.

У Анастасии не было детей, ради которых она стала бы метаться в поисках подарков. В силу ее бывшей профессии все праздники у неё, наоборот, были более загруженными днями. И вообще, у неё никогда не возникало, как у многих, ощущения, что после Нового года наступит конец света, поэтому она и относилась к празднику очень спокойно и особо никогда к нему не готовилась. И уж тем более не задумывалась насчет еды. Ей хватало и грозди винограда с двумя бокалами сухого белого вина на всю новогоднюю ночь.

И истеричные заявления соседки тети Маши: «После Нового года все подорожает в три раза!» – не трогали ее душу. Даже если так будет, и что? Закупать яйца на год вперед? Так они испортятся! Нет, Настя не видела смысла в стремлении «надышаться перед смертью».

На дворе было двадцать девятое декабря. Почти полтора месяца прошло с того дня, как ей сделали операцию на колене, и минула неделя, как состоялось первое слушание дела Петра Соколова. Суд перенесли на начало февраля по настоянию адвоката Петра – Виктора Васильевича Суржикова. Со слов этого же адвоката, второе рассмотрение дела будет окончательным.

– Больше дело не перенесут, и я ничего не смогу больше сделать, – сказал он Насте при личной встрече.

Она не ходила к Петру в изолятор временного содержания и не собиралась ездить к нему в тюрьму. Она не хотела видеть его там – она все время видела его рядом с собой. Анастасия собиралась вытащить Петра из заключения и ради этого была готова на многое.

Сейчас они с Виктором Васильевичем сидели в одном из кафе ГУМа и грелись горячим кофе. Вся предновогодняя суета проносилась мимо Анастасии, словно какая-то другая, параллельная ей жизнь, текла рядом яркая, как мишура из дешевой фольги. Виктор Васильевич, представительный мужчина, был в теплом светлом пальто и довольно неординарном по расцветке шарфе для его солидного возраста. Он явно молодился. И еще у него был маникюр, чего Настя у мужчин не терпела.

– Я очень ценю Петра, но, к сожалению, очень мало могу для него сделать, – произнес адвокат и запустил ладонь в свою шевелюру «соль с перцем». – Все доказательства, все улики – все досконально собрано против него. А еще очень сильно довлеет его прошлое дело, его ошибка, стоившая жизни тому ученому. Вы ведь в курсе? Прокурор от того и «танцует». Мол, если он в тот раз мог совершить ошибку, а следовательно, убить человека, значит, мог и в этот. И всем все равно, что вы живы. Несмотря на то что прежняя условная судимость погашена, все равно прошлое будут учитывать. – Адвокат протер стекла очков, не смотря Насте в глаза.

– Я не просто жива – я здорова, – прошептала сквозь зубы Настя. И поинтересовалась: – Сколько Пете грозит?

– При хорошем для нас раскладе лет пять.

– О нет! – невольно воскликнула она.

– Боюсь, что да, – щелкнул замками портфеля адвокат, тем самым давая понять, что встреча завершена. – Ничем помочь не могу… Извините…

– А я что могу? – как-то по-детски спросила Настя, хлопая длинными ресницами.

– В смысле? – кинул на нее быстрый взгляд господин Суржиков.

– Может, я могу что-то сделать, чего не можете вы? – очень наивно спросила Анастасия.

– Боюсь, тоже ничего, – нервно дернулся адвокат.

– Петр, наверное, думает, что вы – хороший адвокат, – сказала Настя.

– А я хороший адвокат! – на мгновение вскинул глаза Виктор Васильевич и снова опустил их. – Я сделал все, что мог… а в этом деле… первая ошибка Петра при операции…

– Что я могу? – снова прервала его Анастасия, которую переполняло желание действовать во благо любимого.

– Дождаться его. Подумаешь, пять лет! – несколько скованно пожал плечами адвокат. – Извините…

Он неуклюже встал и, поклонившись, удалился.

Настя осталась сидеть одна перед двумя недопитыми чашками кофе за небольшим круглым столиком кафе посреди огромного магазина, горящего огнями. Она почувствовала себя героиней немого кино, да еще и с замедленной съемкой, а вот все окружающие люди неслись вокруг нее, словно участвуя в современном сериале. Такая вот несостыковка двух изображений…

– Забрать кофе? – вывел ее из задумчивости голос официантки.

– Что? А… Да-да, можете забрать, – рассеянно ответила Настя, зачем-то «промокая» сухой бумажной салфеткой крошки, оставшиеся от мини-кекса, и, естественно, ни одну из них не собирая.

– Вы будете что-то еще? – тактично поинтересовалась официантка.

– Я? Что? А, нет… – Настя словно потеряла связь с действительностью.

Блестящие елочные шары и другие игрушки на елке превратились в какие-то размазанные звезды и искрящиеся ленты от того, что в ее глазах накопились слезы.

– Девушка, извините, можно мне еще минут пять посидеть? – спросила Настя у официантки.