К счастью, рана его не загнила и уже начала заживать, так что теперь доставляла скорей не страдания, а неудобства. Кожа вокруг загрубела, хотя он и смягчал ее и постоянно смазывал, когда выдавалась возможность. Однако он знал, что большой безобразный шрам останется на всю жизнь. Знал он и то, что всегда будет стыдиться своего уродства, вернувшись к жизни среди людей, не таких, как Эрнандес, который вежливо отводил глаза от безобразных рубцов. И все же юноша благодарил судьбу за то, что клеймо осталось на груди, а не на лице. Грудь можно прикрыть рубахой, лица не прикроешь ничем.

Дорог стало больше, и теперь Эрнандес в седле сидел прямее, высматривая знакомые приметы, чтобы не сбиться с пути.

— Давненько меня тут не было. Хорошие были деньки! — сказал он Алехандро. И показал рукой на один, отличавшийся от других, красивый дом. — Верной дорогой едем, еврей! Скоро, похоже, мы найдем чем утолить голод.

Когда тени их на дороге, протянувшись к востоку, стали длиннее, они подъехали к городу под названием Гирона. С удовольствием Эрнандес отметил любопытство, появившееся на лице его негаданного компаньона при виде людей, заканчивавших дневные дела. Вид у них был вполне мирный и будничный, однако Эрнандес нисколько не сомневался, что среди них есть такие, кому вытряхнуть из них денежки все равно что поздороваться.

— Как бы они не уговорили тебя расстаться со своим кошельком, — сказал он и расхохотался. — Здесь нужно держать ухо востро.

Подопечный в ответ одарил его каменным взглядом, решив, что вполне освоился в пути и не нуждается в наставлениях.

— Хватит меня учить, Эрнандес, я не школьник. Ты что, думаешь, я не в состоянии проехать через город целым и невредимым?

— Я тревожусь не о езде через город, мой юный друг. Вот когда мы остановимся, накормим лошадей и сядем отдыхать, вот тогда и будешь в опасности. Остерегайся попасть в мягкие лапки какой-нибудь штучке, за спиной у которой кистень.

Алехандро разгневался на такие предостережения и подумал, что тут скорей Эрнандесу нужно поостеречься, а сам он в жизни до этого не опустится. Свои соображения он счел нужным высказать вслух:

— Лучше о себе позаботься! Вспомни, что сам говорил! Я молодой и красивый, а по тебе сразу видно, в скольких битвах ты участвовал. Сам подумай, кому легче стать чьей-то добычей!

— Клянусь Богом, еврей! — воскликнул Эрнандес. — Ты прав! Ты не школьник. И если я наконец выполню на удивление приятное поручение в целости и сохранности вывезти тебя из Арагона и буду благоразумен, то мне заплатят столько, что я смогу прожить безбедно несколько лет. При условии, конечно, что не стану тратиться на женщин. — Он снова расхохотался и, отсмеявшись, продолжил: — Я уже не молод, чтобы разбрасывать деньги на такую чепуху. Пора оставить это другим, молодым и красивым, так, еврей? Ладно, — добавил он, — давай решать, где устроить на отдых усталые кости.

Порасспрашивав прохожих, он выяснил, где есть гостиница с хорошей конюшней, и они направили лошадей к северной части площади. Отличное заведение, как сказали им, всего в нескольких кварталах, и трактир там тоже отличный.

Они немного лишь не доехали до гостиницы, когда услышали приближавшийся топот копыт. Тут же на площади в облаке пыли появились вооруженные всадники. Алехандро, увидев солдат, напрягся. Эрнандес это заметил, но ничего не сказал и лишь пристально на него смотрел, не упуская из виду ни одной мелочи.

Солдаты спешились и направились все к разным домам. Властно они стучались в двери, разыскивая что-то или кого-то, но везде безуспешно. Эрнандес и Алехандро спешились возле коновязи и долго возились с привязью, не торопясь отходить, а солдаты продолжали бродить по площади.

«Нарочно не спешит, — решил Эрнандес, глядя, как Алехандро то завязывает, то снова развязывает узел. — Боится встречаться с солдатами». Он обнял молодого человека за плечи и, бросив взгляд на солдат, уже собравшихся возле своих лошадей, предложил:

— Давай-ка здесь постоим, отдохнем, прежде чем двигаться дальше.

Алехандро уже не удивился тому, как Эрнандес сумел догадаться, что ему страшно и он не хочет попадаться на глаза солдатам. Они стояли возле коновязи, и Алехандро бессмысленно суетился — расстегнул подпругу, опять застегнул, достал из мешка флягу, начал пить и облился водой. Глаза его неотступно следили за солдатами. Он не мог от них оторваться до тех самых пор, пока они снова не прыгнули в седла и не поскакали дальше.

Эрнандес, глянув своему подопечному прямо в лицо, недоуменно приподнял брови.

— А не заняться ли нам твоим новым платьем сейчас, а? Пойдем устроимся и поищем портного.

Перебросив через плечо седельную сумку, Алехандро кивнул. Он сделал было шаг в сторону гостиницы, но Эрнандес, взяв за руку, остановил его:

— Знаешь, юноша, я не люблю евреев, но ты хороший человек, и мне прилично заплатили за то, чтобы ты добрался до Авиньона. Лучше бы ты рассказал мне, с какой стати боишься солдат.

Алехандро выдержал его взгляд. Врать ему не хотелось — испанец этого не заслужил. Но Эрнандес был христианином, и молодой человек не знал, как тот поступит, узнав об убийстве епископа: предаст его или нет. Потому он ответил испанцу кивком, не пускаясь в объяснения.

К удивлению молодого врача, Эрнандес расхохотался и хлопнул его по спине, так что едва не вышиб дух.

— А ты крепче, чем я думал! Пошли!

И они зашагали в гостиницу. Хозяин привел их в комнату с двумя кроватями, широкими, покрытыми поверх соломенных тюфяков чистыми с виду ткаными покрывалами. Возле выходившего на площадь окна стоял низкий столик, а в углу таз и большой кувшин.

— Вполне прилично для двух бродяг, а, сеньор? Сегодня у вас два гостя, которые знают, что такое благодарность. Неплохо бы еще перед обедом ванну. И уж будьте добры, скажите, где в этом городке найти хорошего портного.

Они отправились туда, куда указал хозяин, чтобы заказать штаны и рубаху. Портной стал снимать мерку, и юношу передернуло, когда тот коснулся его ноги, чтобы бечевкой измерить ширину шага. С раздражением он отметил, как от этого развеселился испанец.

— Юный друг мой, — посетовал Эрнандес, — до чего же ты темный! Каким же образом портной тебя оденет по-человечески? Ты что, хочешь, чтобы штаны тебе жали? Смотри, запоешь, как девчонка. Стой спокойно, не мешай человеку делать свое дело.

Устыдившись своей робости, Алехандро сделал как велено.

— Штаны и рубаха нужны к утру, — сказал портному Эрнандес.

— Сеньор, — запротестовал тот. — Это невозможно. Как же шить в потемках? К тому же нужно купить ткань…

Эрнандес достал из кармана золотую монету и помахал перед носом портного.

— Может быть, это поможет тебе добыть свечи и ткань, — сказал он и увидел, каким жадным блеском загорелись глаза портного. — Утром, если успеешь, получишь вторую такую.

Решив вопрос с одеянием, они вернулись в гостиницу и поднялись к себе в комнату. Посреди комнаты между кроватей стояла наполовину полная ванна. В дверь тихо постучали. Эрнандес гаркнул, чтобы вошли, и в комнате появилась хозяйка с тяжелым ведром кипятка. Она вылила его в ванну, ушла и скоро вернулась с большим куском зеленого полупрозрачного мыла. Эрнандес предложил Алехандро мыться первым, а сам решил тем временем спуститься вниз и выпить стаканчик вина. И снова посоветовал своему подопечному быть поосторожней с деньгами.

Завершив наставления, он закрыл за собой дверь. Алехандро запер дверь на засов, чтобы ему точно никто не помешал, и осторожно, не забывая о ранке, разделся. От горячей воды стало больно, но кожа быстро привыкла, и он с наслаждением растянулся в воде. Вымывшись, он выбил платье, вытряхнув из него дорожную пыль, снова оделся и отпер дверь. Выглянув в окно, Алехандро увидел Эрнандеса, который, уже явно отведав вина, шатался по площади, красуясь перед местными жителями.

Огромный испанец пел во все горло, поднимаясь по лестнице. Веселье его было до того простодушно, что Алехандро, который привязывался к нему с каждым днем все сильнее, и сам заулыбался. С улыбкой, теплее, чем прежде, смотрел, как тот, немного хмельной, ввалился в комнату.