Адель сделала реверанс, Алехандро отвесил поклон, после чего они оба вышли из комнаты. Медленно пошли они по огромному замку, выбирая кружную дорогу к сторожевой башне, чтобы продлить минуты, проведенные наедине. «Боже милостивый, я не противен ей, — думал Алехандро. — Ей, как и мне, совсем не хочется расставаться».

И несмотря на то, что шел он выполнять поручение, которое было ему не по душе, это оказались первые счастливые минуты с тех самых пор, когда он вдвоем с настоящим Эрнандесом плескался в водах ласкового Средиземного моря. Время, как и тогда, будто остановилось, и рядом с этой прекрасной женщиной терзавшие его демоны успокоились.

Посреди ночи Кэролайн проснулась, еще во власти только что виденного приятного сна. Ей захотелось вспомнить его целиком, соединить в памяти оставшиеся обрывки.

Лошадь. Долгая скачка.

Она лежала с закрытыми глазами, то и дело соскальзывая в сон, который был отчетливым, и она ощущала скачку будто наяву, чувствуя, как тело подпрыгивает в седле. Выныривая из сна, она будто бы погрузилась в туман, когда не знаешь, где твоя рука. Она засыпала и просыпалась, металась в постели, пока не запуталась в простынях, и только тогда успокоилась. Наконец она снова окончательно погрузилась в сон, который стал еще ярче, подробнее, и она отдалась ему целиком.

Лошадь мчалась в мощном, ровном ритме, и Кэролайн пригнулась к лошадиной шее, чтобы спрятать лицо от ветра. Растрепавшиеся волосы слились с лошадиной гривой.

«Но я в жизни не ездила верхом, — запротестовал рассудок. — Откуда же я так хорошо знаю все эти ощущения?» Кэролайн вновь попыталась проснуться, но сон был слишком глубок. Ритм скачки становился быстрее, и Кэролайн показалось, будто она знает, куда мчится, и осознает, что по какой-то причине нужно держаться подальше от побережья. Чем быстрее скакала лошадь, тем неудобнее казались тесные лосины…

Лосины?

…и все больше донимало грубое полотно рубахи, взмокшей от пота, и влажная ткань царапала кожу. Она ослабила хватку колен, сжимавших бока лошади, и почувствовала, как ноет в паху. Не замедляя скачки, она привстала в стременах на минуту, мышцы напряглись, стали как каменные. Потом снова опустилась в седло, устроив мошонку удобнее…

Господи боже!..

Наконец она очнулась от сна и отчаянно вырывалась из крепко спеленавших ее простыней. Окончательно от всего освободившись, Кэролайн села в своей развороченной постели, тут же потрогала низ живота и с облегчением вздохнула, не обнаружив там никаких мужских признаков. Потом ощупала ногу, вспоминая вздувшиеся бугры мышц, но и нога, к счастью, оказалась такой, как была. Совсем не похожа на ту, чужую ляжку, слившуюся с лошадиной спиной.

— Господи Иисусе, — вслух сказала Кэролайн, и голос ее дрогнул.

Она готова была присягнуть, что все было на самом деле, что мощные руки и ноги принадлежали ей и что это она неслась опрометью в седле вдоль неизвестного берега в тесных лосинах, сдавливавших мошонку. Вспомнила она и то, что рядом скакал еще один человек. Черты его были смутны, и она ничего не помнила, кроме того, что он тоже мужчина и очень много для нее значит. Выживет она или нет, зависело от него. Его звали… она знала, как его звали, но никак не могла вспомнить. Зато она отлично помнила облик того человека, в чье сознание, пусть ненадолго, вторглась…

Кэролайн снова закрыла глаза, пытаясь восстановить его образ, и он вернулся. Это был молодой человек лет двадцати пяти или около, во всем блеске своей юности и красоты. Мысленно она увидела прекрасное, загорелое лицо с чертами, характерными для Средиземноморья, и серьезное выражение глаз. Он был худощавый, высокий, подтянутый, как атлет.

Руки у него были неожиданно маленькие с тонкими пальцами, похожие на женские, но в ссадинах, уже подживавших, судя по которым ему недавно пришлось заниматься тяжелой работой. Волосы длинные, черные, гладко стянутые на затылке, наверное, шнурком, и только несколько непокорных прядей, выбившись, вились на висках. От него исходило ощущение удивительной силы и высокого духа, хотя в эту минуту самого его одолевали усталость и совсем другие чувства. «Наверное, он от кого-то бежит», — подумала Кэролайн, вспоминая его постоянно рыщущий взгляд. Страх. Беспокойство. Тревога. Тоска и боль. И надежда — настолько сильная, что стала почти мучительной.

Кэролайн почувствовала дурноту, голова у нее закружилась. Схватившись за живот, она открыла глаза. Попыталась встать, ее зашатало. Она громко охнула, ухватилась за спинку кровати. Приняв наконец вертикальное положение, поняла, что переполнен мочевой пузырь, и отправилась в туалет, но едва смогла выдавить из себя тонкую струйку. Вышла она оттуда недовольная, мочевой пузырь так и казался полным. Будто на него что-то давило, хотя спала она в просторной рубашке, которая до сих пор никогда не мешала.

Кэролайн снова лег лав постель, забывшись неспокойным сном. Когда в окне забрезжило утро, она чувствовала себя все такой же уставшей и разбитой.

С огромным трудом она сварила себе кофе, но не почувствовала ни вкуса, ни аромата, будто выпила чашку черной горячей воды. Голова и шея болели хуже, чем накануне. Кэролайн попыталась съесть йогурт, но у него был отвратительный металлический привкус, и она отставила его в сторону.

«Ну, может, сброшу фунт-другой, пока переболею… уж не знаю чем», — подумала она. Но и мысль о том, что джинсы скоро станут немного просторнее, не улучшила настроения. Она открыла шкаф и достала из носка туфли нелегальную бутылочку с ибупрофеном. Высыпала на ладонь три таблетки, проглотила и запила водой, потом села в слишком туго набитое, неудобное кресло и принялась ждать, когда утихнет боль.

Через полчаса она чуть стихла, хотя до конца не прошла. Тем не менее стало все-таки легче. Кэролайн вернулась в постель и вскоре снова уснула.

Ее разбудил телефон. «Джейни, — радостно подумала Кэролайн, сразу представив себе термометр и чашку с куриным бульоном. — Я попрошу у нее имбирного эля, она натрет меня «Виксом», и через день или два я опять буду на ногах». Повеселев, она подняла трубку и сама удивилась тому, каким слабым оказался у нее голос. Еще больше она удивилась, услышав на другом конце провода отнюдь не Джейни.

— Кэролайн, это Тед Каммингс.

Она растерялась. В голове был туман, и прошло сколько-то времени, прежде чем она вспомнила, что Тед, пока Джейни нет в городе, обещал к ней заехать. Моментально она сделала вывод, что, значит, Джейни еще не вернулась и не будет ни имбирного эля, ни куриного бульона. Разочарованию не было предела.

— Здравствуйте, — сказала она после короткой паузы. — Извините, я не сразу ответила. Я забыла, что вы собирались заехать. Я сегодня все утро чувствую себя неважно.

— Ничего страшного, — сказал Тед, — но пора и на часы посмотреть. Уже день.

Кэролайн хотела взглянуть на часы, но шея не поворачивалась. Пришлось развернуться всем телом. Стрелки показывали три часа пополудни.

— Боже мой! Я уже просыпалась, но снова легла. Кажется, я проспала еще шесть часов.

— Вам лучше? — спросил он.

— По-моему, нет, — призналась она. — Шею не повернуть. Кошмарная простуда.

«Еще не знает», — подумал Тед.

— Я звоню вот с какой целью, — вслух произнес он. — Я сегодня утром переговорил с одним из моих коллег у нас в институтской лаборатории. Я сказал, что вам, возможно, нужен уход, сказал, что вы считаете, это, возможно, даже грипп. Он очень обеспокоился и напомнил мне, что мы сейчас исследуем один очень опасный штамм, и начальные симптомы похожи на грипп. К несчастью, если не начать лечение, болезнь может оказаться серьезной. Очень серьезной, и шутить с ней, как он уверяет, ни в коем случае недопустимо. Они уже обнаружили, что произошла утечка, так что заразиться можно было где угодно.

Кэролайн почувствовала растущую панику и не сумела ее скрыть, когда задала вопрос:

— Есть ли еще какие-нибудь симптомы?

— Деревенеет шея, — сказал он. — Поднимается температура и не падает даже после сна. Распухают гланды и паховые железы. Появляются потемнения на коже, похожие на синяки.