Король кивком показал на свободное место, и Алехандро тут же почувствовал, как его подтолкнула рука любезного сэра Джона. Он сел, придвинул к столу стул. Справа от него оказалась та самая тоненькая, светлокожая принцесса, которую он заметил раньше. Взглянув на нее, он вежливо улыбнулся.

— Отец терпеть не может, когда опаздывают, — сказала она с легкой улыбкой.

Алехандро почувствовал, что взгляды присутствующих обратились к нему — все явно ожидали, что он ответит. «Наверняка это дерзкая Изабелла, — подумал он. — Точь-в-точь такая, как описал де Шальяк».

— Он и не должен, — отозвался он, — ибо монарх заслуживает всяческого почтения со стороны своих подданных. — Повернувшись лицом к королю, он произнес как можно почтительнее: — Прошу простить меня, ваше величество, ибо я еще не успел усвоить порядки, принятые среди ваших подданных. Здесь, вдали от дома, я всего лишь невежественный испанец.

Он угадал верные слова: английский монарх, гордившийся изысканными манерами своих придворных, был к тому же почти помешан на гостеприимстве.

— Мы проследим, чтобы вас обучили нашим порядкам как можно скорее, так чтобы вы и здесь чувствовали себя как дома. Мы не любим, когда нашим гостям неуютно. — Тут король от души рассмеялся. — Если верить словам его святейшества, молодой человек, вас труд но назвать невежественным. Он высоко оценивает ваши достоинства как ученого и врача. А теперь позвольте мне принести извинения, поскольку я несколько пренебрег своими обязанностями хозяина дома. Позвольте представить вас возлюбленной нашей королеве Филиппе. — Король сделал жест в сторону супруги.

Алехандро поднялся стремительно, едва не уронив стул, и отвесил глубокий поклон, на который королева ответила изящным наклоном головы. Младшие девочки приглушенно захихикали, посчитав его искренний, но неуклюжий поклон в высшей степени забавным.

— Прошу вас, месье, сядьте. Это мы должны быть вам благодарны за ваше присутствие, — сказала королева.

Алехандро сел, устыдившись своей неловкости и покраснев.

— Доктор Эрнандес, — продолжал король, — я от всей души надеюсь, что вы поможете нам отыскать лекарство для моей дочери, у которой слишком острый язычок. — Он указал Шва свою дочь, упрекнувшую Алехандро, и тот заметил, как гневно сверкнули ее глаза. — Мы все страдаем от ее неуправляемых порывов мгновенно исправить все наши несовершенства. Однако я больше всех виноват в этом. Избаловал ее именно я, и мне некого в этом винить, кроме себя. А теперь я хочу представить вас моему сыну, Эдуарду, принцу Уэльскому.

Молодой человек, вошедший в зал вместе с королем, сказал:

— Мы благодарим Бога за ваш приезд, доктор Эрнандес — Он сделал знак Алехандро, чтобы тот не вставал. — Его святейшество пишет о ваших учености и мастерстве. Он считает, что вы сумеете оградить нашу семью от всех опасностей мора.

«Боюсь, его святейшество слишком высокого обо мне мнения, — подумал Алехандро. — Мои ученость и мастерство не помогли тем гвардейцам, которые остались лежать в земле». И он решил сразу, как только представится случай, поговорить с королем с глазу на глаз, чтобы не пугать женщин, и дать Эдуарду более реалистичное представление о своих возможностях.

Разговор перекинулся на новости из Европы, и все присутствующие повернулись к Алехандро, от которого ждали рассказа о путешествии. Он был только рад начать повествование, ибо голова его к этому моменту едва не лопалась от усилия воспринимать беседу на двух языках, один из которых был ему неродным, а второй он едва понимал. Он рассказал о том, как их отряд столкнулся с флагеллантами и как позже те собирались напасть на путников, с горечью поведал о безвременной кончине папских гвардейцев. Его слушали молча, поглощенные каждый своей мрачной думой о безрадостном положении Европы.

Уловив общее гнетущее настроение, принц Уэльский ловко перевел разговор на более легкую тему.

— А как случилось, что вы из Испании попали во Францию и очутились в поле зрения личного врача Папы?

Алехандро постарался, чтобы его ответ был как можно больше похож на правду.

— Я учился в Монпелье. Все врачи, окончившие учение, были призваны к Папе в Авиньон, где нас проэкзаменовали и отобрали лучших. Доктор Ги де Шальяк читал для нас, для тех, кого было решено послать в разные страны к разным дворам, лекции о его собственном методе, благодаря которому его святейшество на сегодняшний день защищен от заразы.

Дальше разговор обратился к другим темам, недоступным пониманию Алехандро. Тихо перебирал струны арфы музыкант, забавлял всех задорными остротами шут. Больше всего веселилась девочка, сидевшая по другую сторону от принцессы Изабеллы. Она заливисто хохотала, заражая весельем и радостью всех вокруг. «Так же ли заражаются чумой, как и радостью?» — мелькнуло в голове у Алехандро.

Несмотря на то что эта семья недавно понесла тяжкую потерю, вид у присутствующих был такой, будто их не коснулось общее бедствие. Только у королевы во взгляде читались печаль и скорбь, к которым уже привыкли в Европе. Но вообще веселье здесь было искренним. Мужчины полны были здоровья и сил, женщины сияли красотой и очарованием. У всех в этом замке, казалось, выработался природный иммунитет против бедствий, и невольно Алехандро подумал, что попал в круг счастливых избранных. И решил сделать все возможное, чтобы сохранить их спокойствие как можно дольше.

Роберт Сарин наелся так, что в животе хорошенько потяжелело, но тем не менее все же отрезал себе еще баранины. Потом откинулся к спинке и довольно громко рыгнул. Неожиданный аппетит удивил его и порадовал. Он вытер руки о рубашку на животе, а пес подошел, сел рядом и, виляя хвостом и тихонько поскуливая, выпрашивал себе кусочки, оставшиеся в хозяйской тарелке. Старик улыбнулся и дал своему приятелю изрядный кусок жирного мяса. Пес схватил его, даже не задев ладони своими огромными зубами, и проглотил одним махом. Сарин руки не убрал, и пес начисто ее вылизал.

Сарин, в глубине души понимая, что недолго ему осталось испытывать живые чувства, позволил себе понаслаждаться ощущением влажного, шершавого языка на своих мозолистых пальцах. Теперь он замечал каждую приятную мелочь и задерживался на ней, чтобы осознать и удержать, будто в этом была некая величайшая философская мудрость.

Ему показалось забавным, что его вернул к жизни страх. Нет, он не готовился к тому, что ждало его впереди, но чувствовал прилив сил, какого не испытывал много лет, будто за несколько дней сбросил с плеч лет этак с десяток. Дышать было снова легко, походке вернулась упругость. Он опять стал заниматься садом и привел его в такой порядок, в каком тот не бывал со времени смерти матери. Он всегда любил запах черной, жирной земли, щедрый, мускусный, влажный, каким, как ему казалось, должна была благоухать женщина.

Каждый день он заглядывал в книгу, оставленную ему матерью, заново повторяя в уме мельчайшие подробности. Никогда ему не давалось это так легко! Он упивался властью, которую давало знание, и старался выучить все больше и больше. Он знал, что скоро наступит время, когда от него потребуется применить на практике все, что он выучил, и Сарин волновался как никогда. «Как жаль, что ее нет, — подумал он с горьким сожалением, — и она этого не видит».

Когда обед немного улегся в животе, он встал из кресла, чтобы размяться. Запах в доме стоял замечательный, и Сарина то и дело одолевали воспоминания о матери и о временах, когда здесь так пахло всегда, а мать была в добром здравии. Он крикнул собаку, и огромный лохматый пес тотчас подошел и встал на свое место рядом, свесив розовый язык набок, будто бы ухмыляясь. Сарин потрепал его по загривку и произнес, словно разговаривая с человеком:

— Иногда кажется, будто на самом деле она все еще здесь.

Пес вильнул хвостом в знак согласия и тихо заскулил.

— Будто бы она здесь и она помогает, — добавил Сарин.

Он потратил немало сил, приводя все в порядок, и все это время она будто стояла у него за плечом, защищая и наставляя, и только когда он закончил готовиться, понял, насколько все запустил.