Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Эрнест задумался над словами Мергеша. Ведь это же, по сути, любимая Эрнестом максима Ницше: «Стань тем, кто ты есть». Разве Мергеш не прав? Ведь он просто повиновался своей кошачьей природе?

— Был один знаменитый философ, — начал Эрнест, — то есть, мудрый человек, мыслитель…

— Я знаю, что такое философ, — сердито перебил кот. — В одной из своих первых жизней я жил во Фрейбурге и по ночам захаживал в дом Мартина Хайдеггера.

— Ты знал Хайдеггера? — изумился Эрнест.

— Нет, нет. Его кошку, Ксантиппу. Вот это была штучка! Цика горяча, спору нет, но с Ксантиппой ей не сравниться. Это было много жизней назад, но я до сих пор помню армию тевтонских бандитов-тяжеловесов, с которыми мне пришлось биться за Ксантиппу. Когда у Ксантиппы начиналась течка, коты являлись аж из самого Марбурга! Вот это было время!

— Хорошо, Мергеш, позволь мне закончить. — Эрнест пытался не позволить коту себя отвлечь. — Тот знаменитый философ, про которого я думаю — тоже немец — он сказал, что человек должен стать тем, кто он есть, выполнить свое предназначение или судьбу, достичь своего потенциала. Ведь ты же именно это и делал? Ты выполнял веление своей кошачьей природы. Разве это преступление?

При первых словах Эрнеста Мергеш открыл пасть, чтобы возразить, но медленно закрыл ее, когда сообразил, что Эрнест с ним соглашается. Кот начал вылизываться широкими взмахами языка.

— Но здесь, — продолжал Эрнест, — есть одно противоречие — коренной конфликт интересов. Проблема в том, что Клара делала ровно то же, что и ты — становилась собой. Она по природе своей должна питать и защищать, а кошка была для нее самым важным существом. Клара хотела только защитить Цику и обеспечить ей безопасность. Поэтому все, что делала Клара, она делала, повинуясь велению своей человеческой природы.

— Хмммф! — презрительно фыркнул Мергеш. — Ты знаешь, что Клара отказалась спариться с моим хозяином, Ковачом, а ведь он был очень сильный мужчина? Только потому, что Клара ненавидела мужчин, она решила, что Цика ненавидит котов. Поэтому никакого противоречия нет. Клара действовала не в интересах Цики, а под влиянием заблуждений насчет того, чего хочет Цика. Поверь, когда у Цики была течка, ей хотелось ко мне! Клара проявляла ужасную жестокость, не пуская нас друг к другу.

— Но Клара боялась за жизнь своей кошки. У Цики было много тяжелых ран.

— Ран? Ран? Это просто царапины. Коты запугивают и подчиняют себе кошек. Коты насмерть дерутся с другими котами. Так мы ухаживаем. Это — кошачья сущность. Мы — коты. Кто такая Клара, и кто такой ты, чтобы осуждать кошачью природу?

Эрнест сдал позиции. Он решил что тут ловить нечего. Надо попробовать другой прием.

— Мергеш, ты не так давно сказал, что Артемида и Клара — одно и то же, и поэтому ты продолжаешь преследовать Клару.

— Мой нос не лжет.

— Когда ты умирал в одной из своих предыдущих жизней, ты некоторое время оставался мертвым, прежде чем начиналась новая жизнь, правильно?

— Лишь на миг. Потом рождался в новой жизни. Не спрашивай, как. Есть вещи, которых даже кошки не знают.

— Ну даже если так, все равно, ты точно знаешь, что ты находишься в одной жизни, потом умираешь, потом переходишь в другую. Верно?

— Да, да, не тяни! — рявкнул Мергеш. Как всем, кто живет свою последнюю жизнь, ему быстро надоедало обсуждение семантических тонкостей.

— Но Артемида и ее бабушка Клара были живы одновременно в течение нескольких лет. Они часто разговаривали друг с другом. Как же тогда Артемида и Клара могут быть одним и тем же человеком в разных жизнях? Это невозможно. Я не сомневаюсь в твоем обонянии, но, может быть, они одинаково пахнут, потому что они родственницы.

Мергеш молча обдумывал слова Эрнеста, продолжая вылизываться. Он лизал массивную лапу и протирал ею морду.

— Я просто думал, Мергеш, может быть, ты не знаешь, что у нас, людей, только одна жизнь?

— Откуда ты знаешь?

— Ну, по крайней мере мы так считаем. А разве это не главное?

— Может быть, у вас тоже много жизней, только вы об этом не знаете.

— Ты говоришь, что помнишь свои другие жизни. Мы — не помним. Если мы входим в новую жизнь и не помним старую, все равно это значит, что эта жизнь — моя нынешняя жизнь, то сознание, которое во мне прямо сейчас — исчезнет.

— К делу! К делу! — прорычал зверь. — Давай. А то ты все болтаешь.

— Дело в том, что твоя месть оказалась чрезвычайно эффективной. Это была хорошая месть. Она погубила остаток единственной жизни Клары. Клара была очень несчастна. А ее преступление лишь в том, что она взяла одну из твоих девяти жизней. Ее единственная жизнь за одну из твоих девяти. Мне кажется, она многократно расплатилась. Твоя месть завершена. Доска вытерта. Зло искуплено.

Довольный такой убедительной формулировкой, Эрнест откинулся на спинку стула.

— Нет, — прошипел Мергеш, оскалясь и стуча по полу сильным хвостом. — Нет, она не завершена! Не завершена! Зло не искуплено! Я буду мстить и дальше! Кроме того, меня устраивает такая жизнь.

Эрнест не позволил себе поморщиться. Он отдохнул несколько секунд, перевел дух и начал снова — с другого угла.

— Ты говоришь, тебя устраивает такая жизнь. Может быть, ты мне расскажешь, как ты живешь? Как обычно проходит твой день?

Спокойствие Эрнеста, кажется, передалось и Мергешу. Он перестал скалиться, сел на задние лапы и спокойно ответил:

— Мой день? Без особых происшествий. Я не запоминаю свою жизнь.

— Что же ты делаешь весь день?

— Жду. Жду, пока меня не позовет сон.

— А в промежутке между снами?

— Я же говорю. Я жду.

— И всё?

— Я жду.

— Это и есть твоя жизнь? И она тебя устраивает?

Мергеш кивнул.

— Особенно по сравнению с альтернативой, — сказал он, грациозно перевернулся на спину и принялся вылизывать брюхо.

— Альтернативой? Ты имеешь в виду — по сравнению со смертью?

— Девятая жизнь — последняя.

— И ты хочешь, чтобы эта жизнь длилась вечно.

— А ты разве не хочешь? Разве найдется такой, кто не захочет?

— Мергеш, меня поражает непоследовательность твоих слов.

— Коты — чрезвычайно логичные существа. Иногда люди этого не понимают из-за того, что мы способны молниеносно принимать решения.

— Вот в чем твоя непоследовательность. Ты говоришь, что хочешь, чтобы твоя девятая жизнь продолжалась вечно. Но, по сути, ты не живешь эту девятую жизнь. Ты просто существуешь в каком-то подвешенном состоянии.

— Не живу девятую жизнь?

— Ты же сам сказал: ты ждешь. Я тебе скажу, что пришло мне в голову. Один знаменитый психолог однажды сказал: некоторые люди так боятся оказаться в долгу у смерти, что отвергают заем жизни.

— О чем ты? Говори попроще, — сказал Мергеш, который к этому времени перестал вылизывать брюхо и сел на задние лапы.

— Это значит, что ты так боишься смерти, что не позволяешь себе войти в жизнь. Как будто боишься ее израсходовать. Помнишь, чему ты меня научил несколько минут назад — про сущность кошачьей природы? Скажи мне, Мергеш, какую территорию ты сейчас защищаешь? Где коты, которых ты победил в битве? Где похотливые, воющие самки, которых ты покорил? И почему, — Эрнест выделил голосом каждое слово, — ты позволяешь драгоценному семени Мергеша пропадать втуне?

Пока Эрнест говорил, Мергеш все ниже склонял голову. Потом с некоторой мрачностью спросил:

— А у тебя только одна жизнь? Сколько ты уже прожил?

— Примерно половину.

— Как ты это выносишь?

У Эрнеста внезапно сжало сердце печалью. Он достал салфетку, оставшуюся от китайского обеда, и вытер глаза.

— Извини, — неожиданно мягко сказал Мергеш. — Я сделал тебе больно.

— Вовсе нет. Я был готов к этому. Мы неизбежно должны были свернуть на эту тему, — сказал Эрнест. — Ты спрашиваешь, как я это выношу? Во-первых, стараюсь об этом не думать. И действительно, порой получается даже забывать. В моем возрасте это не очень трудно.

— В твоем возрасте? Что это значит?

58
{"b":"99577","o":1}