Группы, о которых мы говорили, стоят крепко, как стоит Великая Пирамида, неразрушимое в веках каменное свидетельство, утверждающее человеку, что Христос в человеке был полностью установлен задолго до пришествия самого человека и что человек как Христос никогда не был отделен от этой Божественности. То, что Великая Пирамида действительно является таким свидетельством, подтверждается ее возрастом и чистотой формы, конструкции и интеллектуальной ценности. Многие тысячелетия она оставалась неизменной твердыней, и потому ее называют Великой Пирамидой. Вся научная информация, запечатленная в этом огромном сооружении, была помещена там не ради прогресса науки, ибо человек уже должен быть сведущ в науке, чтобы оказаться способным истолковать ее знания.

Величайшая древность и прекрасная форма сделали ее грандиозной загадкой для человечества. В недрах ее открываются тайны Вселенной; каждое изображение являет собой точнейший образ и методы развитой науки. Она работает согласно своей предопределенной задаче достижения гармонического совершенства человека, восстающего как Христос Божий, полностью сливающегося с Богом. Кульминацией этого свершения станет водружение замкового камня на вершину Великой Пирамиды».

Когда риши замолчал, группа людей приблизилась к нашему лагерю, и среди них был Иисус. Мы и раньше обратили внимание на то, что люди собирались на склоне гребня неподалеку от лагеря, но предполагали, что это собрание было одним из тех многих, что происходили сейчас по всей округе. Когда они подошли, Уэлдон вскочил на ноги, вышел вперед и пожал обе руки Иисуса. Не было никакой необходимости в представлениях, ибо все они были близкими друзьями Иисуса и риши. Что до нас, то мы ощущали себя крошечными атомами, готовыми пустить корни повсюду, на любой пяди земли, где только открывалась благодатная почва.

Все расположились вокруг костра. Уэлдон спросил Иисуса, не поговорит ли он с нами о Библии. Все с воодушевлением одобрили это предложение, и Иисус начал: «Давайте вспомним молитву Давида в псаломе двадцать втором.

«Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться». Заметьте, что это не молитва и не мольба. Разве не видите, что подлинное значение этих слов предполагает, что Единый Великий Принцип направляет нас тем путем, которому нам нужно следовать, то есть Великий Принцип движется этим путем впереди нас, и потому мы не петляем, но идем прямо? Этот Принцип прокладывает нам дорогу, как пастырь ищет путь для доверяющих и зависящих от него овец; потому можем сказать: «Там, куда Отец Наш ведет, не убоюсь».

Хороший пастырь знает, где располагается то, что несет добро овцам; потому можем сказать: «Я ни в чем не буду нуждаться». Можем повторить вслед за Давидом: «Я не могу ни в чем не нуждаться», ибо Я ЕСМЬ охраняется от любого зла.

Любое желание нашей физической природы удовлетворяется. Мы не только будем насыщены на зеленых пастбищах, но и найдем там избыток и изобилие. Мы успокаиваемся в полной уверенности в том, что каждое желание уже удовлетворено и о любом желании позаботятся. Мы можем отринуть любую грусть и слабость и сказать вместе с Давидом: «Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим». Голубизна их тихих глубин придает великий покой нашему разуму, и наше взволнованное сознание успокаивается.

Когда тело и разум упокоены, небесное одухотворение высочайшего Принципа снисходит в наши души чистым светом жизни и силы. Свет внутри нас вспыхивает славой Господа моего, закона, в котором все мы едины. Этот сияющий свет духа обновляет наше разумение; мы стоим открытыми для нашего высшего Я и так познаем себя как единых с Бесконечным, источенных из Принципа во имя проявления совершенства Отца-Принципа. В тихом покое нашей души мы восстановлены к своему чистому Я и знаем, что теперь мы целостны; потому: «Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла» В полноте щедрости Божественного Принципа чего можем убояться? Здесь мы находим покой своей физической природы, Бог умиротворяет наш разум, Бог успокаивает нашу душу, Бог озаряет нас для служения; потому, при таком совершенном внутреннем приготовлении, какие внешние испытания способны заставить нас испугаться того, что какое-либо зло может навредить нам? Бог пребывает в центре каждого из нас; для каждого он являет вечную помощь в минуты горестей. В Нем живем, и движемся, и обитаем. Говорим в один голос: «С миром».

Теперь каждый может сказать: «Любовь Бога направляет меня прямо к загону. Истинный путь показан мне и исправляется, когда отбиваюсь от загона. Сила любви Бога влечет меня к тому, что хорошо для меня; потому все, что могло бы повредить мне, закрыто от меня».

Сейчас каждый может повторить за Давидом: «потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня».

Впервые предпринимая такую работу и воспринимая истины фундаментальных научных фактов, лежащих в основе всей жизни, равно как и пути достижения, вы делаете первый шаг и испытываете радостное настроение и просветление, намного превышающее все, что вы могли испытывать до того; и тогда решаете продолжать эту работу. Затем сомнения, страхи и упадок духа допускаются к вам, и ваше продвижение сталкивается с препятствиями. Сначала сражаетесь с ними одним средством, затем другим, но кажется, что теряете землю из-под ног. Эта борьба представляется непосильной для человеческого существа, и победа в ней — невозможной, и вы начинаете искать вокруг себя поражений.

Вы говорите, что дети Божьи умирают повсюду, и никто в вашем поколении не достиг идеала вечной и бессрочной жизни, покоя, гармонии и совершенства, которые я установил идеалом. Говорите, что это достижение, должно быть, приходит лишь после смерти; и потому отходите и обнаруживаете со временем, что много проще плыть по течению вместе с человеческим приливом, катящимся нисходящей вниз волной.

Вновь сознание расы испытывает новое препятствие; еще один, имевший великое духовное просветление и понимание и могущий достичь успеха, терпит неудачу, и сознание расы делает новый виток, привязывающий его к человеческому. Поколение за поколением все более крепко и цепко удерживается его. Разве удивительно, что человеческая природа становится слабой и хрупкой; что каждый, в свою очередь, следует человеческому; что в одной и той же извечной манере слепой направляется вслед за слепым, к вечному забвению; и что в этом великом водовороте не только тело подвержено разрушению и разложению, но и душа превращается в прах между безжалостными верстовыми жерновами человеческого восприятия и ошибочности?

Если бы вы осознали, как осознал я и многие другие, что много легче проработать свою собственную ошибку в одном земном опыте, чем повторять ее снова и снова и накапливать доброе и злое в сознании расы, которое вскоре превращается в покрытую известняком раковину; слой за слоем к ней прибавляются наслоения каждого нового опыта, пока вы не обретете сверхчеловеческую силу, не расколете эту раковину кузнечным молотом и не высвободите свое истинное Я.

Пока не разобьете эту раковину и не освободите свое подлинное Я, будете продолжать погружаться в водовороте. Вы можете работать, пока не освободите себя в степени, достаточной для того, чтобы узреть горизонты «широкой перспективы». Тогда вы вновь прекращаете сражаться, ваше ментальное видение очищается, но тело ваше по-прежнему заключено в раковине. Осознайте, что новорожденный птенец, высвободивший свою голову из скорлупы, все еще должен продолжать борьбу. Ему необходимо полностью освободиться от ненужной скорлупы, от устаревшей оболочки, прежде чем он сможет перейти в новую среду, которую воспринимает и чувствует, как только пробивает в своей скорлупе первое отверстие, продолжая при этом оставаться в яйце, в котором вырос.

Совершенно неведомо вам, как я, еще мальчиком плотничавший вместе со своим отцом, воспринял, что существует более высокая жизнь для Богорожденного — так называемого человеческого — существа, чем перейти к человеческому существованию на краткий срок и, в течение этого короткого существования, быть раздавленным в пыль жерновами человекосотворенных законов, суеверий и условностей, то есть бороться на протяжении трех-четырех десятков лет такого существования, а затем перейти на небеса, к славной награде пения арф и псалмов; подобное не может иметь какого-либо логического обоснования, разве что в доверчивых умах тех, кто в мои времена был с рождения терзаем жречеством.