– Конечно, это может быть вызвано и передозировкой антидепрессантов, – продолжал Данс. – Но другие сестры так не считают, они говорят, что она была весела и жизнерадостна, у нее не было никаких проблем, хотя, по-видимому, это некоторое преувеличение. – Данс в задумчивости раскачивался на каблуках взад-вперед. – Заметь, люди такого типа вполне могут впадать в депрессию. Однако это интересный случай. Действительно очень интересный.
– Почему? – спросил Харви. Последнее замечание вызвало в нем беспокойство.
– Я имею в виду частоту и тяжесть припадков. Лечение барбитуратами не дает никаких результатов. Пойдем, посмотришь сам.
Кровать Сандры была рядом с той, на которой лежала модель, и помещалась в нише, как все кровати в палате. Сандра была без сознания, во рту трубка аппарата искусственного дыхания, черная гармошка раздувалась и опадала над ее спутанными волосами, а к тыльной стороне руки через канюлю была подсоединена капельница. Ее спина выгибалась дугой, живот приподнимал простыню, руки и ноги раскинуты и дергались резко, словно у куклы, которую дергают за ниточки. Ее зубы сжимали дыхательную трубку, и она издавала бессвязные звуки и стоны. В уголках рта была пена.
Толстая круглолицая сестра с короткими рыжими кудряшками стояла у капельницы, вид у нее был расстроенный. Значок на лацкане халата сообщал ее имя: Элейн Фостер.
– Ей хуже, доктор Данс, – сказала девушка с шотландским акцентом.
Роланд Данс посмотрел на Харви:
– Еще в общей палате ей ввели пять кубиков диазепама, но он не возымел действия. Тогда ей ввели внутривенно фенитоин, он тоже оказался неэффективен. Когда она поступила сюда, мы поставили ей капельницу с барбитуратами – большую дозу.
– Тридцать пять миллиграммов, – уточнила сестра.
– Понимаешь, в чем проблема? Если оставить все так, как есть, у нее возникнут структурные повреждения мозга. Если еще ввести барбитураты, не думаю, что ее организм справится с такой дозой.
От лба Сандры Лок шли провода к электроэнцефалографу. Харви внимательно разглядывал вспышки на экране. Сердцебиение было уже слабым и нерегулярным – барбитураты сделали свое дело. Пики, показывающие активность мозга, не вмещались в экран. Харви перевел взгляд на лицо Сандры. Глаза ее были открыты и смотрели прямо на него. Ему даже показалось, что в них промелькнула – совершенно невозможно! – искра узнавания. Потом глаза закатились, роговица исчезла под веками, остались только ничего не видящие белки. Руки ее дико молотили по воздуху. Трубка капельницы выскочила из канюли, зафиксированной на тыльной стороне руки, и лекарство брызнуло на постель.
Данс схватил Сандру за запястье, и сестра снова надела трубку.
– Ее нужно связать, – сказал Данс.
Датчик кислорода в крови стал подавать тревожные сигналы.
– Нам нужна помощь, – сказал Данс. – Позовите доктора О'Ферала. И принесите ампулу миорелаксанта.
Сестра побежала выполнять приказание.
Данс повернулся к Харви:
– Аппарат искусственного дыхания не справляется. Придется ее парализовать. Повышать дозу барбитуратов больше невозможно.
Доктор О'Ферал, главный врач отделения, появился очень быстро, его сопровождали еще две сестры. Они ввели миорелаксант, но он не подействовал.
– Дайте ей еще двадцать пять миллиграммов тиопентала, – решительно произнес доктор О'Ферал.
Монитор ЭЭГ прогудел сигнал тревоги. Вспышки осциллографа стали похожи на распущенную пряжу, на множество извивающихся червяков.
Вокруг Харви началась тихая паника.
– У нее остановилось сердце. – Доктор О'Ферал положил руки на грудь Сандре и с силой надавил. – Свяжитесь с кардиологическим отделением, – распорядился он. – Нужен дефибриллятор. – Он снова надавил на грудь, потом еще и еще раз в определенном ритме.
Одна из сестер уже бежала через палату.
Пики на экране ЭЭГ начали успокаиваться, спадать, но не от действия барбитуратов. Началось кислородное голодание мозга.
Дефибриллятор привезли менее чем через девяносто секунд. Данс разорвал больничную рубашку Сандры, и Харви увидел ее большие груди с расплющенными сосками. Ей приставили на область сердца электроды дефибриллятора, О'Ферал крикнул «О'кей!», и кто-то из обслуживающего персонала нажал кнопку. Последовал громкий электрический разряд, Сандра дернулась в сильных конвульсиях и упала без движения.
Пики на электрокардиографе становились все слабее. Дефибриллятор включали снова и снова, но каждый раз тело Сандры сотрясали конвульсии и она падала на спину, безвольная, как тряпичная кукла.
Спустя три минуты пики на кардиографе исчезли совсем, на экране появилась немигающая прямая линия в сопровождении дребезжащего сигнала.
Сандра Лок была мертва.
29
Среда, 24 октября
«Дворники» размазывали по ветровому стеклу струи дождя, зато они беспрепятственно скатывались вниз по запотевшим боковым окнам «фольксвагена». Кэт ехала в сторону узкого железнодорожного моста, испытывая облегчение оттого, что избавилась от жары, создающей ощущение клаустрофобии, и скорби дома Дональдсона. Вот только этот автомобиль, севший ей на хвост…
Она почти вплотную прижалась к обочине, но он даже не пытался обогнать ее. Автомобиль отвлекал ее внимание, она то и дело смотрела в зеркало заднего вида. На дальнем конце моста она притормозила, но он тоже сбавил скорость. Кэт добралась до пересечения с людной торговой улицей и повернула направо, начиная подумывать, уж не преследуют ли ее в самом деле. Ехавший сзади автомобиль повернул налево.
– Придурок, – сказала она.
Владения М. Долби и сына протянулись примерно на сто ярдов – от угла улицы до скобяной лавки – и выглядели соответствующим образом: мрачно, но не слишком. На черном щите золотыми буквами были выведены слова: «Похоронное бюро», вдоль занавешенного окна более мелкими буквами шло название фирмы.
Кэт оставила автомобиль на боковой улице и вернулась назад пешком. Дождь стихал, но холодный ветер и унылые мысли замораживали ее. Она снова почувствовала досаду на Терри Брента, своего редактора, услышала слова медиума Доры Ранкорн, увидела Кевина Дональдсона, безвольно сидящего в кресле. Должно быть, директор похоронного бюро был прав, когда сказал на кладбище, что викарию придется за многое ответить. Салли Дональдсон, потревоженная в своем месте упокоения, как будто нарушила тот хлипкий баланс, который установился было в жизни Кэт.
Когда-то она видела фильм, где в людей, которые дурачились на кладбище, вселялись духи умерших и убивали их. Но это только в кино. В реальной жизни такого не бывает.
Действительно, мертвые братья не посылают посланий.
Ее стала бить дрожь.
Она миновала широкие ворота в кирпичной стене. Вывеска гласила:
«ДОЛБИ И СЫН», ПОХОРОННОЕ БЮРО.
НЕ ЗАГРОМОЖДАЙТЕ ПРОХОД. ТРЕБУЕТСЯ ДОСТУП КРУГЛЫЕ СУТКИ.
Остановившись у парадной двери, Кэт нервно сглотнула, осознав вдруг, что никогда прежде не бывала внутри похоронного бюро, и прорепетировала свой рассказ. Она надеялась, что ей повезет и она встретит того же служащего, который был на кладбище. А может быть, он ее не узнает, но уж акцент-то определенно припомнит и подумает: что за странное совпадение – еще одна американка. Она набрала в грудь побольше воздуха, придала лицу, как она считала, соответствующее выражение и вошла.
Кэт ожидала увидеть там прилавок, как в магазине, а за ним – мрачного, с траурным выражением лица человека. Вместо этого она оказалась в комнате, напоминающей вестибюль маленькой, но довольно дорогой гостиницы, которая имела форму латинской «L». Стол регистрации разделял ее на две уютно обставленные половины – места ожидания для посетителей. За столом сидела доброжелательная, спокойная женщина лет пятидесяти, с короткими седыми волосами, в синем кардигане, с ниткой крошечных жемчужин на шее. Она улыбнулась Кэт:
– Добрый день.
Вся мебель – красное дерево с зеленой велюровой обивкой – была точной копией мебели Викторианской эпохи. На полу – толстый золотой ковер, на стенах – золотые с цветочным орнаментом обои, несколько резных канделябров с розовыми абажурами и такие же бра на стене. Не хватает только камина, подумала Кэт.