– Почему только теперь?

– Гонсалес не знал, что письмо Обуара, в котором он предлагал Генри встретиться в море, сохранилось. Теперь, когда письмо у него в руках, Гонсалес может вить из эколога веревки. Письмо – это очень серьезная улика. В нем назначены координаты и время встречи. Именно в этом месте и приблизительно в это время яхта Генри исчезла. Если бы письмо попало в полицию, Обуара вполне могли бы обвинить в убийстве Генри, так как все хорошо помнят, как Обуар раздувал кампанию в поддержку того, чтобы создать в районе Комайо заповедную зону мирового значения под эгидой ООН. И было вполне логично, что собственник Генри ему мешал.

– Значит, ты передала письмо Гонсалесу?

Элиза усмехнулась.

– Я слишком мелкая пешка, чтобы подниматься до такого уровня. Повторяю: я взяла у тебя револьвер, отвезла вас в земельный департамент и, пока вы там пропадали, передала пистолет киллеру и сказала, где и в котором часу он найдет Жоржет. Потом я нарочно подстроила столкновение с грузовиком, чтобы киллер успел отработать и скрыться с места преступления. Он же и вынул из сумочки Жоржет письмо. Вечером оно уже было в руках Гонсалеса. Киллера я никогда раньше не знала и вряд ли еще когда-нибудь увижу.

– Что Гонсалес делает на острове?

– Этого я не знаю, – ответила Элиза. – И не пытайся выкинуть меня из вагона, я все равно не смогу ответить на этот вопрос.

– Наркотики?

Она помолчала и ответила:

– Не думаю. Но ты зря забиваешь этим свою голову. Запомни… – Элиза прищурила свои и без того узкие глаза и медленно произнесла: – Запомни! Твой комиссар Маттос зубы обломает о Комайо. Так и передай ему мои слова. До него уже многие пытались раскусить этот орешек. И что? Где они? Кто куплен с потрохами и эмигрировал из страны, а кто не продался, тот лежит в земле и кормит червей. А с вами, чужеземцами, вообще никто считаться не будет. Вы здесь вне закона, и ваши жизни стоят меньше этой бутылки воды!

Молодец кошка! Сумела закончить допрос на оптимистической ноте. Она хоть и рассказала мне все, что я хотел знать, но в конце припугнула островом, этим неодушевленным бабайкой, и тотчас поставила точку, повернувшись ко мне спиной, тем самым реабилитировав свою растоптанную женскую гордость и высокосветское происхождение.

Мне ничего не оставалось, как тоже повернуться к ней спиной и зайти в вагон.

Я сел на свое место, закинул ногу на ногу, снова водрузил на голову шляпу и хотел было спокойно переварить все то, что услышал от Элизы, как взгляд мой упал на сложенную вчетверо карту Гуаякиля, которую я изучал незадолго перед встречей с кошкой. Если не ошибаюсь, я вложил в нее телеграмму от Дика, и ее голубой кончик торчал оттуда.

Я схватил карту и перетряхнул ее. Телеграммы не было. Я на всякий случай проверил сумку, карманы и даже заглянул в шляпу.

Слепая злость стремительно наполняла меня. Я исподлобья посмотрел вокруг себя, словно сидел в кругу подвыпившей компании, которая нехорошо подшутила надо мной. Средних лет мужчина, который сидел напротив меня, тяжело опирался локтями о подоконник и спал, выдыхая воздух в щель между толстыми губами. Справа, крепко прижимая к себе мелкую собачонку с плоской мордой и выпученными глазами, расположилась дебелая индианка.

– Вы не заметили, кто трогал мои вещи? – спросил я ее.

Женщина кинула на меня недобрый взгляд и, ничего не ответив, отвернулась. Собачка презрительно тявкнула. Пришлось будить мужчину. Тот резко поднял голову, заморгал дурными красными глазами, посмотрел в окно, вскочил и чуть было не кинулся к выходу.

– А? Что? Гуаякиль? – забормотал он.

– Нет-нет! – успокоил я его. – Мы еще не приехали. Извините, я только хотел спросить вас, не видели ли вы того, кто трогал мои вещи?

Мужчина очень медленно выходил из сна. Я подумал, что ему снилась какая-то гадость, и он в лучшем случае станет сейчас нести непереводимый бред. Но мужчина, с шумом выдохнув воздух, вытер несвежим платком взмокшее лицо и абсолютно уверенным тоном произнес:

– Видел. Продавец лимонада интересовался вашей картой. Он раскрыл ее, посмотрел и положил на место.

«Сука! – подумал я. – Выкину его из поезда вместе с Элизой!»

Я дважды прошел весь состав из конца в конец, но ни продавца лимонадом, ни Элизы не нашел. Они словно испарились.

– Ты только взгляни на эту красавицу! – первым делом крикнул Дик, завидев меня на причале, и кивнул на некогда белую, покрытую ржавыми потеками яхту, на носу которой неровными буквами было выведено: «PILIGRIM».

Он сидел на шляпке причального кнехта, дымил сигарой, и его вечное сомбреро кидало на бетон большую круглую тень. Я подошел к нему, кинул под ноги сумку и через голову стянул насквозь пропотевшую майку.

– Какой номер стоянки ты указал мне в телеграмме? – спросил я.

– Сто шестьдесят один, – заморгал глазами Дик, чувствуя, что сделал что-то не то.

– А это какой? – показал я рукой на цифру, написанную белой краской на кнехте.

Дик опустил голову и посмотрел у себя между ног.

– Сто шестьдесят… Ах, черт! Я все время смотрел сюда вниз головой! Конечно же, сто девяносто один! Прости!

Ухватившись за штаг, я прыгнул на корму яхты, прошелся по палубе, похлопал по мачте, заглянул в черный проем, ведущий в каюту, откуда шел сильный запах тухлой рыбы и водорослей. Дик молча наблюдал за мной и нервно качал ногой. Он чувствовал, что я недоволен его выбором.

– А получше яхты не было? – спросил я.

– Так я выбирал, чтоб подешевле, – пожал плечами Дик. – А чем тебе эта не нравится? Нормальная кастрюля, при попутном ветре за сутки до ста миль может пройти.

– В том-то и дело, что кастрюля. Где капитан?

– Пошел за лоциями… А вот он, кстати, бежит.

Капитан, судя по внешности, был достоин своего «Пилигрима». Он был одет в выцветшую грубую рубаху с накладными карманами, под которой торчал несвежий ворот белой майки. Грубое, изборожденное глубокими морщинами лицо, напоминающее выжатую резиновую маску, казалось черным от давней щетины. Волосы, растущие неровными прядями, торчали во все стороны, послушно подчинялись воле ветра и путались с лохматыми бровями.

– Эй! – посаженным голосом крикнул мне капитан и махнул длинной, костлявой рукой. – Выметайся!

Я сначала подумал, что он принял меня за постороннего, и потому не спешил вернуться на причал. Но капитан, поравнявшись с Диком, которого не мог не знать, глянул на него и повторил:

– Выметайся!

Я посмотрел на Дика, ожидая от него каких-либо комментариев. Вакуэро, уже получивший от меня мягкую взбучку, начал активно исправлять положение.

– Аккуратнее в выражениях! – сказал он, хватая капитана за ворот рубашки. – Видит бог, мое терпение лопнет, и я отделаю тебя как следует!

– Смотри, чтобы я не огрел тебя лотом по голове! – огрызнулся капитан и попытался оторвать кулак Дика от своей груди. Под ноги упало несколько пуговиц от его рубашки.

– Ты еще смеешь угрожать! – обрадовался Дик. Прекрасный повод для драки сам шел к нему в руки. – Это ты меня хотел огреть лотом?

Вакуэро взмахнул рукой и заехал кулаком в ухо капитану. Тот мелкими шажками попятился по причалу и едва не свалился в воду.

– Не поможет! – крикнул он. – Все равно никуда с вами не поплыву!

– Не поможет?! – засомневался Дик и, подскочив к капитану петушком, врезал ему в другое ухо.

Капитана повело в другую сторону. Теперь до меня дошел смысл слов, которые Дик отпечатал в телеграмме: «Капитан нормальный, правда, плохо дерется».

– Нет! Ни за что! – проявил невиданную стойкость хозяин «Пилигрима». – Поищите дурака, который бы отвез вас на Комайо! Мне моя жизнь дороже!

Мы с Диком переглянулись. Вакуэро пожал плечами и коромыслом выгнул губы, мол, не понимаю, откуда он узнал про Комайо.

– Послушай, капитан! – наконец вмешался я, спрыгивая на причал. Темнить уже не было смысла и приходилось играть в открытую. – Я заплачу тебе вдвое больше.