Сказав это, я повернулся и быстро пошел по улице, отфутболивая налево-направо пустые коробки. Крепкий орешек этот остров, думал я. Никак не колется. Никак не хочет раскрывать свои тайны. И почему Жоржет так упорно хранит молчание? Точнее, орала она на меня как ненормальная, да все не по существу. Видимо, ее здорово припугнули.

Я вышел на центральную площадь, как спутник, дважды обогнул клумбу, погруженный в свои мысли, и не сразу обратил внимание на короткие вспышки автомобильных фар. «Фиат-Палио» стоял на гостевой стоянке под пышной ветвью исполинского дерева.

Я пропустил несколько автомобилей, которые на бешеной скорости промчались мимо, перешел дорогу, не спеша приблизился к машине и, склонившись над окном, спросил:

– Вы что-нибудь хотели, мадам?

Жоржет не ответила и не повернула в мою сторону голову, лишь нервно ударила по педали акселератора. Машина взвыла и заглохла. Я понял, что предстоит долгий разговор.

Прежде чем сесть в машину, я поднял глаза и нашел светящееся красными шторами окно нашего номера. Влад уже проснулся и зажег в комнате свет. Дверь на лоджию была открыта, и в проеме легко колыхалась противомоскитная сеть. Влад показался на лоджии с бутылкой и тарелкой в руках. Похоже, что он сервировал стол.

«С чего бы это?» – подумал я, открыл дверь и сел рядом с Жоржет.

– Мама была против покупки острова. Она обладала огромной интуицией, и, когда Генри загорелся этой идеей, мама сказала: «Теперь жди несчастья».

– Почему она так решила?

– Не знаю. Я сначала думала, что она считает покупку острова напрасной тратой денег, которые оставил моему брату отец. Отец был эквадорец, он владел крупным медицинским центром в Кито. А мать – американка из Небраски. После смерти отца большая часть наследства перешла Генри, и он решил вложить деньги в покупку острова, чтобы там, в память об отце, построить несколько санаториев. У него было американское гражданство, и это было большим плюсом.

– В каком смысле? – спросил я.

Жоржет изящным движением достала из пачки тонкую и длинную сигарету.

– Эквадорские чиновники, в ведении которых находился остров, выставили его на продажу с одним странным условием: Комайо мог купить либо иностранец, либо официальная международная организация. Гражданин Эквадора приобрести его в собственность не мог. Это условие и насторожило маму.

– А вы не пытались отговорить Генри?

– Зачем? – Жоржет пожала плечами и подкурила сигарету. – Во-первых, он был вправе сам распоряжаться своей долей наследства, а во-вторых, я не видела в его затее ничего предосудительного.

По лицу женщины скользили разноцветные блики от неоновых ламп, и мне казалось, что выражение на нем меняется с клоунской быстротой.

– У брата не возникло никаких проблем при покупке острова? – спросил я, время от времени поглядывая на лоджию, где, как в театре теней, маячил профиль Влада.

– Он не посвящал меня в свои дела, – ответила Жоржет. – И вообще, Генри довольно скрытный человек, и если бы у него случились неприятности, то все равно я не узнала бы об этом. Лишь один раз, на приеме по случаю семинара эпидемиологов, я спросила у брата, как идут дела с приобретением острова. Он, усмехнувшись, как-то странно ответил: «У меня такое ощущение, что я покупаю троянского коня». Тогда я не придала особого значения этой фразе и вспомнила о ней только тогда, когда Генри пропал без вести.

– Вы можете рассказать об этом подробнее?

Жоржет, отвернувшись от меня, выпускала дым через опущенное окно. На лоджии, рядом с орлиным профилем Влада мелькнул тонкий женский силуэт. Оказывается, у нас были гости!

– Было много странных совпадений, – произнесла Жоржет медленно. – Тогда, во всяком случае, они казались мне странными. Генри собирался высадиться на острове с большой командой, куда входили геологи, медики, экологи, словом, представители заинтересованных компаний, в союзе с которыми Генри намеревался строить медицинский центр. Но неожиданно он получил письмо от какого-то господина, представляющего «Гринпис» в том регионе Тихого океана, где находится Комайо. Этот господин просил Генри о встрече в открытом море, чтобы передать ему какие-то очень важные документы, касающиеся острова.

Жоржет сделала паузу, покачала головой.

– Я узнала о том, что Генри собирается выйти в море в одиночку, только за час до его отплытия. Брат был весел, очень оживлен, и отговаривать его было совершенно бессмысленно… К вечеру этого же дня связь с яхтой прервалась. Потом начался шторм.

– Это письмо у вас? – спросил я.

– Да, оно у меня дома.

– Вы его показывали кому-нибудь? Скажем, полиции?

– Я бы показала его полиции, если бы она заинтересовалась исчезновением Генри как происшествием криминального характера. Но там мне ответили, что Генри вышел в море, игнорируя штормовое предупреждение, и потому мне следует обратиться в службу спасения.

– А господин из «Гринписа» когда-нибудь еще напоминал о себе?

– Нет. Он не напоминал… Извините, я хочу что-нибудь выпить, но боюсь выйти из машины. Я уже всего боюсь.

Я понял ее, открыл дверь и вышел наружу. В ночном кафе я купил охлажденное шампанское и прихватил два бокала. Влад, по-моему, неплохо проводил время с девушкой, но я не задумывался над тем, кем была гостья – проституткой или честной соседкой по гостиничному этажу. Жоржет увлекла меня своим рассказом настолько, что я потерял счет времени, и Влад, если бы у него было не столь легкое отношение к моей свободе и моим запискам, давно бы поднял тревогу и объявил розыск.

– Откройте его на улице, – сказала Жоржет устало, глядя на бутылку шампанского в моих руках. – Иначе вы обольете мне костюм.

Она пила маленькими глотками, словно боясь обжечься, или же нарочно тянула время, чтобы собраться с мыслями.

– Неделя поисков ничего не принесла, – продолжала она. – Спасатели выловили лишь пробковый круг с яхты Генри. У матери было слабое сердце. Она слегла в больницу и через несколько дней умерла… Я сама не знаю, зачем обо всем этом рассказываю вам.

Опасаясь, как бы Жоржет снова не замолчала и не высадила меня из машины, я взялся за бутылку и долил в бокал шампанского.

– Шторм, в который попал ваш брат, действительно представлял опасность для яхты? – спросил я.

Жоржет думала о другом, она не расслышала меня, и мне пришлось повторить вопрос.

– Генри увлекался яхтами с самого детства, – произнесла она, рассеянно глядя на полный шампанского бокал и не зная, что с ним делать и куда поставить, чтобы не пролить. – Он был вице-президентом национального эквадорского яхт-клуба, в море чувствовал себя лучше, чем мы с вами в машине. А шторм… Подобные штормы в период дождей – самое обычное дело, они случаются по два раза на неделе, и для Генри, с его опытом и смелостью, они были детской забавой. Я не верю, что пятибалльная волна могла причинить яхте непоправимый вред… Я и тогда не верила, а теперь просто уверена, что на Генри напали.

– А почему вы уверены?

– Вы разве не догадываетесь? – спросила Жоржет, вскинув глаза. – Вы задаете такие вопросы, будто прикидываетесь наивным мальчиком!

– Я задаю такие вопросы, – пояснил я, – потому что не знаю, что произошло потом. Вы сами сказали: теперь вы уверены, что на Генри напали. Значит, после его исчезновения с вами случилось нечто неординарное?

– Неординарное! – усмехнулась Жоржет и после короткой паузы нервно добавила: – Да заберите вы этот бокал! У меня уже рука устала его держать!

Я едва успел схватить за тонкую ножку бокал. Немного шампанского пролилось мне на джинсы.

– Через полгода меня пригласили в земельный департамент, где сказали, что я, как гражданка США, должна немедленно принимать наследство и оформлять остров в собственность. Я поручила вести все дела своему адвокату, а заодно продлила договоры с теми фирмами, которые брат хотел привлечь к строительству медицинского центра. Я еще надеялась довести до конца дело, начатое Генри. Но не прошло и недели, как начались анонимные звонки и пошли письма с угрозами.