– А-а, Диего!! – приветливо произнесло лицо. Окошко закрылось, лязгнул засов, и створка ворот со скрипом отъехала в сторону.

– Привет, дядюшка Ромэно! – отозвался Дик, протягивая руку хозяину дома.

Я еще никогда не видел, чтобы человек в своем доме носил при себе такое количество оружия. Дядюшка Ромэно, коренастый мужчина лет пятидесяти, носил допотопный поясной ремень со множеством кожаных петель и карманчиков для пуль и двумя кобурами, из которых выглядывали отполированные рукоятки револьверов. В узких голенищах коротких армейских сапог торчали ножи с костяными ручками, обшитыми кожей с бахромой, а за спиной пригрелось внушительного размера мачете с зазубренным, как у ножовки, лезвием.

– Ты снова привез сигары и репеллент? – спросил Ромэно, поочередно протягивая руку нам с Владом и жестом приглашая войти во двор.

– Поганец Гонсалес утопил «Пальмиру» вместе с моим товаром! – нарочито хриплым голосом, который придавал словам особо зловещий оттенок, сказал Дик. – Видит бог, мое терпение лопнет, и я сделаю дырку в его пустой голове!

Я понял, что Ромэно не только знает Дика в лицо, но и прекрасно разбирается в особенностях его характера.

– Не слушайте его! – усмехнувшись, сказал мне Ромэно, закрывая створку ворот. – Он так говорит уже пять лет, с тех пор, как здесь начал хозяйничать Гонсалес. Никакой дырки в голове Гонсалеса он не сделает. Он даже по морде не рискнет ему дать… Идемте в дом, вы, наверное, хотите жрать, как черти?

– Я вез товара на три тысячи долларов! – огрызнулся Дик, обиженный тем, что Ромэно так сильно опустил его в наших глазах. – И он за это ответит!

– О чем они говорят? – спросил меня Влад, чувствуя себя лишним в нашей компании оттого, что не понимал ни слова.

Я махнул рукой и отрицательно покачал головой, давая понять, что эта болтовня не стоит того, чтобы ее переводить. Это было очень кстати, что Влад не понимал по-испански. Не ручаюсь, что мой друг повел бы себя осмотрительно и с умом, если бы узнал о том, что Дику известно нахождение виллы Гонсалеса.

Агрессивный вид хозяина дома предполагал милитаризованное убранство двора, и я был готов увидеть как минимум стодвадцатимиллиметровую гаубицу, безоткатное орудие и легкий танк. Однако ничего военного, кроме темно-зеленой маскировочной сети, закрывающей открытую веранду, во дворе не было. Напротив, небольшая территория, огороженная глухим забором, напоминала райский уголок. Подобно оранжерее, она была разбита на овальные клумбы, густо поросшие разнообразными цветами, кактусами, тонкими побегами с разлапистыми листьями. Такого ботанического изобилия, собранного на небольшом участке, я еще никогда не видел.

Ромэно, польщенный удивлением в моих глазах, пояснил:

– Это мое хобби! Когда я возвращаюсь из сельвы, я обязательно приношу с собой какой-нибудь цветок или травку. Сельва неисчерпаема. Вы не найдете у меня двух одинаковых растений… Взгляните, чудесные орхидеи, не правда ли? Я тоже их очень люблю! А это, рядом с вами, побеги лианы лонхокарпус, очень ядовитые, между прочим.

– Хватит хвастать своими колючками, я на них в сельве налюбовался! Неси мясо и вино! – сердито прервал Дик. Он был обижен на Ромэно за то, что тот всегда говорил правду.

– Не торопись, – усмехнулся Ромэно. – Никуда Гонсалес не денется. Раз уже за него решил взяться сам Диего, гроза приамазонской мошкары, то, можно считать, наш барон уже покойник.

– Пошел к черту! – отмахнулся Дик, садясь за широкий стол из некрашеного дерева.

Мне даже стало его жалко. Должно быть, Дик принадлежал к числу тех людей, которых в компаниях всегда выбирают в качестве объекта для шуток и подтрунивания. Зато где-нибудь на стороне Дик отводил душу, размахивая кулаками по поводу и без повода, потому при первой встрече показался мне таким агрессивным.

– Ты бы лучше пожаловался своему американскому другу, который живет в Белом доме, – продолжал в том же духе Ромэно, полагая, что таким образом развлекает нас с Владом. Он взгромоздил на стол большую бутыль в оплетке, с глубинным шлепком выдернул пробку, и сразу повеяло крепким запахом тростникового рома. – Он бы сделал заход на цель и – ба-бах! – стер бы с лица земли виллу Гонсалеса.

– Он не в Белом доме живет, – буркнул Дик, нахлобучив сомбреро на самые глаза. – Я тебе уже тысячи раз говорил, что он живет неподалеку от него.

– Все в мире относительно, – философски заметил Ромэно, разливая ром в кружки. – И я тоже живу недалеко от Вашингтона, если мерить мерками сверхзвукового истребителя.

– Кишка у тебя тонка жить неподалеку от Вашингтона, – огрызнулся Дик. – Ты дальше сельвы носа не показывал! А я сидел на балконе у Макса и смотрел на Белый дом так, как ты каждое утро смотришь на сарай своего соседа!

– А президент не махал тебе шляпой из окна?

Было смешно. Я сначала боялся своим смехом обидеть Дика, но потом заметил, что к подобному отношению он привык и вовсе не принимает шутки близко к сердцу.

– Нет, – ответил Дик, осушив кружку, – президент не махал мне шляпой. Зачем ему это надо было делать, если он сидел с нами за столом и отмечал свой день рождения.

Мы все снова рассмеялись. Естественно, кроме Влада. Мой друг, убитый горем, ни слова не понимающий по-испански, смотрел в кружку и думал о своем.

– А как ты объяснялся с ним? При помощи мимики и жестов? – спросил Ромэно, раскрывая коробку с сигарами.

– Зачем? – пожал плечами Дик, протягивая руку за сигарой. – Я разговаривал с ним по-английски. Я сказал президенту: «Mister president! Many happy returns of the day!»[4]

Вот это новость! Дик, похоже, выдал фразу на английском. Ограничивались ли его лингвистические способности этой единственной фразой, или же он в самом деле неплохо знал английский, я не мог сказать однозначно. Тем не менее Влад, словно услышав родную речь, пробудился от спячки и оторвал взгляд от кружки. Я насторожился. Английский был тем мостиком, который мог связать коммуникативными узами Дика и Влада. А я совсем не был заинтересован в этом.

К счастью, Дик замолчал и, к моему удивлению, залился юношеским румянцем. Я не сразу понял, что причиной того была молодая, рослая и вполне привлекательная особа, которая зашла на веранду с большим подносом в руках и стала сервировать стол. Она была одета в длинное светлое платье с розовыми узорами, сильно приталенное, с большим вырезом на груди; обнаженные плечи прикрывала шелковая ткань, напоминающая мантилью; темные волосы девушки были расчесаны на прямой пробор и сплетены в две прямых косы. Она производила впечатление сильного, но нежного создания, как раз предназначенного для жизни в жестоких условиях сельвы.

– Здравствуй, Мария! – сказал Дик, распрямляя плечи, и коснулся руки девушки.

Девушка улыбнулась и молча кивнула Дику, опуская посреди стола большую тарелку с крупно нарезанными овощами. Она сделала это с таким сосредоточенным видом, словно хотела показать, что не намерена отвлекаться на пустые разговоры.

– Я вез ей подарок из Манауса, – продолжал Дик, обращаясь уже к Ромэно. – Но негодяй Гонсалес утопил теплоход.

– Как всегда, – ничуть не сомневаясь в трагической судьбе подарка, ответил Ромэно.

– Клянусь! – не особенно рьяно попытался доказать свою честность Дик.

– Это ваша дочь? – спросил я Ромэно, когда девушка зашла в дом.

– У меня четыре дочери, – ответил Ромэно. – Три вышли замуж и разъехались, а Мария пока со мной.

– Отдай Марию за меня! – вдруг горячо заговорил Дик, налегая грудью на стол. – Ты же видишь, как она любит меня! У нее даже агути подгорело, потому что все ее мысли были заняты мной!

Ромэно от души расхохотался.

– Вот как схватишь Гонсалеса за ухо и сделаешь ему дырку во лбу, тогда отдам, – пообещал он и подмигнул мне.

– Клянусь богом, я сделаю ему две дырки!! – хрипло заговорил Дик и стукнул кулаком по столу.

– Только для начала научись стрелять, – посоветовал Ромэно.