Спросил у кого-то еще раз. Те сказали, что все-таки два – четверть третьего.

По дороге Шахов случайно зашел в какой-то магазин типа бутика модной одежды. Продавщица, похожая на фотомодель из журнала "Вог", явно скучала. Вначале она повернулась: как же – пришел мужчина, но тут же и потеряла к вошедшему всякий интерес. Шахов был для нее никем, пустой тратой времени. Он что-то спросил у нее. Она покачала головой и сказала "нет", улыбнувшись ему в ответ ослепительной американской улыбкой – холодной, как зимнее солнце. По ее мнению, для Шахова в этом магазине ничего не было. Шахов, помявшись, ушел.

– Ходит черт знает кто! – сказала красавица другой продавщице. -

Так никогда замуж не выйдешь!

Впрочем, ее недавно разведенная подруга, увлеченно работая маникюрной пилочкой, этого мнения вовсе не разделила:

– Зря ты так: это – хороший мужик, просто надо это увидеть.

Поверь моему опыту. Мне кажется, что после этого скотины Алика я теперь смогу жить с кем угодно! А то, что этот мужик плохо одет, так это зависит только от его жены! Это она должна за ним смотреть! Если мужик плохо одет – это у него жена плохая! Я бы его одела как картинку!..

На следующий день Шахову неожиданно позвонил дед и настойчиво попросил его приехать. Дед редко настаивал, и Шахов ему обещал.

Утром он уехал в Любимов. Был самый конец марта, ночью еще морозило дороги, а днем стояла необыкновенно мерзкая погода: морось, на грязном снегу – вода. Машину водило на лужах, она шла рывками.

Каждый звонок мобильного пробивал его как электрическим током – вдруг это Марина. Но тщетно. В Любимов Шахов приехал уже глубокой ночью. Несколько дней заняли некоторые дела по наследству. Через неделю ему внезапно позвонили и предложили сделать работу для одной фирмы сразу в трех сибирских городах: в Новом Уренгое,

Нижневартовске и Сургуте – командировка примерно всего на две недели.

Проездом в ту командировку Шахов снова оказался в Петербурге, но

Марину не видел. Однако сложилось так, что как бы случайно он встретил на улице ее подругу Настю, с которой Марина когда-то вместе работала, и которая всегда относилась к Аркадию с сочувствием.

Аркадию предложил угостить ее кофе. Зашли в кафе. Настя долго рассказывала что-то незначащее про свои личные дела. Шахов же мучился нетерпением: когда же она хоть что-то расскажет о Марине. А

Настя ну никак не говорила. Тогда он спросил ее напрямик. Настя будто ждала этого вопроса, и тут же ответила, что точно не знает адреса, но живет она с неким Димой где-то в районе метро "Проспект

Большевиков", а как и что там в деталях – того она не ведает, поскольку уже давно ее не видела. Шахов почувствовал, что не очень-то и хочет говорить.

Главным итогом этой встречи было то, что он все-таки с большим трудом, используя всякие хитрости, напоив и накормив, но все-таки выманил у Насти номер Марининого домашнего телефона. Впрочем, Насте чисто по-женски было интересно, чем закончится это дело. Она была большая любительница "мыльных опер". Сначала Шахов звонить вроде как вовсе и не собирался, но все-таки не удержался и уже в аэропорту трясущимися пальцами набрал полученный от Насти номер. "Хотя бы попрощаюсь…" – оправдывал он себя. Да хоть бы голос ее услышать!

Гудки были длинными, на другом конце долго не поднимали трубку, потом ответил какой-то мужик: "Алё, говорите!" Еще было слышно фоном работающий в квартире телевизор. Вечерняя семейная идиллия. Шахов, ничего не сказав, положил трубку. Вот и все. Двери захлопнулись, поезд ушел.

Марина в это время находилась в ванной. Услышав телефонный звонок, она вышла, завернутая в полотенце, с распущенными волосами и, выключив фен, спросила Диму: "Кто звонил?" – "Черт его знает: не отозвался и не представился! Может, ошиблись?" – ответил Дима, разбирая диван. Марина вдруг неизвестно почему почувствовала: "Точно он! Все-таки нашел, гад!" Сердце дало внезапный сбой, и на какое-то время ей стало трудно дышать. Легли, стали смотреть телевизор. Дима взахлеб рассказывал о чем-то неинтересном. Казалось, все было как обычно, но что-то в этот вечер было не так, и Марина не могла понять, что. Это ощущалось как заноза в душе. Что-то во всем происходящем было неправильное. Впрочем, мало ли кто мог звонить, может быть, действительно ошиблись, но напряжение, которое возникло в ней, когда она услышала телефонный звонок из-за двери в ванной, никак не отпускало ее. Затем кино по телевизору закончилось. Потом кошка пришла спать в ноги. Дима зевнул и стал приласкиваться, щекотать языком в ухо, просовывать под ночнушку руку. Марина вздохнула, повернулась на спину, раздвинула ноги и закрыла глаза.

Дима какое-то время сопел над ней, обдавая лицо табачным и пивным духом, терзал губы, шею и грудь. Неожиданно она вспомнила Шахова и представила, что это его губы ласкают ее грудь и шею, и внезапно сильная судорога прошла по ее внутренностям так, что она, выгнувшись, застонала.

Ночью Марина внезапно проснулась от духоты. Или это сон был, какой-то очень длинный, путанный и странный – только она не могла вспомнить о чем. И тут она вдруг окончательно поняла, что Шахов действительно ушел навсегда. Именно во сне почему-то это и поняла.

Вроде бы все было хорошо. Она, наконец, жила с нормальным мужчиной, который ей нравился, и никто им больше не мешал. Но все равно оставалось какое-то странное ощущение. Что-то было не так.

Была глубокая ночь, и неизвестно, сколько было времени. За окошком дул ветер, по занавеске металась тень раскоряченного дерева.

Действительно было очень душно. Из-под откинутого одеяла приторно пахло потом и спермой. Марине отчего-то стало страшно: будто ангел-хранитель покинул ее, может быть, только на час – слетать куда-то по своим делам. Она прижалась к лежащему рядом Диме. Тот крепко спал с полуоткрытым ртом. Она с силой до цветных пятен зажмурила глаза, прошептала: "Все будет хорошо!" Она – молодая красивая женщина. Ее любят. Очень скоро она выйдет замуж. В белом платье, с фатой. У нее обязательно будет ребенок. Все будет хорошо…

А рейс на Новый Уренгой тогда задержали чуть ли не на целых пять часов, якобы "по местным метеоусловиям". Наконец чуть не в три утра вылетели. Шахов смотрел в иллюминатор вниз на тьму, окутавшую город и пронизанную огнями улиц, – где-то там неизвестно с кем спала его