Хотя я и не спрашивал. Какое мне дело? У меня точно такой же тариф, только я ему об этом не сказал – он бы обиделся. Знаешь, в нем что-то осталось от того школьного детства, когда его часто шпыняли и никто не хотел с ним дружить, кроме Зюзина, который, впрочем, был точно такой же мудак и подлец. В последних классах они, помниться, объединились, а чем там занимались – бог их знает! – наверняка какой-нибудь дрянью! Потом Бояркин показал мне эту якобы клинику.

Уборщица промелькнула мимо нас с глазами полными ужаса! Естественно, в конечном итоге он ничем нам не помог. Чего-то такое наговорил, наобещал и не помог. Люди не меняются. Не удивлюсь, что исходя из его особых правил, он попихивает свою секретаршу. Может, и не из-за того, что очень хочется, а так по его представлениям полагается.

Помнишь, Зюзина? Тот тоже всегда был помешан на половом вопросе, и всю жизнь мечтал иметь секретаршу с длинными ногами, и был абсолютно уверен, что секретарша только для того и предназначена, чтобы ее в свободную минутку запипонить, а если и не для этого полностью, то уж частично точно. Так вот, он чуть ли не специально для этого организовал фирму, начал искать секретаршу, но молодые девчонки, которых он находил, эту работу совершенно не тянули, а только требовали надбавку еще и за интимные услуги, а одна по-настоящему симпатичная девица с дипломом пришла устраиваться в сопровождении здоровенного мужа, который ожидал ее на улице, а потом, когда та вышла в слезах после хамских намеков Зюзина, пришел и набил ему морду. Короче, кончилось тем, что он взял на работу опытную профессиональную секретаршу – тетку, мягко сказать, очень среднего возраста – за сорок – и на собеседовании ей и говорит: "Вы меня извините, Алла Леонидовна, но раз в неделю я должен вас ну того самого… шпокнуть!" – типа, не то, чтобы мне очень хочется, а вот чисто по понятиям по праву хозяина – обязан! У него всегда по этому делу крыша ехала: он еще с малых классов изучал в энциклопедии строение половых органов, проковыривал дырки для подсматривания в банях и раздевалках. У них с Бояркиным была разработана для этого целая система. И знаешь, чем дело кончилось? Тетка та сначала вроде как напряглась, но куда ей было деваться – работа-то нужна, а потом это дело ей понравилось, она начала сама управлять интимным процессом, даже требовать сверхурочных, и Зюзин в конце концов не знал, как от нее отделаться! Я же говорю: люди не меняются. Вот я живу в маленьком городе, сам лично многих знаю буквально с детского сада – люди не меняются. Гады из детского сада остаются гадами и во взрослой жизни, – заключил Хомяков.

Прихлебывая пиво, обсудили и это. В итоге сошлись на том, что наступили такие интересные времена, что мудаки процветают, а хорошие люди – далеко не всегда.

– Кстати, старшего брата Игореши Полянского помнишь? – спросил

Хомяков Павла.

Павел не помнил никакого Игореши Полянского, ни, тем более, его брата.

– Такой худой, длинный! – Хомяков ладонью высоту показал. -

Короче, он еще с малых лет на дух не переносил СССР. Еще учась в школе, говорят, изготавливал и расклеивал маленькие такие листовочки с надписью "Брежнев-мудак" и расклеивал в людных местах, а в спорте всегда болел за иностранцев – за любых, лишь бы не за СССР, и сразу, как только появилась возможность, уехал из страны. Это была какая-то маниакальная трудно объяснимая генетическая ненависть. Помню, даже в фильме "Чапаев" ему больше всего нравились именно белогвардейские офицеры-"каппелевцы" и их "психическая" атака, и он очень радовался, когда в Чапаева попали из пулемета – просто в ладоши хлопал! Ты знаешь, он уехал в Америку, лет уж, наверно, как десять, и как-то там очень быстро будто бы добыл двести тысяч долларов (если, конечно, не врет) и зажил припеваючи. Какое-то время даже писал знакомым и родственникам: "Вы-де вот там строите коммунизм, а я уже живу при коммунизме!" Только сейчас он куда-то пропал – то есть ничего о нем не слышно. Не исключено, что и посадили за мошенничество. В Америке можно тырить долго, но если поймают, то не цацкаются – сразу за шкирку и на нары! Причем очень надолго. Это у нас убил пару-тройку человек – смотришь, уже через пять лет освободился… Да, а где-то в марте звонит мне прямо домой ни с того ни с сего Левка Сидоров. Оказывается, живет в Германии, забыл только какой город, вроде как Брауншвайг.

– И чего он нам делает-то? – спросил Павел.

– Говорит, что работает на автозаводе. Он же квалифицированный слесарь-станочник. Говорит, что "делать там нефиг", потому что там в основном работает компьютерный станок, а он только смотрит. Главное не сидеть и постоянно делать вид, что работаешь. Я его спрашиваю:

"Что конкретно сейчас делаешь?" – "Сижу дома, пью пиво, тебе вот звоню!" И я как раз тоже у себя дома сижу и пью пиво. Оказалось, что зарплата у него и здесь у меня в принципе оказалась одинаковая. У него, впрочем, всегда была мечта – Америка, он еще в школе постоянно говорил: "Есть, мол, мечта такая: сижу в пентхаузе на самом верху своей башни-небоскреба и поплевываю на все человечество, потому что я богаче Аргентины!"

Хомяков с шумом отхлебнул из новой кружки и вдруг сказал:

– Что-то пиво вроде стало кислее – с другой бочки, что ли? -

Потом продолжил, обращаясь только к Павлу:

– Леху Михайлова помнишь из десятого-бэ? Ну, Леха -

Михей-Михельсон – кликуха у него была в школе! После армии он еще в милиции работал, потом, то ли уволился, то ли его ушли. Так вот он несколько раз ездил в Чечню по контракту воевать. И, ты знаешь, говорят, привез как-то уж подозрительно очень много денег. Ходили слухи, что это трофеи, и будто бы деньги и ценности забирали с убитых боевиков и вообще где придется. Говорят, под Первомайском с минного поля кошкой трупы зацепляли и выволакивали. И он потихоньку стал открывать здесь бизнес: магазин, оптовый склад. А тут свои, мирные законы: надо платить людям. Если не договорился с администрацией или милицией, причем, обычно, на уровне совладения, – не меньше, тогда договаривайся с бандитами. Либо тем, либо этим. А такого, чтобы не платить – не бывает. "Но, – говорит Леха, -