– Далеко еще, сэр? Иисусе, ну и дьявольский путь…
– Мы совсем рядом, Джимми. Впереди набережная Арран. Найти магазин будет довольно легко.
Над затрапезным заведением не было никакой вывески, но висевшая снаружи поношенная одежда вполне заменяла ее. Их элегантное платье не привлекло бы внимания в Дублине, но стоит им покинуть город – и на них начнут обращать внимание, запомнят – чего они не хотели ни в коем случае. Поднырнув под веревку с раскачивающимися на ней одеяниями, они вошли во тьму лавки. А выйдя несколько минут спустя, оба были одеты в потрепанную серую одежду, точь-в-точь такую же, как у прочих обнищавших граждан этого края. Кондон нес старый картонный чемодан, перевязанный веревкой. Галлахер уложил все свои пожитки в грязный картофельный мешок.
Они дошли до станции Кингсбридж, где Кондон купил билеты третьего класса до Голуэя. И хотя их вид не привлек особого внимания, оба испытали немалое облегчение, когда паровоз дал гудок и поезд медленно, постукивая на стыках, двинулся на восток.
Кондон читал грошовый бульварный листок, купленный на станции в Холихеде; а Галлахер поглядывал из окна на зеленые ирландские пейзажи, проплывающие мимо, от всей души желая снова оказаться в армии. Конечно, он жаловался на службу и ныл вместе с остальными солдатами, но теперь он присягнул в душе, что никогда-никогда в жизни больше не будет жаловаться, если вернется в целости и невредимости после этой ужасающей миссии.
Когда они въехали на станцию Голуэй, фонари только-только зажгли. Вслед за остальными пассажирами они сошли с поезда, радуясь анонимности, предоставленной сумерками.
– А ты уверен, что сможешь найти дорогу до деревни?
– Может быть, но не уверен. Мы никогда не ходили в город, не считая того раза, как уезжали.
– Ладно, тогда тебе придется спросить у кого-нибудь, – сказал Кондон, когда они вышли на улицу. Булочная перед ними как раз закрывалась, и пекарь собственноручно навешивал ставни. – Попробуй-ка выяснить у того человека, пока он не зашел.
– Я не уверен, капитан… сэр. Может быть, вы могли бы…
– Чушь, Галлахер, ты вполне справишься. Как только он услышит мой дублинский акцент, это пробудит его любопытство. Может быть, он даже запомнит нас. А ты местный парнишка с отличным голуэйским говорком. Так что действуй.
Благодарение господу за темноту, никто не увидит, как он дрожит.
– Извините, сэр, – промямлил Джеймс, когда пекарь уже хотел зайти. Тот обернулся, устало буркнув что-то. – Я ищу… своего кузена. То бишь, не здесь, а в Дуалле.
Снова буркнув что-то себе под нос, пекарь очень строго посмотрел на парнишку и отвернулся.
– Пожалуйста, сэр! – безысходно проговорил он. Пекарь зашел в магазин, закрывая за собой дверь. В отчаянии Галлахер ухватился за край двери.
– Ну-ка отпусти, олух, или так съезжу тебе по уху, что полетишь до самого Керри, – Галлахер отпустил дверь, и пекарь немножко обмяк. – Прямо, потом сверни под мост, мили две.
Дверь с грохотом захлопнулась, и в замке лязгнул ключ. Джеймс поспешил к капитану, чувствуя, как холодный пот заливает глаза.
– Вон туда, сэр, под мост.
– Отличная работа, парень. Ну, пошли искать твоего дядюшку Пэдди. А ты уверен, что он тебя узнает?
– Никаких сомнений, он узнает даже мою задницу. Он завсегда шлепал меня, когда папаши не было на месте, чтоб заняться этим. Перебрался к нам, когда тетушка Мари померла. Имел постоянную работу и все такое, так что еда на столе не переводилась.
Ночь выдалась безлунная, но при свете звезд они видели темную тропу достаточно четко. Чуть ли не час спустя они разглядели острые силуэты крыш Дуаллы на фоне звезд.
– Сможешь найти дом? – поинтересовался Кондон.
– С закрытыми глазами. Я родился там, никогда нигде не бывал больше, пока мы не сели на корабль.
– Хорошо. Слушай, я подожду здесь, пока ты не найдешь своего дядюшку и не поймешь, что все в порядке. Спрячусь в этой рощице у дороги. Приходи за мной, если он один. И помни: моя фамилия Келли. Тебе ясно?
– Да, сэр, – пробормотал Галлахер. Он слышал этот вопрос уже раз десять, если не больше. – Сперва повидаю дядю.
Он затрусил через деревню, угадывая дорогу инстинктивно и гадая, какой прием его ждет. Но когда он проходил мимо темной двери деревенской лавки, из тени донесся голос:
– И кто бы это мог разгуливать в этакое время ночи?
Заслонка фонаря с рефлектором открылась, и Галлахер оцепенел в луче света. Внезапная вспышка позволила ему различить ужасно знакомую фуражку королевского ирландского констебля. Джимми ощутил, как сердце уходит в пятки, и решил, что помрет на месте.
– Ну-ка выкладывай, парниша, – довольно добродушно произнес констебль. Джимми собрался с духом и сумел выдавить из себя несколько слов:
– Мой дядюшка, здесь, Патрик Галлахер…
– А-а, ты племяш Пэдди! Охотно верю, ты – вылитый он. Работал в чужих краях?
– Да, сэр.
– Ну, тогда ступай. Он тебя ждет не дождется.
Поворачиваясь, Джимми изо всех сил старался не споткнуться. Силком заставил себя идти, а не бежать от этого пугающего собеседника. А вон и его дом, чуть дальше по улице, и свет падает из щели у окна. Заперта ли дверь? На его памяти она никогда не запиралась. Подняв щеколду, он распахнул дверь.
– Уффф, – проговорил мужчина, сидевший в кресле перед камином. Он дремал, но скрип двери разбудил его. – Кто там?
– Это я, дядя! Джимми.
Тут Галлахер проснулся окончательно и разинул рот от изумления.
– Да хранят нас святые угодники, неужто это и вправду ты, малыш Джимми?! Видит бог, так оно и есть, эвон как вырос и поправился! Но ты ж в Америке, за океаном…
– Это долгий рассказ, дядя Пэдди, я щас тебе все расскажу. Но со мной друг, можно его привести?
– Конечно, парень.
– Я встретил тут по пути констебля, он меня остановил…
– Наверно, старина Берт. Завсегда дергает ручки дверей в этот поздний час.
– А как по-твоему, он еще там?
– Нет, теперь он, наверно, отправился на боковую, – Пэдди нахмурился. – У тебя что, нелады с законом, а?
– Нет, вовсе нет. Дай-ка я схожу за кап… мистером Келли. Он растолкует все куда лучше, чем я.
Джимми вышел чуть ли не насвистывая. Он дома и в полной безопасности. Все будет отлично.
Все в деревне отходили ко сну рано, потому что свет стоит денег, а их как раз вечно не хватает. Джимми не встретил никого, шагая между темными безмолвными коттеджами. И отыскал рощицу без особого труда.
– Капитан, – прошептал он, и Кондон тут же появился чуть ли не у самого его бока.
– Постарайся забыть о моем звании, Джимми, будь так добр. Ты должен забыть об армии, пока мы в Ирландии. Если не можешь звать меня Патриком – что ж, сгодится и «сэр». Ты нашел дядю?
– Да. Я сказал ему, что схожу за вами. Больше ничего.
– Молодец!
Когда они вернулись, дядя Джимми успел заварить чай и наливал его в толстостенные глиняные кружки. Они обменялись рукопожатием, и Пэдди с любознательным видом склонил голову к плечу.
– Значится, вы друг Джимми, а, мистер Келли?
– С радостью признаю, что это так.
– Оно верно, но вы порядком постарше его будете.
– Так оно и есть. Но все легко объяснить. Впервые я с ним познакомился в организации, к которой мы оба принадлежим, – патриотической группе, собирающей деньги во имя Ирландии.
– Пожалуй, они ей не повредят, – с чувством заметил Пэдди. – Это край бедных и голодных.
– Так и есть. И мы знаем, кто в этом повинен.
Пэдди резко вскинул голову; на лице его залегли угрюмые тени.
– Значится, деньги вы пускаете не против голода, а на политику. И скажу я вам, политика не по моей части.
– Политика по части каждого из нас, – угрюмо возразил Кондон, – когда речь заходит о свободе Ирландии.
– Я не приглашал вас в свой дом, мистер Келли, – холодно проронил Пэдди. – И могу попросить вас удалиться.
– Можете – и я подчинюсь. Но сперва выслушайте меня. Я член кружка фениев. Цель наша – освободить Ирландию. И чтобы осуществить это когда-нибудь, мы должны знать о враге все, что можно. Где стоят войска, сколько их, насколько они боеготовны. Но еще нам надо знать все об их железных дорогах, потому что войска ездят на поездах. Мы не ищем бойцов – пока, но нам нужны добрые ирландцы, которые могут поставлять нам столь необходимые сведения. Станете ли вы одним из них?
