— Совсем как Алиса в сне Черного Короля, — резво вставила Табита.

— Именно.

— Могу ли я предложить вам, Майкл, — любезно осведомилась Хилари, так и сочась ядом, — уединиться вместе с тетей Табитой где-нибудь в тихом уголке и провести отдельную встречу общества Анонимных Психов? А мы пока пораскинем мозгами над одним пустяковым вопросиком, а именно — как нам пережить эту ночь и не превратиться в кровоточащие куски мяса?

— Правильно! Правильно! — воскликнул мистер Слоун.

— Мы все, похоже, забыли, что, если верить местной полиции, где-то по соседству бродит убийца. Простите меня за такую прозу жизни, но я не могу не думать о том, что данное обстоятельство несколько важнее сейчас, нежели сказочки мистера Оуэна, по общему признанию заводящие нас совсем не туда.

— Вся эта история с полисменом — отвлекающий маневр, — сказал Майкл.

— Еще одна из ваших теорий? Да этот человек — сущий престидижитатор! Что на сей раз — «План Девять из открытого космоса»? «Эбботт и Костелло встречаются с Волком-Оборотнем»?[135]

— Мы с мистером Слоуном сходили проверить подъездную дорожку, — сказал Майкл. — Все сплошь покрыто грязью, и следы были бы видны очень хорошо. Там до сих пор остались отпечатки моих ног — они самые свежие. Никаких полицейских машин с самого моего приезда здесь не было.

Казалось, Хилари моментально отрезвела.

— Но вы же видели полицейского — вместе с Марком и Дороти. Вы хотите сказать, это был самозванец?

— Я думаю, это был сам Мортимер. Я с вашим отцом встречался только раз, поэтому точно сказать не могу. Они же его, разумеется, не видели уже много лет. Однако в фильме все так и было. Тот, кто должен быть покойником, внезапно объявляется под видом полицейского, чтобы сбить всех со следа.

— Не знаю, как у остальных, а у меня голова от этих теорий уже идет кругом, — прервал повисшее тягостное молчание мистер Слоун. — Я бы предложил всем разойтись по своим комнатам, запереть двери и не выходить, покуда снаружи не прояснится. Объяснения могут подождать и до утра.

— Какая изумительная мысль, — подала голос Табита. — Должна признаться, я полностью вымотана. Не откажет ли кто-либо в любезности наполнить мне грелку пред тем, как отправиться на покой? В доме сегодня вечером особенно промозгло.

Фиби ответила, что позаботится об этом, а Майкл, Гимор и мистер Слоун решили в последний раз обыскать весь дом — вдруг обнаружатся какие-то следы Дороти.

— Мы до сих пор не поговорили о вашей книге, Майкл, — напомнила ему Табита, когда он уже стоял в дверях. — Вы же не разочаруете меня завтра, правда? Я так долго ждала этой возможности. Очень, очень долго. Это будто снова с вашим отцом поговорить.

При этих словах Майкл остановился как вкопанный. Он не был уверен, что все расслышал как надо.

— Вы — это вылитый он, знаете ли. Как я и ожидала. Те же глаза. В точности те же глаза.

— Пойдемте. — Мистер Слоун потянул Майкла за рукав и шепотом добавил: — Она не в себе, бедняжка. Не обращайте внимания. Не стоит путать ее еще больше.

Хилари осталась с теткой. Некоторое время она постояла перед огнем, покусывая ноготь и всеми силами стараясь выловить какой-то смысл из последнего странного замечания Майкла.

— Тетушка, — произнесла она через минуту-другую. — Ты уверена, что разговаривала с моим отцом?

— Вполне, — ответила Табита. Она закрыла книгу и сунула ее в корзинку с вязаньем. — Знаешь, очень сбивает с толку, если сначала все говорят, что он умер, а в следующую минуту он оказывается жив. Но ведь есть способ проверить, чтобы не осталось никаких сомнений, не правда ли?

— В самом деле? И как же это сделать?

— Сходить в усыпальницу, разумеется, и посмотреть, в гробу его тело или нет.

Хилари мужества всегда было не занимать, и она подумала, что план стоит привести в исполнение; однако задача не обещала быть приятной. Ее переполняла решимость покончить с этим делом как можно быстрее, а поэтому она не стала брать с собой плащ — просто откинула засов с парадной двери и ринулась в самое сердце воющей бури, неистовствовавшей уже более двух часов. Слепо пробираясь в потоках ливня, едва держась на ногах под порывами ветра, она пересекла двор и направилась к приземистому силуэту семейной часовни, стоявшей на небольшой полянке у густо заросшего выезда из поместья. Деревья вокруг стонали, скрипели и шелестели, стоило дикому ветру налететь непредсказуемым порывом или так же внезапно стихнуть. К ее немалому удивлению, дверь в часовню была приотворена; внутри мигал огонек. На алтаре горели две свечи. Зажгли их, судя по всему, недавно, хотя само помещение, похоже, было совершенно пустым. Содрогаясь всем телом наполовину от холода, наполовину от дурных предчувствий, — Хилари поспешила по центральному проходу и распахнула дверку в дубовой раме. Ступени крутого лестничного пролета вели в семейный склеп, где поколение за поколением погребали Уиншоу, а одна прихотливо изрезанная плита была посвящена памяти Годфри — героя войны, чье тело так и не удалось добыть с вражеской земли.

Хилари спустилась вниз в кромешной тьме, но, дойдя до входа в склеп, заметила, что из-под двери пробивается тонкая полоска света. В ужасе и сомнении она приотворила ее и увидела…

…и увидела пустой гроб, стоящий на постаменте в середине погребальной камеры; крышка его лежала рядом, а подле в развязной позе стоял ее отец, Мортимер Уиншоу, и приветливо улыбался.

— Заходи, дорогая дочурка, — произнес он. — Заходи, и все сейчас объяснится.

Едва Хилари сделала шаг внутрь, распахнув дверь во всю ширину, как внезапно услышала над головой жужжание. Вздернув голову с резким вскриком, она успела заметить, что на нее падает объемистый тюк. Состоял он — хотя самой Хилари узнать сие так и не довелось — из газет, куда она поставляла свою колонку последние шесть лет. Но, не успев понять, что ее постигло, Хилари оказалась мертва: сокрушенная весомостью своего собственного мнения, что сшибло ее наземь, лишив чувств точно так же, как, лишая сознания, наземь сшибал ее покорных читателей ревущий поток оплаченных с избытком слов.

Пять золотых часов[136]

В Уиншоу-Тауэрс все было спокойно. Ветер начал утихать, дождь перешел в мягкий шелест по стеклам. Внутри не раздавалось ни звука, кроме укоризненного поскрипывания ступеней, по которым Майкл поднимался на второй этаж, завершив окончательную инспекцию дома.

То ли от обычного утомления, то ли от головокружительного смятения последних часов, но Майкл вновь позволил лабиринту коридоров одолеть себя, а потому, войдя, как он полагал, в свою спальню, первым делом увидел крупный и незнакомый предмет мебели — гардероб красного дерева с зеркалом во весь рост, вправленным в открытую дверцу. Спиной к зеркалу стояла Фиби ее отражение наклонилось, собираясь снять джинсы.

— Что вы делаете в моей комнате? — спросил Майкл, поморгав от удивления.

Фиби вздрогнула и обернулась:

— Это не ваша комната. — Она указала на щетки для волос и косметику, разложенные на туалетном столике: — То есть, вещи-то в ней не ваши, правда?

— Нет, конечно, — опомнился Майкл. — Простите. Я, кажется, никак не могу привыкнуть к этому дому. Я не хотел вас беспокоить.

— Все в порядке. — Фиби подтянула джинсы и села на кровать. Наверное, нам все равно пора поговорить.

Дальнейших приглашений ему не потребовалось.

— Я ждал этой возможности весь вечер, — сказал он. — Но она все никак не представлялась.

Фиби, похоже, расценила эту фразу как легкое преуменьшение.

— Я знаю. — Голос ее прозвучал довольно резко. — Массовые убийства почему-то отвлекают, не так ли?

Повисла неловкая пауза — и тут Майкл выпалил:

— Ну а вы что здесь делаете, ради всего святого? Как вы во все это впутались?

— Через Родди, разумеется. Я познакомилась с ним чуть больше года назад: он предложил мне выставить свои работы у него в галерее, и я, как последняя дура, ему поверила, а затем, как еще большая дура, легла с ним в постель. Добившись своего, он выбросил меня, как ненужную тряпку. Но здесь я познакомилась с Мортимером. Не спрашивайте почему, но я ему чем-то понравилась, и он предложил мне эту работу.