Миронова, Кирилла Лаврова, Людмилы Гурченко, Савелия Крамарова, Юрия
Соломина, Сергея Юрского. В начале 80-х среди журналов и газет в киоске лежали томики 'Малая земля', 'Целина' и 'Возрождение'. Умер
Брежнев и томики исчезли. Появились книги Черненко. Умер Черненко – исчезли его книги. А в глубинке все остается. Прочел об антипартийной группе Молотова – Маленкова, и о том, что Ворошилов, человек с испуганным лицом на всех фотографиях, был, оказывается, бунтовщиком. Повезло, ведь этого нет и в учебниках истории.
Летом у нас белые ночи, которые продолжаются больше месяца.
Дневальный ночью может запросто читать. Только в середине ночи наступает пятнадцатиминутная пауза, небольшое затемнение. Предметы видно нормально, а читать уже тяжело. Всего 15 минут, а потом опять светлее и светлее. В местной газете 'Правда Севера' разница между заходом и восходом Солнца час. Так необычно читать: восход Солнца в два часа десять минут. Рано утром Солнышко выкатывается из-за крыши двухэтажного штаба и светит в окна казармы, прямо в лицо спящим солдатам. Шторки на окнах короткие, они закрывают лишь верхнюю треть окна. Можно повернуться на бок, тогда придется согнуть ноги – иначе лежать невозможно – пружинная сетка прогнулась, как гамак. На животе спать совершенно нельзя.
Наряды. Пожалуй, самые тяжелые – это столовая и казарма.
В казарме узкое место туалеты. Бывает, что они засорены – это кто-то, кое-где у нас порой честно жить не хочет. В таком случае наряд не принимается. Если справиться своими силами нельзя, приезжает водометная машина – пожарка. Вставляет толстый шланг в отверстие и струей воды под большим напором пробивает засор. Если пожарки нет, приходится прибегать к стратегическому резерву ставки верховного главнокомандования. Дневальные спускаются в подвал. Здесь земляной пол и много всяких труб. У главной трубы, большой, как пушка крейсера 'Аврора' на конце самодельная пробка из ствола сосны.
Удар сапогом – пробка на полу. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
Дневальных в казарме трое. Один постоянно стоит у тумбочки, напротив входных дверей. Другие работают – моют и натирают полы, чистят туалеты. Через два часа дневальные меняют друг друга. Если среди них есть Ванек, то работать приходится без него. Иногда Ванек просто уходит из казармы по своим делам. Ночью один дневальный стоит у тумбочки, другие спят. Ванек сладко спит всю ночь, а у тумбочки стоят младшие. Случается, когда спят все дневальные. Это совсем нехорошо. Ведь рядом с тумбочкой комната с оружием и они ее тоже охраняют. В любое время дежурный по дивизиону может сделать обход, а может и не сделать. Но, дежурный не зверь. Просто утром дневальные не находят на тумбочке телефона и сами идут за ним в штаб.
В столовой самое тяжелое место моечная. Работать приходится монотонно, почти не отрываясь. От завтрака до обеда как раз хватает времени на то, чтобы вымыть всю посуду, после обеда все повторяется снова. Хорошо, что посуда металлическая. Мойки две. В одной посуда замачивается с порошком, в другой обмывается чистой водой. Перед закладкой тарелок нужно сбросить в ведро остатки пищи. Пар в моечной стоит такой, как в туманном Альбионе. Постепенно от брызг и пара намокает одежда. Работаем вдвоем. Часа через полтора прерываемся на перекур. Перед сдачей наряда мойщики волокут баки с отходами в подсобное хозяйство. В подсобном хозяйстве покушать ждут несколько коров и свиней.
Другие рабочие столовой после каждой трапезы собирают грязную посуду со столов и несут ее на мойку. Потом закидывают лавки на столы и промывают пол. Если нет старшего, опрокидывают ведро воды и развозят ее тряпкой. Потом расставляют посуду, ложки, хлеб.
Всем рабочим по столовой выдают хлопчатобумажные, старые кители и брюки, а повседневная одежда остается в казарме, сложенная на табурете.
Ночью рабочие по столовой чистят картошку. Перед каждым ящик в пятьдесят килограммов. Количество картошки на одного рабочего зависит от завтрашнего количества едоков в дивизионе и от того, сколько злодеев, стоящих в наряде по столовой спят в казарме.
Картошка сильно гниет. К апрелю на складе сгнивает до 80 %. Нормы помесячного гниения картофеля висят на двери продсклада.
Обычно чистка картошки заканчивается не позднее трех-четырех утра.
Возвращаемся в казарму, слегка сырыми. Казарма спит, тишина и темнота. Свет горит только у тумбочки дневального. Раздеваемся, туалет, сигарета, ложимся. Наконец-то ты свободен… 'Рота, подъем!'. Значит уже семь. Невыспавшиеся, одеваемся и опять в столовую.
В столовой, кроме тяжелой ночной работы, на следующий день, при сдаче наряда, может ожидать неприятность. Принимающие наряд пересчитывают всю посуду и ложки. Если чего-то недостает, приходится, как-то выкручиваться.
Караул. В этот замечательный наряд красноармейцы попадают, прослужив месяцев девять, а то и год. В караул ходят преимущественно злодеи. Это же не хухры-мухры. Тут дело с оружием. Правда, без патронов, но все-таки. Нужно устав караульной службы знать. – Стой, стрелять буду! – Стою! – Стреляю! Всякие тонкости там, в кого первый предупредительный делать – в бледного прапорщика Пилипэнко, или в убегающего зигзагами замполита. Тексты устава зубрятся тяжело и быстро забываются. К следующему разу приходится учить заново. В оружейной комнате караул получает автоматы и идет на зону. Шесть человек, три пары. Старший – офицер. Пара два часа ходит по зоне, два часа бодрствует и два часа спит, сменяя другие пары. Никакой физической работы – сплошные прогулки, сон и расстрелы подозрительных.
На зоне, которую охраняет караул, боксы с техникой. Раньше тут были столы для стационарных ракет, развитая сеть подземных коммуникаций. Теперь ничего нет. В некоторых боксах стоят тягачи.
Зона окружена пятью полосами проволоки – не пролезет даже заяц. В том числе сетка, на которую изредка подают такое высокое напряжение, что она начинает притягивать мелкую пробегающую мимо живность – зайцев, тетеревов, ефрейторов.
Начальником караула идет старший лейтенант или лейтенант. Как правило, начальник спокоен, ничего не приказывает, все идет своим чередом. Караул для нас и для лейтенанта – возможность спокойно отоспаться. Проблема возникает, если дежурная смена не предупредила вновь заступающих, где их искать. Дежурная смена, может завалиться, и уснуть где попало, особенно летом.
Иногда дежурная смена ночью, в мороз тихо заходит в караульное помещение, проникает в комнату отдыха и укладывается на полу под топчанами. На топчанах в это время спит другая смена. Такой приход возможен, если с нами не строгий лейтенант. Если он спит в своей комнате. Мы, конечно, соблюдаем осторожность, на всякий случай.
Однажды мы с Васькой зашли и завалились каждый под свой топчан. В шинелях, автоматы сбоку. Затихли. Вдруг дверь открывается, полоска света упала на пол. Вижу сапоги лейтенанта Мишкина. Кажется, мои сапоги, торчащие из-под топчана, он заметил тоже. Постоял, ничего не сказал и ушел. А ведь мог и пристрелить. Кстати, один капитан рассказал нам как-то, что кроме строевого устава и устава караульной службы есть боевой (кажется, так он назвал) устав вооруженных сил, который вступает в действие в военное время. По этому уставу запросто можно прихлопнуть на месте всякого, не выполнившего приказ.
Не знаю, так ли это.
С Мишкиным вышел однажды случай. Он дежурил по дивизиону. А я был дневальным, занимался какой-то работой. Прокричали 'Рота, отбой!', свет погас, но жизнь и хождение в казарме еще продолжается, за окном светло, весна. Мишкин ходит в нашем расположении между кроватями.
Остановится у Лешкиной, постоит, постоит и отходит. И опять круг и опять стоит у Лешкиной кровати. В третий раз Мишкин даже нагнулся к
Лешкиной голове. Послушал, откинул одеяло, а под ним шинель. Лешка положил шинель, как будто на боку спит, и ноги в коленях согнуты. А сам Лешка где-то вне казармы закусывает.