Лес под Сыктывкаром. По сугробам идет отряд уставших поляков, впереди Иван Сусанин:

– Возьмемся за руки друзья, возьмемся за руки друзья, что б не пропасть по одиночке… На восьмой день сел вдруг Иван Сусанин на пень и молвил:

– Шерше, как говорится, ля фам… Ой, да в темно-синем лесу, где трепещут осины, где с дубов-колдунов облетает листва… Поляки хором: – А нам все равно, а нам все равно, пусть боимся мы волка и сову, дело есть у нас, в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву…

Клавиши на машинке с большими промежутками, в отличие от компьютерной клавиатуры, пальцы иногда проваливаются. Печатать приходится занудные тексты по пожарной безопасности и какие-то списки. Эта работа занимает половину дня. Иногда с Вадимом, моим наставником, ходим по сугробам за казарму к металлической печке у брошенной старой ядерной боеголовки. Здесь мы сжигаем ненужные секретные бумажки.

Изо дня в день солдат принимает одинаковое количество пищи. И в одно и тоже время. Порции всегда одинаковые, хлеба по два куска, на третье кружка чая или компота. Постепенно желудок привыкает к одному и тому же объему и уменьшается в размере. После нескольких месяцев сержанты разрешают новобранцам сходить в солдатское кафе. Бутылка

'Буратино' и полкилограмма пряников, да еще и в 'неправильное время' становятся большой неожиданностью для бедного желудка.

За полтора года у меня единственный раз заболел живот. Повезло – удалось залезть в свою почтальонскую каморку и покорчиться там, на полу часа три. Это случилось после того, как что-то неправильное пожарили в караульной кухне. А в столовой за качеством пищи ежедневно следит старший лейтенант – медик. За всю службу было два – три случая, когда обед или ужин полностью браковали и заменяли сухарями и чаем.

Кормят нас сытно. Надоела ставрида на завтрак, на ужин, а иногда и на обед. Непобедимая и легендарная. Вся армия ест ее, ест, не может съесть. Солдаты приходят и уходят, а ставрида остается. Селедку не ел никогда, и теперь отдаю соседу. Если на нее наступить, она выскользнет из-под каблука, как кусок мыла. Селедкой кормят изредка.

Еще реже прибалтийские рыбные консервы, по банке на брата, это настоящее лакомство – какая-то нежная рыбка в томатном соусе. Гарнир

– картофельное пюре из порошка или перловка. Пюре лучше не нюхать – в природе таких запахов нет. Свежая картошка, которую чистит наряд по столовой, вся идет в суп. Иногда мясное блюдо вместо рыбы или курица. В обед на столе стоит большая тарелка с закуской – свекла с луком или кислая капуста. В завтрак и ужин кусок масла. С двадцати ежедневных граммов масло увеличили до тридцати. Увеличили количество мяса на человека, еще чего-то, нам об этом доложили как-то командиры, но мясо и все остальное менее заметно, чем масло.

В воскресенье каждому солдату положено яйцо вкрутую. Некоторые красноармейцы смешивают желток с маслом, и полученный паштет мажут на хлеб – вообще-то ничего.

В праздники или день выборов в Верховный Совет на альтернативной основе на обед, кроме прочего, полагается по жесткому прянику и по две конфете.

По старому обычаю гималайских голкиперов, злодеи по определенным дням отдают свое масло новобранцам, сидящим за одним столом. Это случается за год, за полгода, за сто дней до приказа об увольнении.

Последние десять дней до приказа масло отдают ежедневно. При отсчете этих последних десяти дней за основу берут прошлогоднюю дату приказа, хотя она часто не совпадает с нынешней.

Примерно через полгода меня поставили на место уволившегося почтальона. Попытался отказаться – письма еще куда не шло, а посылки

– влипнешь в историю. Но мне приказали.

Бывший почтальон Леня теперь стал завклубом, вместо уволившегося прапорщика. Как не встретишь Леню – все рыжий, да рыжий. Полгода ходил рыжим. И, вдруг заходит в казарму с черной головой и бровями.

Только веснушки по-прежнему рыжие. О весенних рассветах тот парнишка мечтал, мало видел он света, добрых слов не слыхал.

Леня сдал мне дела: десяток посылок и несколько писем. Одна посылка с дырками от крыс. – Да съешь ты ее, – говорит Леня. Их рота уехала в неизвестном направлении. И я подумал, может действительно съесть, все равно же пропадет. Слава богу, я не сделал этой глупости. В голову не пришло, что ее нужно просто отправить по обратному адресу. Кажется мне подсказали это на почте на 16-й площадке, куда я ездил за своими письмами и посылками. В присутствии двух офицеров посылку вскрыли и сделали опись. Крысы слопали всю домашнюю выпечку. Интересно, что фабричное печенье не тронули, хотя оно было ближе. Ящик достали новый, я заплатил по квитанции рубля два с мелочью за ущерб и отправил посылку назад.

Теперь у меня появились небольшая комната без окон, где я могу читать. Почтальонская работа начинается часов с пяти вечера до ужина. Ежедневно (не считая дней нарядов) разными способами добираюсь на почту, на 16-ю площадку в пяти километрах от нашей.

Почти всегда удается доехать на машине с крытым кузовом. На 16-ю в конце дня едут офицеры дивизиона. Оттуда их везет домой мотовоз.

Когда нет транспорта, иду пешком. Вообще-то, если нет машины, могу остаться в дивизионе, но меня самого тянет на почту. Если еду на машине, забираю все: и посылки и письма и периодику. Если пришел ногами, посылки оставляю, беру письма и журналы, газеты. Посылок бывает не много, туча надвигается перед праздниками 23 февраля, 7 ноября и новым годом.

Как только появляюсь в дивизионе, со всех групп к машине бегут по одному, по два красноармейца. Они помогают мне перетаскивать посылки и таким образом узнают имена счастливчиков, которые не заставляют себя долго ждать. Начинаю заниматься раскладкой писем и периодики по ячейкам групп, а в это время прибегают за посылками и письмами. Всех солдат в дивизионе я знаю поименно и в лицо. С каждым новым призывом приходится знакомиться с новобранцами. Письма и прессу отдаю сразу.

Посылки разрешается выдавать в присутствии офицера (обычно это дежурный), с росписью его и получателя в журнале. Офицер смотрит, нет ли в посылке запрещенных вещей: фотопленки, проявителей и другой фотохимии, спиртного.

Многие солдаты увольняются с фотоальбомом. Но фотографировать-то в дивизионе запрещено. Интересный случай. Пришла посылка среднеазиатскому красноармейцу. Фанерный ящик упакован в материю.

Вскрыли. Что такое. Десяток пачек фотопленки и сразу дно.

Перевернули другой стороной – адрес на крышке. А на материи адрес был с другой стороны – неправильно вскрыли. Вскрыли с другой стороны

– полный ящик рассыпного урюка. Офицер может погрести рукой, но высыпать не будет.

Первое время посылки вскрывали сами счастливчики. В результате я потерял один за другим десяток ножей и половинок ножниц. В дивизионе инструмент такая же редкость как женщина. Получатели уносят их вместе с посылкой, в то время, когда я записываю данные в журнал и слежу, чтобы все расписались.

Иногда солдатам шлют спиртное. Конспираторы прячут его в кефирных пакетах или пакетах сока. Некоторые офицеры-спецы ловко его обнаруживают и отправляют неудачников выливать содержимое в туалет.

Солдату пришла посылка с бутылкой спиртного. Он из письма заранее знал об этом, подождал, пока все разойдутся, и попросил меня вскрыть без офицера. Я отказал. Тогда он пошел упрашивать дежурного. Старлей

Георгиевский, нормальный мужик, но бутылку оставить не разрешил.

Может быть и из-за меня – кому нужен лишний свидетель. Ладно.

Вскрыли посылку. Бутылка хороша, что-то близкое к бренди, красивая этикетка, такой в военном городке никогда не купишь. Георгиевский предложил солдату деньги за нее. На этом и договорились.

Однажды над Георгиевским пошутили. Возможно, и над другими офицерами так шутят, но я наблюдал только этот случай. Вечер.

Офицеры уехали домой. Казарма. У телевизора стоит толпа, человек в тридцать. Это не обязательный просмотр, просто что-то интересное идет. Заходит Дежурный по дивизиону старший лейтенант Георгиевский.