Ненавидит евреев.

Отец никогда не выписывал газет на дом. И я решил выписать ему журнал 'ТВ парк' с телепрограммой, кроссвордами и статейками про актеров. Вижу по старым номерам – кроссворды пытается гадать. Потом я привез в Кузьминки телевизор с пультом. Он больше берет программ, чем старый и лучшего качества картинка. Обычно я ездил в Кузьминки во вторник. А теперь стараюсь иногда бывать в один из выходных, чтобы вытащить его погулять. Ходим в лес. Вижу, что ему трудно – суставы, не спешу, иду медленно. Он останавливается, тоже встаю. -

Давай посидим. Садимся на большой пень. Сидим долго. Жду, когда сам скажет – пойдем. Думал, что у него появится вкус к таким прогулкам.

В один из моих теперешних приездов, в квартиру позвонили. Отец открыл – на пороге женщина, лет на пять моложе его. Вижу ее впервые.

Наверное, соседка со двора. Они стали говорить при мне, как говорится ни о чем. Мне стало понятно, что она заходит не первый и не второй раз. Она посмотрела на меня и сказала с улыбкой: – Папка жениться не собирается? А то мы найдем.

Ехал в метро домой и думал – а может это выход? Жена смотреть будет за ним, и мне легче. Правда, характер у него. Вскоре он скажет, что она ворует или хочет его отравить.

Начал собирать документы для открытия наследственного дела на квартиру. Квартира, в которой отец и Няня прожили сорок лет, после смерти Няни оказалась не вся отцова. На четверть претендует их старшая сестра Валя. Валя с Няней всю жизнь дружили и советовались, думаю, что и в этом деле без ее советов не обошлось. Если бы Няня знала, что ее часть квартиры достанется посторонней семье, написала бы на меня или на отца завещание. Няня была простая, но неглупая женщина, но тут ее провели. На протяжении последних лет десяти Няня говорила мне: – Что со мной случится, вот здесь документы на квартиру, вот здесь сберкнижка, здесь золото. Перед отъездом в больницу она отдала мне золотой брегет деда с надписью, перстень, мой крестильный крест с золотой цепочкой, что-то еще золотое.

Мама посоветовала мне по квартире проконсультироваться с адвокатом, который ведет квартирное дело Наташи, другой моей тети со стороны мамы. Приехали в контору. Дяденька, лет 28 сходил за бумажками и, пряча их от меня, стал объяснять, что Нянина доля будет делиться не пополам между отцом и тетей Валей, а между всеми родственниками поровну. Этот прохвост будет вытягивать из меня деньги, а в конце скажет, что это его заслуга в том, что наследство будет делиться между родственниками первой очереди, то есть между отцом и Валей.

На ступеньках перехода у метро Фрунзенская женщина продает карликового кролика. Беленький малютка. Забрал его с собой. Мамы дома не было, она у знакомых на даче. Положил малышку на палас и сам свалился, чтобы мы были одного размера. Дал дольку сливы. Ест. Лег на диван, а малыша посадил на грудь. Сидит тихо. Вдруг чувствую: что-то горячее разливается по плечу. Снял его аккуратно, потом майку и застирал. На паласе малыш оставляет горошек, но его легко подмести.

Мама приехала через два дня. Малыш ей понравился. Он смешно бегает и спит у нее на коленях. Он остался жить в маминой комнате. А вскоре я принес для него большую клетку с всякими приспособлениями. Ночью он спит в ней на кухне.

Прочитал 'Сахалин' Чехова. Здесь и про Верхнеудинск есть, в котором я тоже был.

Я решил уйти с работы. Поводом послужил такой случай. Ближе к обеду в нашу комнату зашли две тетеньки из другой комнаты, подсели к

Наталье Ивановне и стали беседовать по проекту. Наталья Николаевна единственная женщина в нашей комнате. Все трое не программистки, а тестируют каждую новую программу или переделанную старую на ошибки.

Все трое ровесницы, им где-то под пятьдесят. В комнате Дима, Коля,

Андрей и я. Минуты две спустя ребята вышли. Остались тети и я. До обеда минут двадцать, но я по привычке уже приступил к яблокам.

Отрезаю дольку за долькой. Вдруг прислушался – тетеньки говорят абракадабру. То есть слова произносятся как бы в обратном порядке.

Мне стало противно. Взял тарелку с яблоками и вышел в другую комнату, которая называется учебный класс. Тут пережидают Дима, Коля и Андрей. Они даже не пытаются изобразить, что чем-то заняты.

Слиняли с улыбками, после того как я зашел. Минут через десять я доел свои яблоки и вернулся в комнату. Тети сидят по-прежнему, но говорят уже по-русски.

Опять мне не повезло. Почему же я раньше смотрел на многое сквозь пальцы.

Разве не странно как я попал в эту организацию? Здесь программисту платят, как начальнику управления на ЗИЛе. Работают сплошь и рядом родственники. А меня нашли по объявлению в Интернете. Смешно. Ладно, если бы был специалист, но я даже не знал языка, на котором нужно было программировать, и мне дали неопределенное время для изучения его. И это организация, которая программирует не для частного предприятия или отрасли, а занимается разработками на уровне всей страны: алкоголь-контроль, система по оформлению приглашений иностранных граждан. Испытательный срок был не три месяца, как везде, а восемь. Никто не сказал мне, во сколько приходить и уходить с работы, сколько длится рабочий день и когда обед. И я приезжаю к

10.10, 10.15. Уходил с работы первые полгода в 16, потом в 17 часов.

Часа четыре в день занимаюсь английским. Обедаю до двенадцати на рабочем месте, а потом мотаюсь час, два по книжным магазинам. И меня берут. Разве это не странно? Денег мне все прибавляют и прибавляют, хотя я ничего особенного не делаю и ни за что не отвечаю. При поступлении я получал на руки 3 тысячи. Через три с половиной года -

10.600. А командировки самолетами по всей стране, с культурной программой и банкетами? А премии?

Три с половиной года, что я проработал в НИИ, прошли спокойно.

Никто, как эти три тети на тарабарском не говорил. Года полтора назад, летом, у меня возникло чувство, будто внутри головы что-то давит. И так продолжалось недели три. Не знаю с чего. Я ни с кем не ссорюсь, не пью, питаюсь здоровой пищей, часто бегаю по утрам.

Ни дома, ни на работе я никому не говорил об этом. Как только в голове начало давить, в нашей комнате сразу пошли разговоры о внутричерепном давлении. А прошла боль как-то необычно. Работал за компьютером и вдруг чувствую, как будто что-то доброе извне поступает в голову. Это можно сравнить с ласковым поглаживанием.

Четыре года назад, когда я уволился из ЗВС, было другое воздействие.

Тогда мне постоянно что-то подсказывали. А в этот раз слов никаких не было. Теперь я понимаю, что у разных специалистов разный способ проникать в голову. Некоторые внушают слова, другие состояние.

Никаких таблеток я не пил. Это Борис Ельцин думал, что таблетки помогут или водка.

В наше отделение иногда приходит дяденька экстрасенс. Он состоит у нас в штате. Лет пятидесяти пяти, высокий, крупная голова и руки, и воспаленные глаза. Всегда в кроссовках, джинсах, за плечами рюкзак.

Кто это? Сказали, что лечит начальство.

О том, что Няня получила ожог, я тоже никому не говорил на работе.

И вот проходит два дня. Татьяна Николаевна остановила меня в коридоре и стала долго рассказывать, что купила себе плиту с автоматическим включением конфорок. Женщина, начальница, старше на пятнадцать лет, останавливает программиста в коридоре и рассказывает ему про газовую плиту.

Изредка на работе случались непонятные или непривычные вещи, но не такого уровня, как разговор на тарабарском.

Коля проводил кабель в соседнюю комнату, и в стене рядом со мной появилась невидимая щель. И теперь я, как адъютант его превосходительства, если отвлекаюсь слышу, как тетеньки из соседней комнаты бурчат государственные тайны. Сказал Коле. Через два месяца панель восстановили.

Однажды днем пришли какие-то дяденьки в штатском. Нас всех попросили выйти из комнаты и закрыли за собой дверь. Через полчаса нам разрешили войти. Никаких объяснений не было. И никто не знает, что означал этот визит и кто они. Монтеры, меняющие лампы бывали у нас, но они в комбинезонах и меняют лампы на виду у всех.