А они все поехали и – утонули.. Что бы это значило? Трудно сказать.

Но наверняка то, что в его "Книге Судеб" была записана совершенно дру-гая смерть, а не эта, в холодных водах Ангары.

И он теперь – живой. А его друг, Юрка, с которым они жили "душа в душу", по мужски "не разлей вода", с которым у него в жизни чего только не было, он – погиб. И саднящее чувство вины перед ним осталось теперь навечно в его душе, в его совести. Эта-кое постоянно гнетущее ощущение собственной непорядочности, трусости или даже пре-дательства по отношению к нему, позволившее ему бросить друга в трудную минуту, ос-тавить одного в беде, не помочь выбраться. Вот если бы он тогда поехал бы вместе с ни ми, трагедии могло бы и не быть. Он бы не допустил до трагедии. И от подобных мыслей Сергей

Афанасьевич не мог никак избавиться. Как не хотел, как не старался.

А на Олега он смотрел, как на собственного сына, хотя у него и своих было два, Оба – ровесники Олега. И оба его сына пошли по стопам своего отца. Оба учились в во-енных училищах. Один – в местном, артиллерийском училище, что находилось в Иркутс-ке-1; другой – в Новосибирске, в ракетном училище…

Сергей Афанасьевич помог Олегу утрясти его Иркутские дела, образовавшиеся по-сле смерти родителей. И с их бывшей квартирой, и с их мебелью, и с их библиотекой и со всем тем, что их семья приобрела и накопила за долгие годы совместной жизни. Ладно, квартира, здесь сразу все было ясно. Квартира отца была ведомственная, от

Минобороны, Олег в ней не прописан уже несколько лет и претендовать на нее не имеет права. Да, он выписался, когда уехал учиться в институте. Но институт – в Москве, и институт этот гражданский..

Если бы он учился в военном училище, тогда бы можно было еще как-ни-будь исхитриться и предоставить ему что-то попроще и поменьше, вместо этой шикарной квартиры. Если постараться, конечно,

Причем – очень постараться. И то, если Олег станет настаивать на своем праве на жилье в Иркутске-2. Но Олег не собирался настаивать.

Ведь он учился в одном из лучших ВУЗОВ страны, учился на отлично и спокойно мог рассчи-тывать на хорошее распределение в самой Москве или в ближайшем Подмосковье: в По-длипках, в Балашихе, в

Новогирееве, Видном, Обнинске или в каком-нибудь еще подоб-ном городе. А может даже – и в секретный закрытый город, о которых у студентов ин-ститута ходили легенды. Да мало ли куда можно будет распределиться после окончания такого института на отлично!? Главное то, что работа ему будет! А если будет работа, то будет и жилье!

Можно будет даже и в Иркутск вернуться, на его авиационный завод.

Сер-гей Афанасьевич пообещал вызов сделать, если нужно будет.

Так что, возможностей у него после института – море! И на одном

Иркутске ему "зацикливаться" не слишком хотелось. Ему хотелось, все-таки, остаться в Москве. Москва ему нравилась. Москву он полюбил. И он окончательно решил связать свою будущую су-дьбу с

Москвой. И только с Юлией. А в этом случае задача значительно упрощалась. Ведь женатые молодые специалисты, прибывшие по распределению на предприятие, имели право на отдельную квартиру. И они получали ее вне общей заводской очереди через Со-вет молодых специалистов. Поэтому, зачем им Иркутск, если их ждала Москва? Вот толь-ко бы с имуществом побыстрее разобраться и придти хоть к какому-нибудь цивилизован-ному своему завершению

Все вещи из их квартиры хранились на одном из складов воинской части Белякова.. На вещи была составлена официальная опись, подписанная комиссией по похоронам и за-веренная гербовой печатью воинской части. Все, как положено. Все, как надо. И по совету

Белякова мебель. одежду, посуду Олег сдал в комиссионный магазин, оформив доверен-ность на получение денег от продажи на того же

Белякова. Драгоценности, а они у матери были, он, конечно же, взял с собой. Пригодятся. Ведь у него уже была Юлия. А, значит, будет и жена. будет и семья. И деньги наличные, а их оказалось около двух тысяч, тоже взял с собой. Как и сберкнижку с семейным вкладом, где даже после затрат на свадьбу то-же еще кое что осталось. И немалое кое что. Ведь отец с матерью были по тем временам, далеко не бедной семьей. Взял Олег себе также награды отца и матери, семейные альбомы и письма отца с матерью. Вот, пожалуй, и все, на что он мог тогда претендовать и что мог увезти с собой в Москву, в свою комнату студенческого общежития…

Сложнее оказалось с семейной библиотекой. В ней насчитывалось почти четыре тысячи томов. Отец с матерью собирали ее все жизнь.

Почти все подписные издания Со-юза были у них. Мировая и отечественная классика. Художественная, познавательная, справочная, включая энциклопедии. Не только "БСЭ" второго и третьего издания, не то-лько "БДЭ", то есть, большая детская энциклопедия,, не только энциклопедия растений, но даже и "БМЭ" или большая медицинская энциклопедия. Как раз именно то, что и нуж-но нормально развитому

Советскому гражданину, воспитанному на мировых человечес-ких ценностях, и строящего самое передовое и самое прогрессивное в мире

Социалисти-ческое государство рабочих и крестьян. Олегу жалко было терять библиотеку, в которой он знал чуть ли не каждую книжку. Пусть не все в ней он читал, но держал в руках прак-тически каждую книжку.

И не только держал, но и листал, пробегая глазами станицы., Од-нако брать ее ему было некуда. Не в комнату же общежития? Он попробовал было пода-рить ее Белякову. Подарить официально, через дарственные документы, но тот катего-риически отказался. и посоветовал передать всю библиотеку в местную школу-интернат для слаборазвитых детей, шефами которой как раз и была воинская часть Белякова.. Что Олег и сделал. И с легким сердцем и совершенно чистой совестью по поводу благополуч-ного завершения своих нелегких Иркутских дел, улетел к себе в Москву. Перед отъездом он еще раз сходил на кладбище.

Могилы отца, матери и брата с молодой женой, даже еще не женой, а всего лишь невестой, находились в старой части городского Иркутского кладбища. Место было ти-хое, спокойное и даже, в какой-то степени – уютное, недалеко от стены ограды, выполнен-ной из старинного темно красного кирпича. Вдоль стены стояли высокие и кряжистые, могучие старые березы с бугристой, сморщенной, потрескавшейся от многолетия корой. А рядом, за витой металлической оградой, отлитой из чугуна на местном "литейно" меха-ническом заводе, нашли свой последний приют четыре человека: двое взрослых, почти что уже пожилых и двое молодых, совсем еще молоденьких. Четыре могильных холмика, ровных аккуратных, старательно обложенных дерном и буквально заваленных свежими и старыми, уже высохшими и завядшими, цветами. Всякими: в букетах, в венках, в вазочках и просто россыпью. В изголовье каждого холмика стоит металлическая конусная тумба с пятиконечной звездой на вершине, окрашенные в красный цвет.. На передней стенки тум-бы – овальные рамки с фотографиями погибших. Все – Жуковы.

Жуков Юрий Григорьевич Жукова Зоя Федоровна,

1942 – 1987гг 1944 – 1987гг

Жуков Михаил Юрьевич. Жукова Татьяна Павловна

1967 – 1987гг 1968 – 1987гг

В передней части ограды, справа, ближе к боковой стенке, сделана дверка с поворот-ной ручкой. А сразу за дверцей, слева от входа вкопана деревянная скамейка с неболь-шим металлическим столиком перед ней. То самое место, где можно посидеть, подумать, пообщаться с памятью и душами ушедших. Можно даже и выпить и всплакнуть немнож-ко. Если уж невмоготу совсем. В таких слезах ничего стыдного нет. Такие слезы очищают, снижают боль и приносят хоть какое-то облегчение. Пусть выдуманное, пусть эфемерное, но все же – облегчение.

Но Олегу сегодня почему-то не плакалось. Хотя на душе было больно, горько и обидно. За что?! За что?! Кому они, погибшие, сделали плохо?! Ведь совсем еще моло-дые!. Жить бы да – жить. А оно вон как обернулось! И кому это нужно, чтобы умирали молодые?

Природе, где все хаотично, случайно и где властвуют дикие, животные законы инстинктов? Или – ему, который называет себя Богом? Если ты -