Стыдно было опростоволоситься на каком-нибудь чепуховом вопросе.
Гордость уже не позволяла. И приходилось основательно за-ниматься по всем предметам, чтобы постоянно подтверждать свою роль круглого и ни чем "незапятнаного" отличника. А здесь еще самбо пошло у него в гору. И здесь. тоже не хо-телось спотыкаться, Тоже хотелось быть всегда на высоте. Поэтому и для самого Олега очень скоро это их
Ангарское происшествие тоже перестало вызывать хоть какой-то ин-терес. Было – и было. И что теперь? А теперь вот и быльем уже все поросло. И – хватит об этом. Надоело. Надоело воду в ступе толочь.
Олег поехал в институт, зашел на кафедру, показал письмо и написал заявление об отпуске на неделю по семейным обстоятельствам.
До занятий оставалась еще целая не-деля плюс неделя отпуска. Всего получалось целых две недели. Должно было хватить. Хо-тя для чего
"должно хватить" – Олег не знал и даже не предполагал. Он знал и понимал только одно – надо ехать. Он должен быть там, где погибли все его родные. Он обязан там быть. Прошло свыше двух месяцем со дня их гибели, а он, их сын, там ни разу не был. И тот факт, что он ничего не знал о трагедии, что он этим летом был черт те знает где и про-сто не мог ничего узнать чисто по физическим и от него не зависящим обстоятельствам, ничего не меняло. Он обязан там быть.
Пусть даже и с большим опозданием, но – обязан.. Деньги за стройотряд у него были. Должно было хватить и на билеты и на некоторое пре-бывание в Иркутске. Где он там остановится, где будет жить – такие мелочи его совер-шенно не интересовали. Там, на месте, все будет видно. Мир не без добрых людей – помо-гут в случае чего.
Сибиряки своих в беде не оставляют. А он считал себя сибиряком..
В аэропорте он билет взял сразу. Хотя народу было очень много.
Сибирь возвраща-лась с отпусков. Нефтяники, газовики, золотодобытчики, горняки, геологи и просто те, кто жил и работал за полярным кругом или по северным ставкам. Тогда можно было три года отработать без отпуска, зато потом – отпуск на целых полгода. Плюс дорога, пол-ностью оплачиваемая. Как туда, так и обратно. И тебе, и твоей семье. Плюс путевки бес-платные на южные курорты и санатории страны, а иногда, для избранных – и за рубежом. Уезжали обычно отдыхать в апреле, а возвращались в сентябре.. В то время на Северах
Сибири жить и работать было экономически выгодно. По всем параметрам. А те, которые десять лет там отработали, имели право на кооперативное жилье во всех городах страны, кроме Москвы, Ленинграда
Киева и еще кое каких. И на Север тогда ехали. Но только по специальным путевкам, по вызовам, на определенные рабочие места.
Самому же, дика-рем, ехать не имело никакого смысла. Работу себе и жилье не найдешь. А без работы и жилья жить на Севере – это почти верная гибель. Поэтому таких дикарей обычно мест-ные власти назад высылали. Чтобы забот меньше было и чтобы не мешались. . Поэтому во второй половине сентября аэропорты столицы на восточном направле-нии всегда были переполнены. Но Олегу помогло письмо. Билет ему дали. Рейс "Москва-Иркутск" с одной промежуточной остановкой в Свердловске,. самолет ТУ-144. Хорошая машина. Пусть не очень удобная и немного тесноватая, но все равно – хорошая машина. А летать Олег любил. Он вообще был легок на подъем. Ему нравилось ездить. И на поезде, и на пароходе, и, конечно же – на самолете. А на самолете – вообще блеск. Сама атмосфера аэропорта в корне отличалась от атмосферы вокзалов. Она была на порядок выше всего того. что имелось на вокзалах и, как бы "аристократичней",.что ли.
Словно бы не для всех, не для толпы, не для стада, а только – для избранных. А нам почему-то всегда хочет-ся попасть в ряды этих самых, избранных и стать, хоть на мгновение, но рангом более вы-соким, чем мы есть на самом деле.. Как будто мы от этого становимся лучше. Но нам лучше-то и не надо. Нам надо – выше. Хоть чуточку, но повыше бы, чем есть на самом де-ле. Очень хочется из грязи, да сразу прямо в князи. Как в сказке -. был обыкновеннейший
Ванька-дурак, а поймал щуку, пошептал что-то в кулак – и сразу же женился на самой ца-ревне. Значит, стал – избранным. И главное – без всяких трудов. Балдеж и только! Чем не житуха?! Так и здесь.
Заплатил деньги за билет – и соприкоснулся хоть на чуть чуть, но с избранными.Но извини, с какими такими избранными? Откуда ты их взял?
Они же прос-тые работяги, как и ты, только работают в более нечеловеческих условиях, а потому им и платят больше, чем тебе. Ведь в нашем социалистическом обществе каждому – по труду! Все нормально, все справедливо! Чего же ты тогда мельтешишь, лезешь?! А хочется!.
Очень даже хочется!. Ведь, говорят, даже самые обыкновенные, пустые, деревенские щи из квашенной капусты, но налитые в царский сервиз, становятся намного вкуснее, чем на самом деле. Может быть. Все может быть в этом "худшем из миров". Но Олег пока еще не страдал этим совковым комплексом "лакейности", так характерным для поколения
"но-вых русских", для которых импортная этикетка, пресловутый импортный "лейб" значил на много больше, чем само качество товара.
Потому и делали в пресловутые девяностые годы большинство импортного ширпотреба для новомодных "бутиков", где любили ото-вариваться
"новорусские", в каких-нибудь задрипанных "Моршансках", только
"лейбы" клепали на них импортные, в спешном порядке только что привезенные е из – за границы…Прилетел Олег в Иркутск утром. Сидел он не слишком удобно, в середине "трехряд-ника", но он не привык обращать внимания на дорожные мелочи. Справа от него сидела пожилая женщина, слева – средних лет мужчина. Мужчина был поддатый и почти всю до-рогу спал, слегка похрапывая от удовольствия. Просыпался он только на время обеда, да на прогулку в туалет. А женщина у окна большую часть полета читала какую-то толстую, заввернутую в синюю бумагу, книгу. И в разговоры с соседями не вступала. Олег даже рад был такому соседству. Оно не напрягало его и ни к чему не обязывало. Сиди и мол-чи, и подремывай себе на здоровье, уйдя в себя, в собственные мысли. А они были не слишком веселого толка. Ведь он теперь остался один. Один на всем белом свете. И нико-го из родственников у него теперь не было. Ни по отцу, ни по матери. Может, где кто и был, но только дома ни с кем из них никогда не знались и ни о каких таких своих родст-венниках, дальних там или ближних, разговоров никогда не заводилось. Что за этим скры-валось, Олег не знал, да и не особенно интересовался. Нет и не надо. Особенно такими уж родственными чувствами по крови он не обладал. Ему важна была духовная близость, а не кровная. не родственная.
Из аэропорта он приехал к своему бывшему дому на такси. Он расплатился с шофе-ром, вышел из машины и в растерянности остановился. А куда он теперь пойдет? Кварти-ра у отца была ведомственная, что теперь с ней – неизвестно. Может, там уже другие жи-вут, кто знает? Он потоптался на месте, не зная, что предпринять, потом махнул рукой и пошел в бывшую свою квартиру, находящуюся в длинном, бревенчатом одноэтажном до-ме с тремя подъездами и тремя одинаковыми, стандартными палисадниками, огорожен-ными крашенным в коричневый цвет штакетником. Они жили в среднем. В окнах бывшей их квартиры горел свет. Мелькнула сумасшедшая мысль – а, может, это все ерунда, и он сейчас подойдет к двери, позвонит, дверь откроется и на пороге появится. Кто может поя-виться из дома в это время, в первой половине дня? Мать? Брат? Отец ведь всегда уходил из дома в полвосьмого. Олег потоптался в нерешительности около подъезда и поднялся к двери. Он здесь не был целых три года, и когда он подошел к двери, на сердце у него за-щемило. Он нажал кнопку звонка..
Дверь открылась. В проеме стояла молодая женщина в цветастом домашнем халате, небрежно застегнутом на одну пуговицу и еле прикрывающем тугие полушариях своих крупных, буквально переполненных женской силой красивых грудей. Ее темные пышные волосы были собраны в большой узел на затылке и перевязаны красной ленточкой, откры-вая высокий чистый лоб с густыми, совершенно не подправленными бровями, свободно вскинувшимися над раскосыми, изящной миндалевидной формы, азиатскими глазами цве-та кофе с молоком. Глаза удивленно смотрели на Олега, а ее левая рука торопливо пыта-лась свести разошедшиеся на груди воротнички халата.
