Несчастная битва у Колина была первой, которую великий прусский король проиграл. Он, с сравнительно незначительным войском, упорно и долго боролся против огромной армии фельдмаршала Дауна, пока не перебили всех его генералов. Цитен уже с первых шагов предугадывал поражение для Фридриха и его армии и говорил об этом во всеуслышание, но все было напрасно. 17 июня Фридрих увидал австрийцев, расположившихся лагерем при Планиане и Колине, и решил на рассвете сразиться с ними.

Когда король утром 18 июня поднялся на высоты Планиана, то увидел перед собою на противоположных горных отрогах неприятельскую армию и сам испугался той выгодной позиции, которую занял Даун. Но раз король вбил себе в голову дать сражение, уже никто не мог отговорить его от этого, и он решился исполнить свое намерение. Наиболее слабым показалось ему правое крыло австрийцев, на него-то он и решил начать нападение.

В полдень он дал знак к атаке. Как только она началась, оказалось, что австрийский военачальник угадал маневр короля и сейчас же стал укреплять свое правое крыло. Все-таки пруссаки имели некоторое преимущество, потому что Фридрих быстро изменил свой план и приказал инфантерии его левого крыла двинуться на неприятеля. Теперь дрогнули неприятельские полки, и при тысячеголосом «ура» пруссаками была взята неприятельская батарея.

Даун уже отдал приказ к отступлению, но в эту минуту прусский центр безрассудно бросился в атаку. Он нагрянул на австрийский центр, который занимал высоты, откуда мог, под прикрытием их, наносить сильный ущерб прусским войскам. С этого момента уже можно было предвидеть исход битвы. Пруссаки массами падали вниз по склонам возвышенностей, и хуже всего было то, что прусское левое крыло и его авангард не могли воспользоваться никаким прикрытием. Несмотря на это, полки Фридриха держались почти два часа, израсходовав все свои заряды. Вдруг на них нагрянула австрийская конница; завязалась отчаянная битва. Наконец душераздирающий крик пруссаков «мы погибли!» пронесся по обагренным их кровью холмам.

До этой минуты войска Фридриха еще ни разу не обращались спиною к неприятелю и еще ни один противник не мог похвалиться, что видел когда-нибудь убегающих пруссаков. Теперь же, как ни ругались генералы, как ни заклинали они своих людей сплотиться и вновь наступить на неприятеля, они не могли повлиять на солдат, и разорванные ряды не могли больше сомкнуться.

Король все еще не верил, что битва проиграна: он считал невозможным, чтобы Бог войны, который всегда был с ним, покинул его сегодня.

Он приказал солдатам остановиться и дал им наглядный пример бесстрашия, встав во главе сорока человек своих старых испытанных воинов и бросившись на неприятеля под градом пуль, под звуки военной музыки.

— Вон там стоит батарея, — крикнул он, потрясая своим костылем, — ее мы должны взять!

— Да здравствует король! — прокричали верные воины. — Пойдем за ним на смерть!

И действительно, бурным потоком бросились они в объятия смерти. Думая только о батарее, которую хотел взять, король стремился бесстрашно вперед, хотя целый град пуль сыпался на него. Один за другим падали его солдаты, но король ничего не замечал. Безмолвные, бесстрашные жертвы своего долга падали убитыми на пропитанную кровью землю. Адъютант Фридриха, единственный из всей его свиты оставшийся в живых, крикнул ему:

— Ваше Величество, не думаете ли вы один взять батарею?

Король остановил коня и оглянулся назад. Все его спутники были перебиты. Тяжелый вздох вырвался из его груди, он поник головою. Он не обратил даже внимания на то, что в эту минуту пушечное ядро ударило в нескольких шагах от него, раскидало землю и осыпало комьями его с головы до ног. Фридрих осадил коня и остановился как вкопанный.

Жгучая боль при мысли о потере этого сражения овладела им. Осколок ядра задел лошадь короля, которая высоко поднялась на дыбы и чуть не опрокинулась навзничь, но адъютант короля, молодой Арман де Роже, схватил ее за поводья и в ужасе крикнул королю:

— Ваше Величество, вы хотите непременно быть убитым?

Тогда только король ответил:

— Вернемся назад…

Эта битва стоила пруссакам четырнадцати тысяч человек.

Отдав необходимые приказания, король направился в Нимбург. Дорогой он сошел с коня и присел отдохнуть у попавшейся на пути рощицы. При нем был только Арман де Роже, державшийся на почтительном расстоянии. Погруженный в скорбь и печаль, сидел Фридрих II; он целый день ничего не ел и не пил и тем не менее не чувствовал голода. Вдруг он услышал какой-то шорох в соседних кустах и, подняв отяжелевшие от слез веки, увидал странное шествие.

По дороге шли пятеро мужчин и две женщины, одетые крайне бедно. Женщины казались очень утомленными. Когда они увидели короля, сидящего на пригорке, то внезапно остановились; один из мужчин дал знак, и все опустились немедленно на колени. Тогда предводитель этой маленькой группы подошел к королю и, упав перед ним тоже на колени, воскликнул:

— О, Ваше Величество! Мы только что проходили по полю сражения и видели опустошение, которое нынешний день причинил армии нашего великого короля. Но не сомневайтесь, Ваше Величество, на Небе есть Бог, который все исправит и приведет к хорошему концу.

— Встань, Лейхтвейс, — проговорил король, сразу узнавший своего лазутчика. — Ты мне хорошо служил и принес верные сведения, но я… я ими дурно воспользовался, — и вина нынешнего дня лежит всецело на мне.

Король сделал знак Лейхтвейсу подняться.

— Много раненых нашли на поле битвы? — спросил король глухим голосом. — Видел ли ты моих бедных раненых солдат? Получают ли они помощь врача? Подбирают ли несчастных и отправляют ли в лазареты?

— Ваше Величество, насколько нам удалось заметить, делается все, что только в человеческих силах, чтобы облегчить положение воинов, пострадавших за своего короля и отечество. Но, Ваше Величество, Вы сами так бледны и изнурены…

— Нет, нет, — откликнулся Фридрих, — только жажда, сильная жажда мучает меня.

— Я сейчас раздобуду воды, — быстро воскликнул разбойник, — в десяти минутах ходьбы отсюда я видел свежий, прозрачный источник. Только немного терпения, я скоро вернусь, и Ваше Величество утолит жажду свежей, прохладной водой.

Разбойник, не дожидаясь ответа, поспешил в лес. Через несколько минут он вернулся, держа в руках кивер, подобранный им по дороге и наполненный прозрачной родниковой водой.

— Извольте, Ваше Величество, — проговорил он, подавая королю необычный сосуд, — и предоставьте события течению времени. Еще раз повторяю Вашему Величеству, на Небе есть Бог, который пошлет Вам новые победы и новую славу.

— Новые победы и новую славу, — глухо прозвучало из уст короля. — Да, я тоже верю в это. Если бы только из-за меня не было пролито столько крови и не так сильно пострадали мои храбрые молодцы.

Король поднес к губам кивер и с жадностью напился.

— О, как это освежает! — прошептал он. — Майор, выпейте и вы, так как страдаете от жажды, вероятно, не меньше меня.

— Ах, Ваше Величество, — возразил Арман де Роже, — как осмелюсь я прикоснуться к этому киверу после того, как Вы сами изволили пить из него?

— Пей! — быстро перебил король. — Я разрешаю.

— В таком случае, — воскликнул молодой человек с воодушевлением, — я буду воображать, что этот кивер наполнен крепким вином и что я держу в руках великолепный кубок. Я его поднимаю за здоровье Вашего Величества, за могущество нашей Родины и за будущие победы, которые судьба пошлет нам.

В то время, когда молодой человек подносил кивер к губам, глаза короля сверкнули; но затем он снова углубился в свои думы, рисуя своим костылем разнообразные фигуры на песке. Он был в это время уже снова занят составлением новых планов; окружающий мир, казалось, не существовал для него.

Арман де Роже подошел к Лейхтвейсу и, отведя его в сторону, шепнул: