За себя Аделина Барберини не боялась, уверенная что не будет узнана Зонненкампом. Но она содрогнулась при мысли, какой опасности подвергнется Король контрабандистов, когда через несколько минут спустится с лестницы и должен будет пройти с живой ношей за спиной мимо Зонненкампа и Редвица. Так как она уже не могла принять никаких мер для безопасности своего соучастника, то ей оставалось только позаботиться, чтобы спасти хоть свою собственную шкуру. Она недолго колебалась. Глубоко вздохнув и надвинув на глаза шапку, она смело прошла мимо занятых разговорами мужчин. В ту минуту, когда она прошла, даже задев рукой Зонненкампа, когда была так близко от него, что ему стоило только поднять глаза, чтобы узнать ее, в эту самую минуту она услышала, как Зонненкамп сказал своему будущему зятю:

— Да, милый Курт, вы не можете себе представить, до чего я счастлив сегодня, не только тем, что Гунда соединяется с таким порядочным, благородным человеком, человеком, которого она любит и уважает. Нет, сегодня я уверен, что она избегает большой опасности. Не правда ли, Курт, вы сумеете защитить ее от всяких нападений, оскорблений, потому что есть на свете люди, которые уже наметили Гунду и хотят оторвать от меня мое дитя.

— Вот моя рука, отец, — ответил молодой майор, — никакой вражеской силе не удастся отнять у нас Гунду. Если понадобится, я сумею защитить ее, хотя бы ценой собственной жизни.

— Благодарю вас от всей души, — сказал франкфуртский негоциант, ласково взглянув на Курта.

В это мгновение Аделина Барберини шмыгнула мимо них и торопливо вышла из дома.

Зонненкамп и Курт продолжали разговор еще несколько минут, пока не услыхали тяжелых шагов, спускавшихся с лестницы. Взглянув наверх, они увидели крестьянина, медленно спускавшегося с мешком за спиной. С удивлением взглянули мужчины на мужика, не понимая, какое у него могло быть дело в гостинице в такой торжественный день. Но мужик казался таким добродушным, он подошел к ним так спокойно и уверенно, что не возбудил ни малейшего подозрения. Зонненкамп, однако, счел нужным спросить его: что ему было нужно наверху?

Крестьянин снял свободной рукой шапку и ответил почтительным голосом:

— Я узнал, что сегодня здесь будет праздноваться свадьба, и так как хозяин «Пламенной звезды» часто покупал у меня картофель и овощи, то я думал, что и сегодня он возьмет у меня несколько мер.

— Но кухня находится ведь не в верхнем этаже, — ответил Зонненкамп.

— Совершенно верно, но мне сказали, что я там найду хозяйку. Однако я не нашел ее и вижу, что в доме никто не может заняться мною, поэтому я должен постараться продать свой товар в другом месте.

Зонненкамп пребывал в прекрасном настроении, и ему не хотелось, чтобы кто-нибудь ушел с обманутой надеждой из дома, где находилась его дочь, счастливая невеста.

Он вынул из кармана кошелек и дал крестьянину несколько гульденов.

— Вот, возьми. Я покупаю твой товар, — сказал он.

Король контрабандистов испугался, предполагая, что ему придется отдать свою ношу, и уже хотел пуститься в бегство, когда Зонненкамп продолжал, засмеявшись:

— Но ты все-таки можешь оставить у себя твой картофель и овощи. Деньги я дарю тебе, но с тем условием, чтобы ты выпил бутылку вина за благополучие молодых.

— Благодарю, сударь, благодарю вас всем сердцем, — ответил Король контрабандистов, собравшись уходить.

В ту же минуту Редвиц отскочил назад, ему показалось, будто бы в мешке раздался слабый стон.

— Стой, еще минуту! — крикнул он Королю контрабандистов, бросившись к нему. — Ты несешь в мешке, кажется, не одни овощи и картофель, мне из него послышался какой-то голос.

Мужик смущенно засмеялся и почесал за ухом.

— Голос? — ответил он медленно. — Конечно, я согласен, что у меня в мешке имеются живые твари. Я нес детям сторожа при «Пламенной звезде» пару кроликов.

— Как, однако, можно ошибиться, — сказал Редвиц Зонненкампу. — Я поклялся бы, что слышал человеческий голос, а это были только кролики. Действительно, как могли бы всунуть человека в мешок?

Тем временем Король контрабандистов поспешил выйти со своей ношей за дверь и скоро затерялся в толпе.

Зонненкамп и фон Редвиц не проговорили и пяти минут после ухода мнимого крестьянина, как в главный подъезд гостиницы вошла молодая девушка, оглядываясь по сторонам, точно искала кого-то. В руках она держала картонку, перевязанную шелковой лентой. Медленно подошла она к Зонненкампу и фон Редвицу и с поклоном сказала:

— Извините, куда я должна сдать этот венок? Он был заказан садовнику Лефлеру.

— Я могу сказать вам это с совершенной точностью, — ответил Зонненкамп. — Этот венок предназначается моей дочери, и я лично передам ей его. Дайте мне венок.

Он вынул из кармана несколько монет, щедро наградив девушку за услугу по доставке венка.

Удивленная и взволнованная такой наградой, посланная удалилась.

— Теперь пойдем, сын мой, — обратился Зонненкамп к молодому человеку, — отправимся вместе в комнату Гунды, и ты сам отдашь ей венок.

— Большое спасибо, отец, — воскликнул Курт, — о, я уже вижу, как этот венок будет к лицу Гунде; полученный из моих рук, он сделается ей вдвое дороже.

После этих слов они в самом радужном настроении поднялись по лестнице и остановились перед дверью. Зонненкамп попросил Редвица немного подождать; он сначала хотел сам взглянуть, одета ли Гунда и может ли войти к ней молодой офицер. Он постучал в дверь, но никто ему не ответил. Повторив стук, он, наконец, взялся за ручку двери, которая оказалась незапертой. Когда он переступил порог, то остановился в удивлении. Гунды не было в комнате.

— Гунды здесь нет, — крикнул он Редвицу, — и я не могу себе представить, где она. Я знаю, что она уже надела подвенечное платье: мне это говорили девушки, которые одевали ее…

— Ну так спросим девушек, — ответил Курт без малейшей тени опасения.

Ни он, ни Зонненкамп не имели никакого предчувствия, что с Гундой могла случиться беда. Зонненкамп дернул сонетку, висевшую на стене двери. Тотчас же появилась горничная.

— Где моя дочь? — спросил Зонненкамп.

Девушка объяснила, что по окончании туалета пришел парикмахер, который принес миртовый венок, и барышня отпустила горничных.

— Миртовый венок? — воскликнул Зонненкамп в крайнем изумлении. — Но это невозможно, вот он, я держу его в своих руках. Венок мне подали только сию минуту.

— Извините, сударь, венок лежит вот тут на туалете, — воскликнула девушка, показывая венок, с помощью которого Аделина Барберини усыпила свою дочь.

И отец и жених оба смотрели друг на друга в изумлении, и каждый прочел в глазах другого опасение, хотя ни один из них не мог произнести ни слова.

— Это, действительно, очень странно! — воскликнул Зонненкамп после короткого молчания. — Сколько мне помнится, мы заказали венок у садовника Лефлера. Как могло случится, что парикмахер принес второй?

— Я также не нахожу этому никаких объяснений, отец! — воскликнул Редвиц. — Но что парикмахер действительно был здесь, это видно по гребенкам и щеткам, оставленным тут.

Зонненкамп подошел к туалету и скорее машинально, чем с сознательным намерением, взял в руки щетку.

— Посмотри, Курт, — вдруг проговорил он, — мои глаза немного слабы, можешь ты прочесть слова, которые такими мелкими буквами отпечатаны на ручке?

Фон Редвиц несколько минут пристально рассматривал буквы и затем ответил:

— Эти надписи не более как название фирмы, у которой была куплена эта щетка.

— Совершенно верно, — проговорил франкфуртский коммерсант, — это-то и я уже видел, но не удивляет ли тебя название этой фирмы?

— Нет.

— Ну, а меня заставляет задуматься эта фирма на щетке какого-то тешеньского парикмахера. Я прочел на этой же щетке и название города. В нем живет одна личность, питающая ко мне враждебные чувства: она самый для меня близкий человек и в то же время мой самый непримиримый и смертельный враг. Посмотри, щетка изготовлена у Роберта Траутветера, в Потсдаме.