– Это точно, – подтвердил мысль Бахрушина Борис Рублев.

– Так что мы с тобой договорились?

– Не могу отказать тебе, Леонид Васильевич, хотя на сто процентов уверен ничего у меня не получится.

Только смех вызовет мой прикид, как ты говоришь, да мое желание выглядеть богатым, эдаким «новым русским».

– Они, в принципе, все выглядят смешно и все по-своему оригинальничают. Так что не твоему прикиду, ни твоим манерам особо никто не удивится. Действуй.

Кстати, вот тебе список, – полковник Бахрушин наконец-то отдал бумагу. – И вот тебе фотографии Жака Бабека.

Комбат принялся рассматривать снимки.

– Яркий мужик, – сказал он, – запоминающийся.

– Вот и я думаю, что такой не проскользнет сквозь пальцы, обязательно кто-нибудь где-нибудь его да видел.

– А ваши люди, Леонид Васильевич, чем заняты?

– Тоже ищут.

– А этот, кого вы хотите мне дать, он что, нормальный парень?

– Альтов? Вполне нормальный. Смышленый мужик.

Молодой, правда, еще необстрелянный, но зарекомендовал себя с лучшей стороны.

– Плохо, что необстрелянный, – хмыкнул Борис Рублев.

– Но в нашем деле иногда можно и не стрелять. Это не самое главное для разведчика.

– Да я понимаю, это так, к слову, – улыбнулся Рублев, вытряхивая из пачки сигарету и предлагая Бахрушину.

– Ну ладно, давай. Хотел уже не курить, но не могу отказать себе в удовольствии.

Борис Рублев видел, что полковник Бахрушин нервничает, что ему не по себе, но помочь ничем своему другу не мог. А то, что они с Бахрушиным уже были в очень дружеских отношениях ни для Комбата, ни для Леонида Васильевича не было секретом. Хотя в общем-то мало общего было между этими мужчинами, разве что в достижении цели они были едины. Ни тот, ни другой не останавливался на полпути, но достигал каждый цель по-своему, только ему одному свойственными способами и, естественно, действиями.

Выкурив по сигарете, мужчины расстались. Напоследок Борис Рублев получил инструкции, как можно связаться с Бахрушиным в любое время дня и ночи.

И еще полковник ГРУ попросил:

– Будь поосторожнее, Борис Иванович. Все-таки со сбродом придется работать, с отъявленными мерзавцами, скорее всего. Так что береги себя.

– Да уж я не дурак, Леонид Васильевич, голову в петлю совать.

– В петлю оно бы, может, и ничего, не худший вариант.

– А что может быть хуже?

Леонид Васильевич Бахрушин вместо ответа лишь пожал плечами и криво улыбнулся:

– Всякое бывает, Борис Иванович. Так что береги себя.

– Я возьму своего друга охранником.

– Наймешь, что ли? – улыбнулся Бахрушин.

– Нет, не найму. Денег у меня немного.

– Деньги и все остальное я тебе дам.

– Вот это хорошо.

Мужчины крепко пожали друг Другу руки. Но не так, как прощаются те, кто уверен, что больше никогда не увидятся. Почему-то Бахрушин знал, что с Борисом Рублевым он обязательно встретится. И еще у Бахрушина была надежда, может быть, слабая, но была: Комбат и на этот раз не подведет, и у него обязательно получится.

Ох, не нравилось Комбату предложение полковника Бахрушина! Вернее, не само предложение, а то, каким образом ему предстояло действовать. Он прекрасно знал что предпринять если оказывался в драке, если предстояло прятаться в горах и устраивать засады. Но сидеть по ресторанам, корча из себя «нового русского», расхаживать по магазинам, совершая дорогие покупки, ему было не по душе.

Но куда денешься, если другого выхода нет, если ты уже дал согласие! А слово Комбат держал твердо. Не было человека в мире, который мог бы упрекнуть его в том, что он нарушил данное им обещание.

Борис Иванович Рублев забрался в свой небольшой «Форд», который тут же перекосился на левый бок. Ему хотелось ругаться матом.

– Втравили меня в дело, однако! – пробормотал он и нежно взялся за рычаг переключения передач, потому что знал, если дать волю эмоциям, рычаг отломается и останется зажатым в руке.

А машины, как и оружие, Комбат всегда щадил. Наверное, точно так же в старые времена всадники относились к своим коням.

Андрей Подберезский встретил Комбата как всегда бурно. И неважно, сколько они не виделись – год, неделю или пару часов. Энергия, заключенная в сильных мужчинах, всегда ищет выхода и если не находит его в разборках, то вовсю проявляется в дружеских чувствах.

Андрей тут же обнял Бориса Ивановича и захотел было приподнять его от земли, но Комбат опередил Подберезского:

– Ну что, съел? – рассмеялся Комбат, опуская Андрюшу на пол. И только сейчас заметил:

– А на хрен ты в коридоре паркет положил?

– Красиво. Да и деньги были.

– В коридоре линолеум лежать должен или плитка.

А то хочется сразу перед входной дверью башмаки снять и в носках топать.

– Не снимай обувь, Комбат, – принялся останавливать Подберезский своего бывшего командира.

Но тот упрямо освободился от ботинок и, не надевая предложенные ему тапочки, вошел в комнату.

– Как в музее, – наконец подытожил он. – Заходишь – и плюнуть некуда.

– В пепельницу, – нашелся что ответить Подберезский и отойдя от Комбата на пять шагов, осмотрел его, сидящего в кресле, с головы до ног. – Тяжело, конечно, Комбат, представить тебя в новой роли, но что-то в твоем облике от «нового русского» есть.

Комбат чувствовал себя неуютно под пристальным взглядом Подберезского.

– И что же? – мрачно поинтересовался он.

– Основательность.

– Ну ты и скажешь! – Комбат скрестил руки на груди и нахмурился. – Я может и русский, но никакой не «новый». Звучит-то – прямо как ругательство!

– Ну-ка, поднимайся, Борис Иванович, сейчас будем шмотки примерять.

– Чувствую себя, как на приеме у врача. Сейчас еще скажешь «Раздевайтесь».

– Придется.

Андрей Подберезский подошел к огромному встроенному зеркальному шкафу и отодвинул одну из четырех створок. За ней на полированных деревянных плечиках висели костюмы.

– Ты что, носишь их? – удивился Комбат, никогда не видевший Андрея в костюме и при галстуке.

– Иногда приходится.

– В костюме же ни присесть, не встать, тут же стрелки испортишь.

– А ты хоть раз в жизни костюм надевал?

Комбат почесал пятерней затылок, задумался. Затем радостно улыбнулся:

– Точно, было дело, помню.

– Это когда же?

– На выпускном вечере в школе. А потом как военную форму надел, так из нее и не вылезал. Другие приходили домой и сразу же в гражданку залезали, а я камуфляж, да камуфляж. Только после Афгана потихоньку к джинсам привык.

– Ты, Комбат, хоть размер-то какой носишь? – Подберезский подошел к нему и померился ростом.

Он был чуть выше своего командира, но это становилось заметно когда они стояли совсем рядом. А стоило отойти на шаг или два, как небольшая разница мгновенно нивелировалась, наверное, за счет того, что Комбат был чуть шире в плечах.

Борис Иванович Рублев пожал плечами:

– Не знаю.

– А как ты шмотки выбираешь в магазине?

– Подхожу, смотрю, у продавщицы спрашиваю, потом меряю. Если подходит – покупаю.

Такой образ мыслей, естественно, удивил Подберезского. Сам-то он к одежде относился очень серьезно.

Костюмы выбирал дорогие, но они стоили потраченных на них денег. Джинсы он никогда не покупал дешевые, обувь – всегда удобную и дорогую. Естественно, что для Комбата Подберезскому не было жаль ничего и поэтому он сразу же предложил ему свой лучший выходной костюм, обошедшийся ему в семьсот долларов.

Стильный, черный, с редкими узкими – в одну нитку – белыми полосками.

Комбат сбросил куртку, расстегнув до половины, стащил через голову рубашку. Выбравшись из джинсов, он стоял перед зеркальным шкафом и, может, впервые увидел себя во всей красе – целиком. У него самого дома было довольно большое зеркало, но в нем он умещался лишь до пояса. Комбат несколько раз согнул руки со сжатыми кулаками, бицепсы тут же вздулись шарами.

Подберезский подал Рублеву белую, всего один раз побывавшую в стирке сорочку и с сомнением заметил.