И как кусочек, как осколок льда выглядел тот столик, за которым сидели Павел Свиридов и Сергей Бородин. Они молча пили водку маленькими рюмками. Они ее даже не смаковали, а просто наливали рюмки и опрокидывали их в рот. А затем вилками подхватывали то маслину, то кусочек семги. К еде они относились с большим почтением, чем к выпивке – они не просто ели, а смаковали.

– И что было дальше?

– А дальше в Монако я попал в неприятную историю.

– В какую?

– Меня прихватила их полиция. Слава богу, успел от оружия избавиться. Продержали они меня несколько часов. У меня с собой были деньги, а деньги, как ты понимаешь, решают все. Они меня отпустили, предложив убраться из страны в течение двадцати четырех часов.

Самое интересное то, что пистолет я нашел. Он лежал там же, где я его оставил – в кустах.

– Повезло, – сказал Свиридов.

– А этот козел, пока со мной разбирались полицейские, сел в машину и укатил. А я-то думал он на яхте плавает. Словом, опять пришлось менять страну и транспорт.

– А где же ты его все-таки достал?

– Никогда не догадаешься. Достал я его в Италии.

Какого черта он туда поехал? Вообще он носился по Европе, как ошпаренный, словно у него иголка в заднице торчала или ему жопу перцем намазали. Нигде больше чем на трое суток не задерживался. Я столько денег извел пока за ним ездил! Правда, зато потом месяц отдохнул и уже ни о чем не думал.

– Домой хотелось? – спросил Свиридов.

– И да и нет. Вначале не хотелось, а недели через три тошно стало. Скука там дикая, Паша. Там либо работать надо, либо быть больным. Я и приехал туда на работу. Работу сделал, отдохнул, сил набрался и не знаю чем заняться. Бабы надоели. Ты же знаешь, я не большой любитель трахаться. Так, когда очень захочется, под настроение… А итальянки, к твоему сведению, гнусные – маленькие, черненькие, коротконогие. В общем, как наши цыганки или молдаванки. Ты же знаешь какие молдаванки гнусные? Мы же с тобой ездили пару раз в Кишинев.

– По-моему, там были цыганки, – засмеялся Свиридов.

– Вот видишь, ты тоже их отличить не можешь.

Да еще язык у них на молдавский похож.

– А как ты, кстати, с языковым барьером?

– Как, как… По-английски, ты же знаешь, я говорю неплохо, но в Европе, по-моему, его только англичане и знают. А все остальное можно показать на пальцах.

А можно показать деньги, это тоже сразу же решает кучу проблем.

И действительно, Сергей Бородин выглядел загоревшим, отдохнувшим. Но его загар был вызывающе не местным, и его это выделяло среди людей, находившихся в ресторане.

Первая бутылка была выпита, а Бородин со Свиридовым лишь немного раскраснелись, лишь чуть-чуть стали развязнее и движения их сделались несколько раскованнее. Они уже сидели расслабившись, откинувшись на спинки кресел, и наслаждались тем, что видят друг друга, и никто не мешает им вести неторопливую беседу.

– Я его уложил со второго выстрела в лифте отеля.

Я все рассчитал, – сказал Бородин. – Он вошел в лифт, я поднялся по лестнице бегом. Нажал кнопку и изготовился. Дверь лифта открылась… Ты бы видел его глаза!

Он меня узнал. Хотел крикнуть, но, наверное, не смог.

А вот в штаны наделал наверняка. Я выстрелил, он упал.

На всякий случай я еще раз нажал на спуск. Лифт закрылся и помчался вверх, а там, по-моему, двадцать семь этажей. Я спокойно спустился, сел в машину и уехал. А утром об этом было напечатано в газетах, показали по телевизору. Я понял, работу свою сделал и могу отдохнуть. Заслужил.

– Да, нелегкая работа… А какого хрена, Серега, он ехал в лифте один, без охраны?

– Вот этого я не знаю. Времени на раздумье у меня не было. Если бы я не хлопнул его в отеле, то не знаю где бы я его достал снова. Может, он сел бы в самолет и улетел куда-нибудь в Чикаго или в Сан-Франциско. Он вел себя так, словно бы за ним гонится стая бешеных псов.

– Еще бы! Если бы ты прихватил столько чужих денег, думаю, носился бы еще почище.

– Мне чужого не надо.

– Мне тоже, я зарабатывать умею – головой и руками.

– Но в таком случае, я не носился бы, а залег где-нибудь, переждал годик-другой, а потом бы зажил.

– Это тебе только кажется, – сказал Свиридов.

Мужчины были уверены, что им никто не помешает и они вот так, за неторопливыми разговорами будут сидеть до утра, а затем возьмут такси и поедут туда, где их ждут. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.

Пару раз к их столику подходили девицы, предлагая себя, предлагая сначала потанцевать, затем выпить.

Или наоборот, вначале выпить, затем потанцевать, а уж поздней пусть мужчины делают что хотят, они на все согласны. Но каждый раз девицы нарывались даже не на грубость, а на презрительные взгляды, на недовольные гримасы и им приходилось ретироваться, при этом соблазнительно виляя задами и при этом корча недовольные рожи. Ведь новых клиентов в ресторане не прибавлялось, а все сидевшие уже сделали свой выбор. К тому же на вид эти двое были похожи на тех, кто может легко потратить сотню-другую баксов, потратить не жалея и не задумываясь.

Может быть, они и досидели бы до утра, но в ресторане произошли еще две короткие стычки, два скандала.

Правда, они пока мужчин не касались, и Бородин со Свиридовым лишь удостоили происходящие рядом с ними события брезгливыми презрительными взглядами.

– Ну, расскажи, Паша, что у вас здесь в Москве или где ты был?

– Я был там.

– Тогда понятно. Кениг – город хороший.

– Я в Москве всего лишь пару дней.

– Кого возил?

– Есть один очень богатый лох, коньяком торгует. А потом я три дня под городом сидел, его ломал Жутко там.

– И мне придется туда скоро съездить.

– Не завидую, – сказал Павел Свиридов. – Хотя какая-то прелесть в этом все-таки есть. Знаешь, иногда интересно посмотреть на этих козлов, когда они корчатся и разговаривают совсем по-другому, чем здесь – тихо, шепотом. Тут-то они крутые, на мерсах ездят с охраной, баб меняют, как туалетную бумагу в пятизвездочном отеле. А там они совсем другие, там в дерьмо превращаются, за корку хлеба плясать готовы.

– Да, придется еще под Кенигом попотеть, – сказал Бородин и тут же, повернув голову, увидел, как к их столику, покачивая бедрами, направляется роскошная блондинка в шитой блестками блузке.

Девица подошла, оперлась о край столика двумя руками и молча посмотрела в глаза Бородину:

– А ты мне нравишься, – прошептала она, облизывая ярко накрашенные губы, – может, развлечемся, а?

– А ты мне не нравишься, – сказал Сергей Бородин, опрокидывая в рот рюмку водки.

– Ты уверен?

– Абсолютно…

– А поконкретнее.

– Не нравишься и все тут.

– Чего это я тебе не нравлюсь? Всем нравлюсь, а ты что, какой-то особенный? Может, импотент? Может, у тебя не стоит или тебе вообще бабы не нравятся?

– Нет, бабы нравятся. Но ты не баба.

– Ты по жизни ничего не понимаешь.

– Ты фарфоровая собачка, жизни в тебе нет.

– Попробуй – увидишь.

– Мордочка у тебя ничего, но я наглых не люблю.

Иди отсюда, – спокойно ответил Бородин.

Девица презрительно скривилась и обратила свое внимание на Павла Свиридова. Тот встретил ее взгляд с таким же презрением, как и его друг.

– Слушай, иди отсюда, не мешай. Видишь, два серьезных человека ведут неторопливую беседу, а ты тут со своими предложениями. Не созрели мы еще, не созрели.

Иди. Да и пахнет от тебя.

– Духами?

– Потом пахнет. А я грязных не люблю, небось только полгода прошло, как ты задницу мыть научилась.

– Козлы вонючие! – сказала девица и грязно громко выругалась.

Ни Бородин, ни Свиридов на это не отреагировали.

Бородин вытряхнул из пачки сигарету. Девица потянулась к его пачке, но он несильно хлопнул ее по руке.

– Не трогай, не твое.

– Что, тебе жалко?

– Да, жалко, – сказал Сергей Бородин. – Попросила бы – дал.

– Я тебе себя предлагала, так ты же не хочешь.

– Ладно, иди. Возьми сигарету и топай. Ровненько топай к своему столику, а то там тебя, небось, заждались, – Бородин посмотрел в глубину зала – туда, откуда пришла девица в блестящей блузке.