Его давние слова о торговом наземном пути на восток, предназначенные князю, стали еще осенью широко известны в Корояке. И не только помешали княжеской дружине выступить зимой против Липова, но по весне снова взбаламутили купцов и вольных бойников. Стихийно собралось большое ратное ополчение, к нему присоединились купцы с груженными товаром повозками, а также отряд гридей Стержака, позорно изгнанных осенью без оружия из Липова. Насмешки других княжеских гридей не давали им всю зиму покоя, и теперь они именно у Дарника хотели восстановить свое доброе имя.

Купец Заграй, гончар Куньша и десятский княжеских гридей так и не смогли поделить между собой командирскую власть. Вот и двигались всю дорогу бесформенной толпой, даже на дневку и ночевку располагались, когда поднимался особенно сильный ор с требованием остановки.

Но это Дарник узнал уже потом, а в первый момент он, отведя свой заслон в сторону, хмуро наблюдал, как мимо к городищу проходит колонна в триста короякцев: бесшабашных веселых крикунов, вооруженных и одетых самым немыслимым образом, с дубинами, вилами, простыми охотничьими луками. Только княжеские гриди и охранники купеческих подвод имели хорошее вооружение. Что со всеми ними делать, Маланкин сын совершенно не представлял себе. В голове вертелась неприятная мысль, что ему стараются навязать чужую волю, что все эти весельчаки явились сюда вовсе не за воинской доблестью, а просто безнаказанно покуролесить – ведь он, Дарник, всегда воюет малой кровью.

Высыпавшие из городища липовцы поначалу радостно приветствовали прибывших – нет сражения, нет убитых и раненых, но скоро их радость сменилась недоумением, когда выяснилось, что короякцы прибыли без всякого фуража и съестных припасов. А своей муки и овощей в Липове и так оставалось в обрез. Поэтому первым делом Дарник отправил две ладьи к нижним селищам закупать продукты и целую ватагу в лес за дичью.

Короякцы, разойдясь у стен городища в разные стороны, с любопытством оглядывали его защитные сооружения, торжище, подвесной мостик через реку, многочисленные двухъярусные деревянные срубы. Признав на торжище нескольких арсов, толпа новоприбывших окружила их и едва не растерзала, не вмешайся Быстрян со своими людьми.

Дальше медлить было нельзя, и Дарник дал знак сигнальщику трубить общий сбор. На звук трубы все стали собираться на ристалищном лугу. По одну сторону ровными прямоугольниками с вожаками впереди привычно выстроились липовцы, по другую – яйцевидной толпой короякцы. Сидя на коне, Дарник молча смотрел на них. Под его холодным взглядом шумный говор пришельцев быстро стих, и установилась полная тишина.

– Те, кто пришел сюда просто повеселиться, могут сразу поворачивать назад, – заговорил воевода. – Пока что вы здесь гости, а не хозяева. За первое же нарушение липовского порядка у любого из вас отберут оружие и прогонят прочь, за второе прикуют на три дня к позорному столбу, за третье – повесят. Нарушением считается не только невыполнение воинского приказа, но и любая жалоба на вас жителя Липова. Кто пойдет в поход, а кто останется охранять сторожевые вежи, решать мне. Будет еще один сигнал трубы. Кто согласен на эти условия, соберется здесь снова и пойдет на левый берег.

– А как с добычей будет? – выкрикнул кто-то из короякцев.

– Вам только слава, а добыча вся мне, – с серьезным видом пошутил Дарник.

По толпе короякцев пробежал ропот. Ватаги липовцев разразились дружным смехом.

– А на кого пойдем? – спросил еще кто-то.

– Кто тебя испугается, на того и пойдем.

Теперь засмеялись и короякцы.

– А когда? – совсем уже весело вопрошал третий ополченец.

– Когда ты из седла вываливаться перестанешь.

Рыбья Кровь отвечал с удивительной свободой и легкостью, ничуть не заботясь, что его могут понять как-то не так. Почему на всякую глупость нужно реагировать со всей серьезностью? Пусть глупым все растолковывают менее глупые, только не он.

И в самом деле, едва липовцы после команды разошлись, как сразу попали в окружение короякцев, желавших узнать истинный смысл воеводской речи. Не остался без внимания и сам воевода. К нему пробились четверо или пятеро прорицательниц и гадалок, прибывших с походной колонной. Самая старая и безобразная из них все пыталась ухватить Дарника за руку, чтобы предсказать ему ближайшую судьбу. Рыбья Кровь вначале лишь брезгливо отмахивался, а потом сам поймал ее за руку.

– Тебе, старая, я тоже могу предсказать: если ты до завтрашнего полудня не уберешься отсюда, сама на этом дереве и повесишься.

Он хотел сказать: будешь по моему приказу повешена, но в раздражении запутался в словах. Дарника в этот момент отвлекли короякские купцы во главе с Заграем, спрашивая, где им располагаться на ночлег, и на время про свою оговорку он забыл. После купцов настал черед княжеских гридей, которых интересовало их возможное жалованье.

– Только пятую часть от княжеского жалованья, и ту в долг, – пообещал им воевода, – остальное землей и рабами.

– Гриди больше трех лет на свете не живут. Зачем нам земля? – возражал десятский гридей.

– Мне вы нужны на двадцать лет, а на три года ступайте к кому-нибудь другому, – отвечал ему Рыбья Кровь.

Дошла очередь и до собственных полусотских.

– А как нам с ними быть? – высказал общее беспокойство Меченый. – Давай, может, хоть мечи у них заберем? Тебя они послушаются.

– Забирать, а потом отдавать – лишние хлопоты. Возьмите каждый по четыре телохранителя. И в эту ночь к ним не лезьте.

– А они не подумают, что мы их боимся, если мы будем везде с телохранителями? – возразил Быстрян.

– Если не будешь бояться, то не подумают, – серьезно заметил Дарник. – И не ввязывайтесь с ними в разговоры, пускай это будет делом ваших телохранителей. Держите их на расстоянии, но без зла. Злым вожаком буду для них я, а добрыми вожаками должны быть вы все.

Вечером прозвучал звук трубы, призывающий становиться под дарникское знамя. Надежда воеводы на сильное уменьшение ополчения не сбылась, переправляться на левый берег пожелали почти все короякцы. Гриди, и те согласились. На правобережье остались лишь купцы со своими повозками и охранниками да десятка полтора заробевших бойников. Заробевшим выдали еды на пять дней пути и отправили восвояси, а купцы разбили на указанном воеводой месте свой стан.

Ночь на левобережье прошла достаточно бурно, с гульбой, драками, захватом лучших палаток и шалашей. Дарник только усмехался, наутро поздравляя ополченцев с побитыми физиономиями и с их последним вольным деньком и вместе с полусотскими и писарями внося короякцев в общий войсковой список. Поблизости вертелась и главная прорицательница, назойливо убеждая бойников, что вчерашнему предсказанию воеводы насчет нее никогда не сбыться. Дарник, несмотря на свое благодушное настроение, понял, что все же необходимо как-то с ней поступить.

– Сейчас проверим твои чары, – сказал он колдунье и велел ее с петлей на шее и со связанными за спиной руками поставить на чурбак под ближайшим деревом.

Чурбак был с ровными отпилами, и даже ребенок мог простоять на нем достаточно долго. Но старой прорицательнице, да еще выкрикивающей грозные проклятия, много времени не понадобилось. Не успели еще писари вернуться к продолжению записей, как ее старческие ноги соскользнули с чурбака, и крошечное корявое тело повисло под деревом, слегка раскачиваясь.

– Больше никто не желает повеситься? – Вопрос воеводы предназначался другим колдуньям, которые живо попрятались за спинами воинов, и к вечеру уже ни одной в Липове не осталось.

Делая вид, что целиком занят подходящими к нему по одному ополченцами, Рыбья Кровь чутко прислушивался к настроению всей массы окружающего его народа и с удовлетворением отметил, что его расправа над вредной старухой вызвала скорее одобрение, чем осуждение.

Всего в войсковой список записались 280 человек. Вместе с липовским гарнизоном набиралось больше четырех сотен воинов. Оставалось решить, что со всем этим теперь делать, тем более что в воеводской казне оставалось всего 500 дирхемов. Купцы требовали скорейшего похода на восток, короякские ополченцы – осады Арса, собственные полусотские предлагали погрузиться на ладьи и плоты и наведаться вместе с арсами к хазарскому Калачу – там и сражения серьезные, и добыча необъятная.