– Расселить их по трем разным местам.

Но идти на поводу у вздорных женщин Дарник не собирался и нашел для себя личный выход в ночевках под другими крышами – в сопровождении ватаги конников через день-два отправлялся в долгие дозоры по окрестным лесам. Зима в Липове стояла не такая суровая, как у них в Бежети, и ничего не стоило переночевать в лесу, укрывшись прямо на санях под еловыми лапками.

Опыт с Короякской заставой получился столь удачным, что полусотские с Карнашем стали просить о таком же «закрытии» дороги на Арс. И вскоре в одну из оттепельных недель с помощью разборки и сборки двухъярусной башни в семи верстах от городища была возведена Арсовая застава. Службу в ней признали еще более напряженной и опасной, чем на западном пограничье. К ней частенько наведывались дозорные арсов, всячески глумясь над ее сторожами.

Рыбья Кровь терпел это недолго и однажды с отрядом в сорок человек на восьми санях при четырех камнеметах наведался к Арсу посмотреть, как там поживает его боевой щит. Щита на новых воротах не было. Тогда Дарник развернул перед надвратной башней свои сани и открыл из камнеметов стрельбу каменными репами. Три-четыре залпа – и ворота превратились в груду обломков.

Арсы об отпоре не помышляли, научившись уже с должным почтением относиться к дарникским метательным орудиям. Вышедший для переговоров сотский Голован объяснил, что щит сняли при ремонте укреплений и вот-вот вернут на место. Удовлетворившись таким ответом, отряд повернул восвояси. При переговорах Голован не без тайного злорадства осведомился, когда Рыбья Кровь ждет к себе карательную дружину князя Рогана. Дарник за словом в карман не полез:

– Я князю отписал, чтобы собирал дружину побольше, потому что теперь мы с Арсом союзники и будем сражаться вместе.

– А ты умней, чем я думал, – не мог скрыть своего одобрения сотский. – Ну а раз мы соломенные союзники, то почему бы нам не торговать между собой.

– Мы люди, как известно, трусливые – к вам приезжать побоимся, поэтому пожалуйте к нам, – со смехом отвечал липовский воевода.

И действительно, вскоре соломенное союзничество было установлено: наезды на заставу прекратились, и в городище стали появляться сани арсов с редкими южными товарами. Взамен им требовались в основном продукты: зерно, крупы и овощи. В городище, а тем более на войсковое дворище их, естественно, не допускали. Зато перед воротами Липова образовалось малое торжище, правда, торговали там с арсами исключительно бойники Дарника, сами липовцы долго не осмеливались.

Прошел какой-то месяц, и это торжище приобрело еще более основательный вид, к нему потихоньку потянулись жители окрестных лесных селищ. Дирхемы, которые Дарник раздавал не только кузнецам и плотникам, но и своим бойникам, делали свое дело – быстро формировали потребности в самых непривычных покупках. Как и положено на настоящем торжище, скоро здесь возникли и свои развлечения: смотрины женихов и невест, песни и шутки записных весельчаков, продажа всевозможных угощений, поединки на палках и кулаках. Арсы, правда, жаждали и более серьезных состязаний, но Дарник был непреклонен:

– Мне кровь нужна в сражении, а не на веселье.

Даже на палках строго приказал сражаться только в шлемах, а на кулаках запретил бить по голове.

– Не люблю щербатых молодцов, – объяснял Рыбья Кровь недовольным.

Для поощрения состязаний воевода именно за них стал награждать ранее обещанными медными знаками. В конце зимы арсы с дарникцами состязались уже по всем видам боевых искусств, причем то обстоятельство, что арсы выигрывали две трети всех наград, Дарник считал весьма полезным явлением – как повод больше требовать от бойников на внутренних боевых учениях.

Занятый другими делами, Маланкин сын на время совсем выпустил из виду войсковую службу и был немало озадачен, когда обнаружил в гарнизоне сильный разлад между разными подразделениями воинов: конники кичились своим первенством перед лучниками, а камнеметчики перед щитниками. Еще во время болезни Дарник много размышлял о совем будущем войске и наконец придумал, что у него будет в отличие от княжеского десятичного устройства дружины устройство пятеричное: двадцать бойников – ватага, пять ватаг – сотня, пять сотен – хоругвь, пять хоругвей – полк. С пятью отрядами проще и ясней, чем с десятью, и четыре-пять умелых помощников лучше, чем десять, за которыми трудней уследить.

И вот, взявшись улаживать ссоры бойников между собой, он пришел к выводу, что необходимо их всех перемешать, чтобы в каждой ватаге были и конники, и камнеметчики. Основа ватаги – десять пешцев из шести щитников и четырех лучников, при них колесница с тремя камнеметчиками, а также пара тяжелых конников-катафрактов и две пары легких конников. И еще сам вожак. Итого ровно двадцать воинов. Сотня таким образом состояла из полусотни пешцев, пяти колесниц, одного десятка катафрактов и двух десятков легких конников. Один из ватажных вожаков становится сотским, а четыре других – полусотскими колесничих, пешцев, катафрактов и легких конников. На стоянке и в гриднице бойники подчиняются вожаку ватаги, а в бою – командиру подразделения.

От своей придумки Дарник пришел в полный восторг и, дождавшись крупной потасовки между жураньцами и камнеметчиками, срочно собрал полусотских и потребовал перемешать бойников между собой, чтобы больше ценили других. Правда, сперва никто из помощников так и не понял, как они будут одновременно и вожаками ватаг, и полусотскими подразделений. Еще с большим недоумением встретили новое распределение рядовые бойники, не желая переселяться со скарбом и наложницами в другие гридницы, но Дарник был неумолим.

Первую неделю с новым порядком в самом деле возникла сильная путаница, кому и где заступать на стражу, кому и как выезжать в дозор и как потом меняться между собой. Воеводе пришлось чуть ли не каждую пару разводить по их местам, пока в конце концов к этому не привыкли.

Даже Фемел, и тот отметил:

– У твоих воинов появилось осмысленное выражение лица.

Дарник только ухмыльнулся в ответ, он уже знал, как их выражение сделать еще более осмысленным. Едва на дворище было закончено полное расселение и нашлась свободная горница, он засадил в нее за словенскую грамоту и счет всех неграмотных полусотских и десятских.

– Зачем нам это? – пробовали отбиваться самые упрямые.

– Чтобы передавать мне письменные донесения, – объяснял Рыбья Кровь.

– Гонец и так их скажет.

– Гонец может напутать. Потом непонятно, кого казнить придется.

Поначалу Дарник сам вел обучение грамоте, затем передал учительство Быстряну и Жураню.

Жизнь в городище постепенно входила в новое русло. Жители привыкали к присутствию защитников, а дарникская молодежь заводила себе друзей среди липовских сверстников, вместе ходили на охоту, молодежные игрища с песнями и плясками. Рыбью Кровь лишь радовало такое слияние, как залог того, что не только он, но и все войско основательно стало здесь на якорь.

Однако были у этого мирного успокоенного врастания в местную землю и свои недостатки. Так, всегда ласковая и сдержанная Зорька, в чьей преданности Дарник был уверен не меньше, чем в верности Селезня или Быстряна, вдруг высказала желание совсем уйти от него.

– А куда? – Воевода был порядком озадачен.

– Один парень хочет взять меня в жены, – осторожно призналась наложница.

– А мой ребенок?

– Он знает, что я беременна, и все равно хочет.

Непривычные мысли медленно ворочались в голове Дарника. Особого возмущения не было, только бесконечное тупое недоумение: какого лешего ей это надо? Сразу почему-то вспомнился Клыч из Каменки, тот тоже почему-то выбрал тихую семейную жизнь в глуши, а не блистательную воинскую судьбу. Если уж молодой парень так сделал, то какой спрос с молодой беременной женщины? И как же она ему доверяет, если решается о таком просить?

– Хорошо, я подумаю, – пообещал он Зорьке.

С одной стороны, любой человек, способный круто изменить свою жизнь, внушал ему невольное уважение, но, с другой – сейчас к этому примешивалось такое понятие, как «честь воеводы».