Следы угона вели в степь. Не мешкая, отряд Дарника двинулся по ним, и вскоре далеко впереди показались отблески костров и послышалось ржание коней.
Оставив бойников с лошадьми в небольшой лощине, Дарник с Меченым, Кривоносом и обоими бродниками осторожно стали пробираться к разбойничьему стану. Повезло, что у степняков не было ни одной собаки, поэтому подкрасться незамеченными удалось достаточно близко. Полтора десятка повозок были составлены в круг крайне небрежно, видимо, тарначам даже в голову не приходило кого-то опасаться. В середине круга горели три костра, возле которых вповалку спали люди. Одна повозка служила коновязью для десятка лошадей под седлом. Еще около полусотни лошадей паслись в сотне шагов от стана под присмотром трех или четырех сторожей, расположившихся у своего собственного костерка. Долго не могли определить, где находятся пленные. Наконец более глазастый слуга купца указал на спящих людей, которые были привязаны к длинной жерди, потому и лежали ровным рядком.
Рыбья Кровь уже жалел, что ввязался во все это. Одно дело – расстреливать мечущихся степняков при свете дня, другое – в сумраке ночи. Оседланные кони ясно указывали, что, по крайней мере, десять разбойников успеют вскочить в седло и будут готовы сражаться. Но отступать было поздно – и он указал Меченому, где именно поставить колесницу, чтобы сподручней накрыть орехами оседланных лошадей. Кривоносу тоже показал, куда стать с двумя тройками, чтобы, метнув в пасущихся лошадей все диски, они потом подоспели бы с сулицами и луками к стану тарначей.
Когда вернулись в лощину, Дарник еще раз объяснил, как именно кому надо действовать. Оставив с лошадьми чужих стражников, они двинулись вперед. Колесницу покатили на руках, и она на удивление мягко и бесшумно шла по пожухлой траве. Вот шестерка Кривоноса ушла в сторону, чтобы занять место между станом и пасущимся табуном. Колесница Меченого тоже развернулась и изготовилась к стрельбе, а Дарник с бродниками и Селезнем поползли в обход стана.
По условному свисту Дарника Меченый выпустил по оседланным лошадям первый залп орехов из камнемета. Следом в табун пасущихся лошадей полетели диски кривоносцев. Дикое ржание раненых животных разорвало темноту. Вскочившие тарначи бросились к лошадям и повозкам, стараясь рассмотреть противника. Дарник со своими спутниками благополучно проскользнул под повозками в лагерь с обратной стороны. Лежащие рядком люди в самом деле оказались пленными. Двое ближайших тарначей, увидев чужих, с криками попытались на них напасть. Дарник парными мечами уложил одного, купец обратил в бегство другого. Селезень и слуга живо перерезали веревки пленных и вручили им топоры и клевцы.
Тем временем шестерка Кривоноса обрушила свои сулицы и стрелы на стан, усилив общую сумятицу. Удар Дарника с вооруженными пленными изнутри стана довершил дело, быстро обратив степняков в паническое бегство. Привыкшие только нападать, тарначи не отличались стойкостью в рукопашной пешей схватке. А невидимые залпы железных шариков, разившие наповал их боевых коней, нагнали на них прямо-таки суеверный ужас – они приняли колесничный камнемет за некие колдовские чары.
Ранняя заря высветила картину полной победы. Из отряда Дарника не пострадал никто, лишь трое пленных и слуга купца получили легкие царапины. У тарначей насчитали одиннадцать убитых и семерых раненых, взятых в плен. Впрочем, пленными они оставались недолго. Вернувшиеся из погони бродники накинулись на них и почти всех прикончили. В живых остались только две женщины-тарначки, которых Рыбья Кровь не позволил убивать. Одна была ранена стрелой в бедро, вторая оглушена ударом сулицы о железный шлем. Не слишком молодые и далеко не красавицы, с обожженными солнцем бурыми лицами, они тем не менее представляли для молодых воинов желанную добычу. Раненую в бедро Дарник передал в законные наложницы Меченому, вторую решил оставить себе.
Кроме повозок с купеческими товарами дарникцам досталось еще четыре тарначских повозки. В полтора раза крупнее обычных повозок, они представляли собой целое жилье на колесах, где могли разместиться на ночлег пять-шесть человек. В каждой повозке имелся даже маленький железный очаг, на котором в непогоду можно было приготовить еду.
Купец, вернувший себе старшего брата, радовался, как девушка. В качестве награды братья предложили Дарнику помимо тарначских трофеев целую повозку с любым товаром, какой он сам себе отберет. Рыбья Кровь посчитал это вполне естественным и без всякого стеснения воспользовался их предложением. Пока закапывали убитых степняков, он с Селезнем и Кривоносом внимательно пересмотрел весь купеческий товар. К явному облегчению купцов, их спаситель пренебрег дорогими женскими украшениями и шелковыми тканями, зато все металлическое откладывал себе щедрой рукой, особенно ему приглянулись медные фляги и бронзовые подсвечники, их Дарник набрал по три десятка. Перекочевали на тарначскую повозку также тяжеленный сундук со свинцовыми оконными переплетами, ящик с чугунными печными принадлежностями, два тюка с походными ромейскими палатками и большие ромейские весы с набором гирек. Когда думали, что брать больше нечего, на глаза попался маленький неказистый сундучок, в нем оказались свитки на ромейском языке. Рыбья Кровь видел, как помрачнело лицо у купца – свитки стоили как самые дорогие ткани, поэтому Дарник взял из них лишь половину, мол, в подарок Короякскому князю – не хотел показывать свою собственную заинтересованность в них. Три остальные тарначские повозки дарникцы наполнили седлами, оружием, одеялами и войлочными кошмами тарначей.
Истребление лошадей дорого обошлось победителям. Понадобилось впрягать в повозки и часть своих лошадей. Шагать пешком рядом с обозом было довольно скучно, но ничего не поделаешь – зато все живы и с завидной добычей.
В короякском стане все уже давно встали, поели и не знали, что делать дальше, когда на горизонте показалась знакомая колесница, а следом за ней колонна купеческих и тарначских возов.
Бойников Дарника прямо распирало от гордости, а охранников и возниц Лопаты еще больше от зависти и досады, что не они проявили такую удаль. Долго все осматривали добытое оружие, пленниц и купеческую награду. Даже Лопата не мог скрыть восхищения:
– И как это только тебе во всем везет?
– А я всегда думаю не о чужой силе, а о своей, – отвечал ему Рыбья Кровь.
Хотел еще добавить, что это лишь малая часть того, на что он способен, да поостерегся – не надо совсем уж дразнить гусей.
После дружеского пиршества оба каравана разделились: бродники двинулись на север, короякцы продолжили путь на юг. Дарник все же не удержался и, чтобы еще усилить зависть лопатников, выдал своим ватажникам по медной фляге для воды. Оставшиеся фляги, как у него ни просили чужие охранники, продавать никому не захотел:
– Они для моих бойников в Корояке.
Не проехали и пару верст, как случилось новое происшествие: оглушенная сулицей тарначка совсем оправилась от контузии, сумела развязать веревки на руках и ногах, после чего стащила с седла проезжавшего мимо ее повозки Селезня и умчалась на его коне в степь. Дарник подъехал на крики и, узнав в чем дело, пустился на своем аргамаке в погоню.
Тарначка была прирожденной наездницей, недаром участвовала в набегах наравне с родичами-мужчинами, но и ей не удалось выжать из простой короякской лошадки больше, чем та могла показать. Несмотря на огромный отрыв, Дарник постепенно настиг беглянку и перекинул к себе на седло. Не смирившись с новым пленением, тарначка оказала ему такое яростное сопротивление, что Дарник, не удержавшись, вместе с ней свалился на землю. Здесь все же его сила взяла свое и, быстро скрутив руки пленницы, он сорвал с нее одежду и вознамерился вознаградить себя за неделю строгого воздержания… и не смог. Скорее изумленный этим, чем раздосадованный, он оставил тарначку в покое и стал ловить лошадей, что оказалось гораздо трудней, чем справиться с буйной женщиной. Лошадь Селезня в конце концов удалось приманить куском сухаря, найденным в кармане, а за собственным аргамаком пришлось долго скакать кругами, и лишь случай помог загнать строптивого жеребца в колючий кустарник, где тот зацепился уздечкой за колючие ветки. В наказание пленницу Дарник привязал к седлу селезневской лошади и, как была в обнаженном виде, повез догонять обоз. По дороге то и дело оглядывался на степнячку, но желания овладеть ею так и не возникло, поэтому, когда поравнялся с караваном, остановил лошадей у повозки Бортя и коротко бросил ему:
