Итак, мы видим, что в 1204 году, когда крестоносцы «царя царей» папы Иннокентия III одержали решительную победу над византийцами, в состав которых действительно входило не менее восьми народов, Чингисхан одержал решительную победу над царством Восьми народов (Найманским царством). Правда, место действия указано здесь в китайском тексте у Ань-Тхая, который отождествляют с Алтайскими горами, но, каково мнение даже самого Бичурина, старые историки, не имея никакого понятия о географии, невообразимым образом путали местности.
1206 год. Европа — Малая Азия. На землях покоренной Византии основана Латинская империя.
1206 год. Монгольская империя.
«Первое лето Бинь-инь. Царь Ди, собрав всех князей и чиновников при вершинах Онони (считаемой за приток современной Шилки, притока Амура) выставил девять белых флагов (уже и до флагов додумались, как и европейское рыцарство), и вступил на императорский престол. Князья и чины поднесли ему название Чингисхана. Этот год был шестое лето династии Гинь, правления Тхай».
Забавно, как меняется социальное положение Чингиса от сочинения к сочинению. Одни сочинители сообщают, что собрались главы скотоводческих семей и избрали вождем самого деловитого скотовода (вариант: скотокрада). Другие пишут, что высшая знать монгольских племен избрала себе хана. Третьи наоборот: что сам царь Ди собрал под знаменами своими князей и ЧИНОВНИКОВ и взошел на ИМПЕРАТОРСКИЙ престол!
Полагаем, китайские сказания о Чингисхане и его преемниках есть лишь китаизирование героев и вдохновителей крестовых походов, с которыми они имеют не только хронологическую изомерию, но и следы качественного исторического параллелизма, являясь как бы искаженным отражением на Восток, через кривое зеркало, того, что в то время происходило на Западе.
Пушки Нючженя
Во второй четверти XIII века вновь разгорелись крестовые походы на Восток при папе Григории IX (1227–1241), началась ссора папы с германским императором Фридрихом II, — и одновременно при Угедее, преемнике Чингисхана, разгорелась война с Нючженским царством. Книга Гань-Му под 1232 годом сообщает об осаде монгольским принцем Субутом города Бянь, столицы этого царства:
«И он поставил осадные машины, построил палисад на берегу городского водяного рва; заставил пленных китайцев, даже женщин, девиц, стариков и детей носить на себе хворост и солому, чтобы завалить городской ров. В несколько минут заровняли они около десяти шагов. Но так как решили договариваться о мире, то министр Ваньянь-баксан не смел сражаться с Монголами.
В городе обнаружилось неудовольствие и ропот. Нючженский государь, услышав об этом, в сопровождении шести или семи конных поехал за ворота Дуань-мынь и прибыл к судовому мосту. За это время от недавнего дождя сделалось грязно. Благодаря тому, что государь выехал неожиданно, жители столицы в изумлении не знали, что делать, они только становились на колена подле дороги. Старики и дети теснились перед ним; некоторые по ошибке касались его одеяния. В скором времени прибыли к нему министры и прочие чиновники. Подали ему параплюй, но он не принял и сказал:
— В армии все ходят под открытым небом: для чего же мне иметь параплюй?»
(перевод Иакинфа Бичурина).
Позвольте! Ведь параплюй — это французское слово paraplui, зонтик! Значит, Нючженский царь говорил по-французски? Или оригинал первоисточника этой китайской летописи был на французском языке? Ведь сам Иакинф Бичурин никогда не назвал бы зонтика параплюем, если б это слово не стояло в переводимой им летописи. Он так и перевел бы соответствующий китайский иероглиф русским словом «зонтик». Но, пропустив несколько страниц, продолжим далее.
«В столице строили баллисты во дворце. Ядра были сделаны совершенно круглые, весом около фунта; а камни для них брали из горы Гын-ио… Баллисты, употребляемые Монголами, были другого вида. Монголы разбивали жерновые камни или каменные кашки (голыши) на два или на три куска, и в таком виде употребляли их. Баллисты были построены из бамбука, и на каждом углу городской стены поставлено их было до ста. Стреляли из верхних и нижних попеременно, и ни днем, ни ночью не переставали.
В несколько дней груды камней сравнялись с внутреннею городскою стеной. Монгольские войска употребили ОГНЕННЫЕ БАЛЛИСТЫ и где был сделан удар, там по горячести нельзя было тотчас поправлять и помогать…
В сие время Нючженцы имели ОГНЕННЫЕ БАЛЛИСТЫ (то есть настоящие пушки-мортиры), которые поражали, подобно грому небесному. Для этого они брали чугунные сосуды, наполняли их порохом, и зажигали огнем. Горшки эти назывались чжень-тьхянь-лэй, потрясающий небо гром. Когда такая баллиста (пушка) ударит, и огонь вспыхнет, то звук уподобляется грому, и слышен почти за 100 ли. Они сжигали (все) на пространстве 120 футов в окружности, и огненными искрами пробивали железную броню.
Монголы еще делали будочки из воловьих кож, и подойдя к городской стене, пробивали в ней углубление, могущее вместить одного человека, которому с городской стены ничем нельзя было вредить. Но Нючженцы изобрели против этого способ спускать с городской стены на железной цепи горшки (бомбы) чжень-тьхянь-лэй, которые достигши выкопанного углубления, испускали огонь (взрывались), совершенно истреблявший человека, даже покрытого воловьей кожей. Кроме того, употребляли они (нючженцы) летающие огромные копья (ракеты), которые пускались посредством зажигания в них пороха и сжигали все на 10 шагов от себя. Монголы же только этих вещей и боялись. Они осаждали город 16 суток, денно и нощно. Около МИЛЛИОНА (!) человек с обоих сторон было убито при той осаде. После этого и могила матери Нючженского государя была раскопана.
Принц Субут видел, что невозможно взять города и потому, приняв ласковый тон, объявил, что открывает мирные переговоры, и что военные действия прекращаются. Нючженское правительство согласилось на его предложения…
Но после этого открылась в городе зараза, продолжавшаяся 50 дней. В течение этого времени вынесено было из городских ворот около 900 тысяч (!) гробов, не считая тел бедных, которых не в состоянии были похоронить».
Таково описание осады города Бянь, столицы страны Нючжень. Переводчик этого Бичурин прибавляет от себя так:
«Положение Нючженского двора час от часу становилось хуже. Тщетно просил он мира у монголов. Олень, попавший в яму, может ли он убежать? Так как твердые полководцы и храбрые войска погибли, то уже не возможно стало помышлять об обратных завоеваниях… Хотя и так, но каждый, что делает, то и получает в возмездие. Таково есть взаимное соответствие небесного порядка. Нючженцы притесняли Срединное государство; хищнически овладели землями дома Сун. Точь в точь таким же образом и монголы поступали с ними».
Таково наивное объяснение китаеведа Бичурина к переводимой им серии главок из «Всеобщей китайской истории». Но это и хорошо. Мы сразу видим, что имеем право, во-первых, доверять искренности таких простодушных людей, а во-вторых, критиковать их книги, зная, что простодушные люди легко поддаются обману и переводят подлинник как он есть, не замазывая словесной штукатуркой его щелей и трещин.
Европейцы принесли в Китай и компас, и порох, и пушки. Отвергать то, что огнестрельный порох был изобретен впервые при химических опытах со смесью серы, селитры и угля немецким францисканским монахом Бертольдом Шварцем и применен к огнестрельному оружию впервые только в 1319 году в Европе, нет решительно никаких оснований. Последнее изобретение настолько громко, что оно не могло бы быть обойдено молчанием, если б его сделали ранее. Так и случилось, когда порох действительно был изобретен.
А что же мы видим во «Всеобщей китайской истории»? Почти за сто лет до изобретения пороха Шварцем Угедей осаждает несуществующую теперь в Китае нючженскую крепость Бянь (в которой зонтик назывался по-французски paraplui), и осажденные нючженцы уже употребляют в деле и пушки-мортиры и ракеты, начиненные порохом, и бомбы, перебрасываемые туда-сюда.
