– Что ты ему сказал? – поинтересовалась Федра.
– Что если я еще когда-нибудь застану его наедине с тобой, то вызову на дуэль, и пусть не рассчитывает, что ему повезет, как в прошлый раз. Как он тебя нашел? Ведь мы только вчера вернулись.
– Я отправила ему записку сегодня утром.
Она давно не видела Эллиота по-настоящему разгневанным.
– Зачем? Чтобы напомнить мне, что ты свободна и независима? Должен разочаровать тебя. Подобные выходки заставляют меня желать, чтобы те обеты были настоящими. Это единственная гарантия, что мне никогда больше не придется терпеть твоих друзей.
– Обеты ничего подобного не гарантируют.
– Черта с два не гарантируют. – Это был ответ человека, который слишком хорошо знал, что такое мужская власть. Своего рода заявление и проклятие.
Федра подождала, пока он совладает с примитивной частью своей натуры, которая вырвалась наружу.
– Почему ты пригласила его в мое отсутствие?
– Я полагала, что ты вернешься раньше и будешь здесь, когда он придет.
– А зачем вообще нужно было его приглашать? Ты же знаешь, что я не хочу встречаться с ним.
– Он дрался из-за меня на дуэли. Это была дурацкая дуэль, но элементарная вежливость требует, чтобы я выразила сочувствие и убедилась, что он поправился. Кроме того, когда я жила в этом городе, отвергнутая и презираемая моими соотечественниками, он предложил мне свою дружбу.
– Дружбу? Проклятие, я начинаю ненавидеть это слово!
Федра могла бы многое сказать, чтобы успокоить его, но этот разговор с болезненной ясностью показал, что он никогда не станет ее другом, на что она втайне надеялась. Эллиот Ротуэлл не Ричард Друри.
Искушение капитулировать, сдаться на его милость на любых условиях захлестнуло Федру, как это часто случалось в последнее время. Сила этого чувства ошеломила ее.
Она почувствовала, что его гнев утих. Взгляд Эллиота потеплел, словно он прочел ее мысли. Интересно, исчезнет когда-нибудь это проникновение в сознание друг друга, которое она так легкомысленно допустила? Федра и сама не знала, хочет она этого или нет.
– Марсилио расскажет Сансони, что ты вернулась, – заметил он. Рациональная часть его натуры возобладала и начала оценивать ситуацию.
– Вполне возможно.
– Сансони не понравится, что Марсилио был здесь.
– Вероятно.
Он взял ее за руку и, подняв на ноги, привлек к себе.
– Я задержался, потому что заехал в порт. Заказал каюты на корабле. Скоро мы уедем в Англию.
Скоро. Но не слишком скоро.
В его поцелуе еще чувствовалась ревность, которую он только что переборол в себе. Его руки требовательно двигались по ее телу. Федра почувствовала, как платье соскользнуло вниз. Он раздевал ее в притихшем саду под жужжание пчел, кружившихся над буйно цветущим кустарником.
Эллиот опустился на каменную скамью, прислонившись спиной к дереву, и привлек ее к себе на колени. Его поцелуи обжигали ее шею, язык терзал соски, руки скользили по телу. Каждая ласка вызывала в ней сокрушительный отклик.
– Распусти волосы. Ты не сделала этого для того мальчишки. Сделай для меня.
Федра подняла руки и вытащила шпильки из волос. Она отдаст ему эту небольшую победу. Как некий символ подчинения, чтобы не ранить его гордость.
Его прикосновения приятно возбуждали, обещая экстаз, погружая в привычное забытье, и Федра отдалась на волю чувств, как она обычно поступала в последнее время.
Глава 17
Ночью шел дождь, принесший короткую передышку от невыносимой жары. Проснувшись утром, Эллиот обнаружил, что в окно врывается свежий ветерок. Уже рассвело, и окружающие предметы смутно темнели в серебристом сиянии наступающего дня.
Эллиот поднялся с постели, набросил халат и подошел к письменному столу, заваленному бумагами. Прошлым вечером в приступе вдохновения он писал несколько часов подряд и теперь пытался восстановить в памяти написанное. Пробежав глазами несколько страниц, он пришел к выводу, что это не так плохо, как можно было ожидать.
Он взглянул на постель. Когда он сел за стол, там была Федра. Когда она ушла? Он не мог вспомнить. Это не похоже на него. Он не страдал от проклятия терять связь с окружающим миром, когда погружался в свои мысли.
И, тем не менее, это случилось. В результате он потратил впустую одну из последних ночей, которые они могли провести вместе, чувствуя себя по-настоящему свободными. Конечно, он позаботится о том, чтобы обеспечить им некоторое уединение на борту корабля, когда они отплывут домой, но необходимость соблюдать осторожность привнесет в их отношения суетливость и неловкость. Здесь, по крайней мере, им не приходится беспокоиться о подобных вещах.
Эллиот вышел на веранду и направился к двери, которая вела в спальню Федры. Расположение комнат было почти таким же, как в Позитано, но сами комнаты намного просторнее и роскошнее.
Федра спала не укрываясь. Простая сорочка едва прикрывала ее бедра, пышные волосы рассыпались по простыням, поблескивая в мягком утреннем свете. Она полулежала на высоких подушках, словно сон застал ее врасплох. Одна рука была откинута в сторону, как если бы она уронила ее, засыпая. В полураскрытой ладони что-то лежало.
Эллиот придвинулся ближе, пытаясь рассмотреть вещицу, мерцавшую в ее руке, и осторожно взял ее. Это была камея.
Довольно крупная, с искусно вырезанными фигурками. Античное украшение такого качества могло представлять большую ценность. Эллиот подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть камею.
Почувствовав на себе взгляд, он обернулся и увидел, что Федра наблюдает за ним. Словно сотканная из бело-золотистых оттенков, она казалась необыкновенно красивой на фоне роскошного постельного белья из мерцающего шелка и атласа. Порой ее красота вызывала в нем благоговейный трепет. В последнее время это случалось слишком часто.
– Ты ушла, – сказал он, имея в виду ее отсутствие в его постели.
– Нет, это ты ушел, – отозвалась Федра, имея в виду способность Эллиота погружаться в свой внутренний мир. – Алексия рассказывала, что с твоим братом происходит нечто подобное. Очевидно, это семейная черта Ротуэллов.
Эллиот вернулся к постели и лег рядом с ней.
– Жаль, что так получилось.
– От себя не уйдешь. Даже если здешнее солнце заставило тебя забыться на пару недель, это не может продолжаться вечно.
Нетрудно было догадаться, что ее слова относятся не только к нему и его целостности, но Эллиоту не хотелось думать об этом.
Он положил камею в ложбинку на ее груди.
– Красивая вещица.
– Ты тоже так считаешь? Я бы вставила ее в оправу, не будь она подделкой.
– Это ее нисколько не портит. Снижает только цену, но не художественные достоинства.
– Мне наплевать на цену.
Теперь он ясно видел ее лицо. Федра выглядела усталой и осунувшейся. Возможно, она плохо спала этой ночью, обретая свою собственную целостность.
Она взяла в руки камею.
– Прошлой ночью я посмотрела правде в лицо. Боюсь, я недооценила ситуацию. Это была очень хитрая система: продажи из-под полы, требование конфиденциальности, ликование коллекционеров, по дешевке приобретающих редкости неизвестного происхождения. Если сказать покупателю, что украшение найдено в Помпеях, это лишь увеличит его интерес. И можно не сомневаться, что он будет держать язык за зубами, зная, что купил краденое.
– А ты уверена, что такая система вообще существовала?
– Мой отец был уверен. В своих мемуарах он пишет, что любовник моей матери был душой системы, блестяще организованной и абсолютно бесчестной. Впрочем, он не сомневался в том, что происхождение предметов, проходивших через руки мошенников, рано или поздно станет явным.
Ссылка на мемуары омрачила Эллиота. Вчерашняя встреча с Мерриуэдером была благополучно забыта во время погружения в работу. В такие минуты в его голове не оставалось места для мучительного выбора, жестокой правды, надоедливых вопросов и холодной расчетливости.