— Привычка. Можешь говорить, что хочешь, Сергеич, но с пистолетом я чувствую себя гораздо спокойнее. — Владимирыч натянул пиджак, скрывая кобуру. — А вот ты зря ствол себе не справил. Ей-Богу, зря. Хочешь, могу похлопотать перед начальством. Ты ведь знаешь, у меня в главке свояк сидит, так что — нет проблем. — В предвкушении крупного заработка он стал невероятно щедрым. — На всякий случай. Мало ли что.

— В случае «всякого случая» мне пистолет не поможет. Я, в отличие от тебя, за десять лет службы оружие всего два раза в руках держал. С трех шагов в дом не попаду, — натянуто засмеялся Жигулов. Странно, он не ощущал ни возбуждения, которое обычно бывает, когда заканчиваешь практически безнадежное дело, ни торжества. Наоборот, у Жигулова вдруг появилось дурное предчувствие. Определить бы источник этого предчувствия, да не было времени, чтобы как следует порыться в себе. Жигулов собрал чистые бланки в кожаную папку, спустился к дежурному зарегистрировать «анонимный» телефонный звонок «бдительных, законопослушных» граждан. Дежурный только кивнул понимающе — дознаватели и опера стараются не засвечивать свои источники информации без крайней необходимости, вот и валят все на «бдительных», — зарегистрировал звонок в журнале. Опергруппа — двое «чистых» оперов в штатском и патрульный сержант с автоматом, висящим поперек широченной груди, — уже топтались внизу, ожидая выезда, травили анекдоты и болтали за жизнь. Из-за решетки «обезьянника» тоскливо взирали трое «лиц кавказской национальности» да сочно сопел на деревянных нарах ранний забулдыга. Эксперты объявились минут через двадцать: криминалист — румяный жизнерадостно-шумный толстяк, и автотехник — солидного возраста молчаливый мужчина, с проседью и внешностью жэковского слесаря. Спустился со второго этажа Владимирыч, возбужденный донельзя, — запах грядущей награды становился все более отчетливым. Такой вот дружной компанией, оккупировав «УАЗ» и потрепанные «Жигули», покатили в сторону Кольцевой автодороги, в пятнадцати минутах езды от которой и раскинулся славный город-спутник Долгопрудный.

Славик сидел на лавочке в парке, против «нового» корпуса, и неторопливо, с удовольствием пил пиво и курил. С недоуменным любопытством рассматривал почти голые уже деревья, землю, скрытую рыжим ковром опавшей листвы, серое, жестко-картонное небо, повисшее над верхушками дубов и кленов. Артем подошел, присел рядом.

— А я думал, ты на лекциях, — сказал он, наблюдая за тем, как ребята с «режмасса» трусят по асфальтовой дорожке к старому корпусу. — Заочники, — констатировал здоровяк.

— Они уже полчаса носятся, — Славик глотнул пива, поставил бутылку на лавку, затянулся. — Аудиторию небось найти не могут, вот и бегают туда-сюда. — Выдержал паузу. — Костик не появлялся?

— Нет пока. Он же работает сегодня. А что?

— Да разговор у меня к нему есть.

— Насчет бабок этих фальшивых, да?

— И насчет бабок тоже. — Славик аккуратно погасил окурок о спинку скамейки, бросил в листву, сделал пару больших глотков, спросил: — А ты-то чего не на лекциях?

— Да так… — здоровяк пожал плечами. — Сходил, посидел, посмотрел — скучно. Народу — полторы калеки. Думаю: «Чего тут делать?» Ну и пошел тебя искать.

— Понятно, — Славик допил пиво, аккуратно поставил бутылку к ногам. — Поедешь со мной?

— Куда? — спросил здоровяк деловито.

— Выигрыш в «Русское лото» получить нужно. Думаю прокатиться на «Речной». В «Коммерческий кредитный». Составишь компанию? Артем поглядел на приятеля. По лицу здоровяка было видно, что он догадался об истинной причине интереса Славика к филиалу «Коммерческого кредитного банка». Однако задавать вопросов не стал, кивнул только серьезно:

— А что еще делать? Не психологию же слушать. Поехали.

— Костя, о чем вы думаете? Костик вздрогнул и оглянулся. Комната, в которой размещались кассовая служба и бухгалтерия, была впечатляюще мала и невзрачна. Похоже, Георгий Андреевич исповедовал принцип: «Чем меньше подчиненные любуются интерьером, тем больше у них остается времени на работу». Кроме Костика, в комнате находились еще две фотомодельные девушки — выпускницы соответствующих полугодичных курсов и, разумеется, чьи-то протеже, две женщины постарше, ну и сам царь и бог денежной службы — Степан Михайлович Тяглов. Он-то, всезамечающий, всезнающий, всепомнящий, и обратил жесткий царственный взор на Костика.

— Я… ни о чем.

— Напрасно. Лучше бы вы думали о работе. Костик вздохнул и придвинул к себе стопку бланков. Честно говоря, ему сейчас было не до бухгалтерии. Деньги, принимаемые и пересчитываемые двумя девушками, складировались в большой сейф, занимавший весь правый угол напротив двери. Суммы заносились в соответствующую ведомость. К ведомостям добавлялись «платежки». Документы сперва попадали на стол Костика, и тот превращал их в бумаги виртуальные, перенося в компьютер. Затем женщины сверяли полученные суммы с бумажными, подбивали баланс и отправляли Тяглову. Тот подводил окончательный итог, а вечером или утром следующего дня лично прослеживал отправку наличности в банк. По субботам Тяглов собирал все данные в полный и детальный отчет, который ложился на стол Конякина, чтобы хозяин имел возможность с удовольствием подсчитать, насколько богаче он стал за семь последних дней. Собственно, Костик сейчас думал не о Конякине. Он думал о деньгах, хранящихся в сейфе. Реальных, столь необходимых ему деньгах. Ведь если подумать, что такое для Конякина тринадцать тысяч долларов? Пустяк. Тем более что Костик хотел только взять взаймы, а потом отработал бы. Ночью убирал бы торговые залы фирмы, днем работал бы в бухгалтерии, совершенно бесплатно. И по выходным подрабатывал бы где-нибудь еще… Оставалось только поговорить с самим Георгием Андреевичем. Костик снова задумался. Ему скорее всего Конякин не дал бы и рубля. Попросить Аньку? Так ведь он дал ей слово не лезть в это дело и вот… Как сказать сестре о том, что теперь ему придется возвращать Димкин долг? Она, конечно, потребует получить деньги с Димки, но Костик не может этого сделать. Просто не может. Сказать при всех, что Димка — лжец, что он соврал насчет квартиры? Это невозможно. Совершенно невозможно. Но если нельзя обратиться к Аньке, нельзя получить деньги у Димки, что же ему делать? Ответ пришел сам собой. Ответ этот стоял рядом с Димкиным столом и смотрел на него, наклонив голову, поверх очков.

— Что с вами сегодня, Костя? Вы непозволительно рассеянны.

— Простите, Степан Михайлович… — Костик смутился на секунду, но мгновением позже его вдруг осенило. — Степан Михайлович, я могу поговорить с вами… э-э-э… с глазу на глаз?

— С глазу на глаз? — Тяглов казался удивленным. Он смерил сотрудника долгим взглядом, затем кивнул. — Ну что же, если это действительно необходимо… Пойдемте. Они прошли в буфет для сотрудников. Тяглов взял себе стакан чая, а Костик ничего не взял. Глядя, как Тяглов помешивает сахар в стакане, Костя помялся, собираясь с духом, и наконец выпалил:

— Степан Михайлович, вы не могли бы поговорить с Георгием Андреевичем? Тот быстро посмотрел на собеседника:

— Насчет чего поговорить, Костя?

— Я хотел взять… э-э-э… ссуду.

— Ссуду? Хммм… — Тяглов отпил из стакана и снова принялся мешать ложечкой, хотя сахар давным-давно растворился. — И какова, позвольте поинтересоваться, нужная вам сумма?

— Тринадцать тысяч долларов, — шалея от собственного нахальства, выдохнул Костя. Как в пропасть шагнул.

— Большие деньги, — раздумчиво проговорил Тяглов. — Очень большие. Особенно для человека вашего возраста. Простите, Костя, излишнее любопытство, но… зачем вам понадобилась столь крупная сумма? — Костя в двух словах объяснил ему ситуацию. — Понимаю, — кивнул Тяглов. — Родственные чувства — одни из самых сильных чувств. Я отношусь к ним с пониманием и уважением, но боюсь, что ничем не смогу вас порадовать. Обратившись к Георгию Андреевичу, вы не поможете ни себе, ни своей сестре. — Тяглов вздохнул. — М-да, Костя. Вам не позавидуешь. Определенно. Георгий Андреевич не из тех людей, кого можно разжалобить сентиментальными историями. Богат не тот, кто умеет зарабатывать, а тот, кто умеет сохранить заработанное. Он не даст вам денег, — подвел неутешительную черту Тяглов.