Задача. Ме Чжонг, торговец из Сянгана, вынужден был покинуть город по торговым делам. Он отсутствовал больше года, но поездка оказалась успешной: Ме вернулся домой с немалой прибылью. На следующий день после возвращения дом торговца был полон гостей: каждому из пришедших было что сказать Ме Чжонгу.

– Все это время я заботился о твоих торговых делах здесь, хотя и своих забот у меня хватало, – так сказал тощий Линь, и Ме Чжонг щедро вознаградил Линя за Добровольный присмотр.

– Я приглядывал за твоим домом, следил, чтобы семья твоя не столкнулась с трудностями, – сказал сосед Хоу. И Ме Чжонг Отблагодарил Хоу.

– Я разговаривал со всеми, кто справлялся о тебе, и сохранил их письма, – заявил другой сосед и получил свою долю. Каждый удостоился щедрого вознаграждения от Ме Чжонга, ибо этот достойный человек был совершенно чужд неблагодарности. Когда все получили должное, последний из гостей, некто Ди Люй, подошел к торговцу и сказал:

– Все это время я вспоминал о тебе.

Сказав так, Ди Люй вопросительно посмотрел на Ме Чжонга.

Требуется решить, как в такой ситуации следует поступить Ме Чжонгу.

Раздавать заработанное трудом и риском кому попало – значит лишиться не только мудрости, но и здравого смысла. Ме Чжонгу следовало как-то прервать натиск нахлебников-паразитов: случай с Ди Люем прекрасно подходит для этой цели. Торговец мог бы ответить:

– Мне жаль тебя, Ди Люй. Вероятно, теперь ты не скоро забудешь, что все это время вспоминал меня напрасно.

Ситуация, в которую попал Ме Чжонг не так проста, как может показаться. Проще всего свести дело к наглости или, наоборот, к находчивости и поступить в зависимости от того, как

расценит торговец слова Ди, быть может, в соответствии с настроением.

Но реплика Ди Люя заставляет задуматься прежде всего вот о чем: имеет ли ценность то, что нас помнят, вспоминают о нас? И если да, то какую?

Поразмыслив, мы придем к выводу, что память о нас является безусловной ценностью, хотя природа ее как ценности не совсем ясна. В сущности, близость близких сводится к тому, что они помнят друг о друге. Их поступки суть проявления того, что и как они о нас помнят. Если хорошенько разобраться, то окажется, что мои близкие – это мои воспоминания, и хотя мы не всегда вспоминаем о тех, кто вспоминает о нас, именно эта связь является основой родства, дружбы и самого принципа гуманности [жень].

Высокая цена воспоминаний подтверждена и ритуалами, поддерживающими Поднебесную. Вспоминая кого-нибудь, мы некоторым образом оказываем ему услугу. Используя язык купца Ме можно сказать, что мы кредитуем того, кого вспоминаем. Рассчитываем ли мы при этом на возврат кредита? И да и нет – в зависимости от того, как посмотреть. Вот священная память о предках, хранимая благодаря специальным ритуалам-воспоминаниям, – ее можно рассматривать как безвозвратный кредит, который поколение ныне живущих выдает уже умершим. Но, с другой стороны, мы можем толковать возобновляемые припоминания как расплату с теми, кто дал нам жизнь. Да и выдавая этот кредит, мы рассчитываем, что наши дети будут так же кредитовать нас.

Воспоминания обо мне обладают ценностью даже тогда, когда меня вспоминает человек малознакомый или вовсе не знакомый. Разве не такой ценности взыскует сочинитель, когда пишет книги, зодчий, когда возводит дворцы? Автор охотно принимает эти будущие воспоминания в качестве платы за свой труд и довольствуется ими при отсутствии какой-либо другой платы.

Стало быть, вспоминающий обо мне оказывает мне услугу. Присутствуя в памяти других, я приумножаю свое присутствие в мире, выхожу за пределы единственного тела, родного города, а возможно и всей Поднебесной. Даже если бессмертием называют нечто иное, все равно мы имеем дело с высочайшей ценностью, обретение которой всегда будет добиваться человек.

Означает ли вышесказанное, что Ди Люй, произнеся слова «все это время я вспоминал о тебе», вовсе не напрасно выжидающе посмотрел на Ме Чжонга? Может, он имел все основания требовать платы за сотворенное им благо?

Увы, придется признать, что это не так, поскольку мы упустили еще одно важное обстоятельство. Многие поступки, и притом самые благородные, в полной мере заслуживают благодарности и признательности, но лишь до тех пор, пока этой благодарности впрямую не потребовали. Подобно тому, как человек, заявляющий «я чрезвычайно мудр», оказывается весьма далеким от мудрости, также и тот, кто говорит «все это время я вспоминал о тебе», намекая на вознаграждение, едва ли заслуживает вознаграждения.

Согласно условию, Ди Люй говорит торговцу: «Все это время я вспоминал о тебе». Этих данных, однако, недостаточно, чтобы вынести какое-либо решение. Непременно следует узнать, как именно ты меня вспоминал? Присутствие в памяти другого можно рассматривать как ценность, только если речь идет о благосклонном присутствии. Но вполне возможен и противоположный случай – то, что в народе называют «поминать недобрым словом». Такое присутствие в памяти не только не заслуживает благодарности, но и наносит поминаемому прямой ущерб. Соответственно, Ме Чжонг мог бы ответить так:

– Ага, попался! Значит, есть и твоя доля вины в подстерегавших меня превратностях пути и приступах хандры. Теперь я знаю, с кого взыскивать!

Каждый из гостей сделал что-то полезное для Ме Чжонга и поэтому считал себя вправе предъявить счет. Однако по-настоящему роскошный подарок торговцу преподнес именно Ди Люй. Ибо благодаря этому остроумному соседу никому не известный продавец залежалых товаров стал известен всем образованным людям Поднебесной. Уже добрую сотню лет ученые мужи ломают голову, вспоминая Ме Чжонга.

«Я вспоминал тебя все это время», – говорит Ди Люй. Разве не благодаря воспоминаниям Ди, Ме Чжонга и до сих пор вспоминают? Разве можно усомниться, что всех ничтожных сбережений торговца не хватило бы, чтобы достойно оплатить такую услугу?

Правитель княжества Хо, простирающегося от Восточных гор до Желтого моря, славился мудростью, гуманностью и отвагой. Подданным правителя, пребывающим в мире и спокойствии, завидовали жители других княжеств, в которых голод и мятежи случались нередко.

В делах государства правитель княжества неизменно соблюдал рассудительность: гнев не был в числе его советчиков. Семейные добродетели стояли столь же высоко, как и в годы процветания прежних династий, искусность художников и ремесленников почиталась – ни один чиновник не смел чинить им препоны.

При этом государь очень любил свою кошку и всячески ее баловал. Правитель Хо сам ловил для нее рыбу в дворцовом пруду, не приступая у другим делам, пока не наловит достаточно для своей любимицы. Когда кошка спала на златотканом бархатном коврике, во дворце запрещалось громко разговаривать; всякий, причинивший невольную обиду животному, мог быть жестоко наказан. А во время церемониальных шествий кошке полагался отдельный паланкин, где она и лежала на своей подушечке.

Быть может, такое внимание, уделяемое животному, не всем было по душе, но дела в княжестве шли хорошо, подданные любили поставленного над ними государя, эта любовь распространялась и на его кошку. Более того, и простолюдины и сановники вовсю подражали светлейшему господину: ни в каком другом царстве у кошек не было такой привольной жизни.

Как то раз правитель княжества должен был посетить крупный пограничный город. Градоначальник, изо всех сил желая доставить господину приятное, повелел, чтобы его собственная кошка была доставлена на встречу в золотой клетке, в специально изготовленном для нее жемчужном ожерелье. Однако ожидания градоначальника заслужить благосклонность господина не оправдались. Напротив, государь был так возмущен, что отправил градоначальника в отставку.