— Истерику, говоришь?

— Не гляди на меня так. Ведь сам знаешь, что обиняне невероятно чувствительны к моим эмоциям. Ну а от мысли о том, что все, кто мне дорог, могут в любой момент погибнуть, я завелась без всякого труда. Отлично сработало — вдобавок ко всем остальным аргументам. Так что, девяностолетний папочка, не стоит из-за этого расстраиваться. И пока мы с Гикори и Дикори навещали генерала Гау, другие обиняне добывали для тебя эту штуку.

Я посмотрел на Гикори.

— Насколько я помню, вы сказали, что не имеете права помогать нам из-за вашего соглашения с Союзом колоний.

— Должен с сожалением заметить, что Зоя в своем объяснении допустила небольшую ошибку, — сказал тот. — Саперное поле — не наша технология. Мы до таких высот еще не добрались. Это консу.

Мы с Джейн переглянулись. По технологической части консу далеко оторвались от всех прочих разумных рас, в том числе и от нас. Секретами своими они делились крайне неохотно.

— Консу дали вам эту штуку? — спросил я.

— Нет, на самом деле они прислали ее вам, — ответил Гикори.

— Но как они узнали о нас?

— Во время встречи одного из обинян с ними в разговоре упомянули вас, и консу решили сделать вам этот подарок.

Я хорошо помнил, как однажды, вскоре после нашего с Джейн знакомства, ей и мне понадобилось задать консу несколько вопросов. Они обошлись нам в одного убитого и троих тяжелораненых солдат Специальных сил. Поэтому мне было очень трудно представить себе «разговор», закончившийся возникновением у консу желания облагодетельствовать меня.

— Получается, что обиняне не имеют никакого отношения к этому подарку, — констатировал я.

— Никакого, если не считать перевозки сюда по требованию вашей дочери, — согласился Гикори.

— Мы должны когда-нибудь поблагодарить консу, — сказал я.

— Не думаю, что они рассчитывают на благодарность, — заметил Гикори.

— Гикори, вы когда-нибудь обманывали меня? — спросил я.

— Не думаю, что вы знаете хотя бы об одном случае обмана с моей стороны или со стороны какого-либа другого обинянина, — высокопарно заявил Гикори.

— Да, пожалуй, что не знаю, — согласился я.

Находившиеся в арьергарде колонны аррисианские солдаты попятились к воротам, где их поджидал Манфред Трухильо, сидевший за рулем большого грузовика, который мы немного усовершенствовали, чтобы он мог набирать скорость побольше. Грузовик стоял на боковой дороге, уходившей в поля. Когда вражеский отряд вошел в поселок, Трухильо забрался в кабину, медленно подвел машину к воротам и остановился там, дожидаясь криков, которые должны были послужить ему сигналом для рывка вперед.

Как только Трухильо услышал шум и увидел отблески пламени огнемета, он на большой скорости въехал в открытые ворота Хорватграда. На ходу он включил фары, заставив трех убегавших аррисианских солдат замереть на месте от неожиданности. Эти трое оказались первыми жертвами, раздавленными мчащейся тяжелой машиной. А Трухильо проскочил через толпу, сразу подмяв дюжину аррисов, резко развернулся, сбив задним бортом еще пару, и изготовился для второго захода.

Как только грузовик Трухильо въехал в город. Гикори, нажав кнопку, включил механизм, закрывавший тяжелые ворота, а потом они с Дикори выхватили из ножен длинные ножи и приготовились встретить тех аррйсианских солдат, которые будут иметь несчастье столкнуться с ними. А нападавшие совершенно утратили рассудок — конечно, легко ли пережить, когда военная операция, которую вы воспринимаете как легкую приятную прогулку, превращается в избиение, причем избиваете не вы, а вас. И опять же, к величайшему сожалению для них, Гикори и Дикори соображали очень хорошо, прекрасно владели ножами и вдобавок отключили свои эмоциональные блоки, чтобы переживания не мешали им убивать.

К тому времени и Джейн, успевшая обработать пламенем огнемета почти целый взвод, тоже взялась за нож. Разделавшись с сильно обгоревшими, она взялась за тех, которые стояли на ногах, вернее, драпали. Они бежали быстро, но Джейн, прошедшая боевую модификацию, двигалась намного быстрее. Она заблаговременно изучила вооружение и защитную экипировку аррисов и хорошо знала ее сильные и слабые стороны. Так уж получилось, что у аррисианских бронежилетов оставались уязвимыми полосы вдоль боковых швов. Умелый боец мог вогнать туда лезвие подходящего по размеру ножа и перерезать одну из главных артерий, симметрично проходящих по бокам. В бинокль я хорошо видел, насколько успешной оказалась подготовка Джейн: догоняя убегающего арриса, она дергала его за плечо, не замедляя шага вонзала нож в место, примерно соответствующее нашей подмышке, и, не дожидаясь, пока он упадет наземь, кидалась к следующему.

Я следил за своей женой и испытывал благоговейный трепет. Лишь теперь мне стало до конца ясно, почему генерал Сциллард не стал просить прощения за то, что сделал с нею. Ее сила, скорость и безжалостность, очевидно, служили главным средством спасения всей нашей колонии.

Четверка аррисианских солдат, счастливо оказавшихся в стороне от пути Джейн, смогла успокоиться и подумать о тактике. Побросав бесполезные винтовки, они тоже вынули ножи и бросились за Джейн. Именно ради такого случая я и залез на крышу контейнера, стоявшего во внутреннем ряду неподалеку от ворот. Я взял мой многослойный упругий лук, натянул тетиву и всадил стрелу в шею тому солдату, который дальше всех вырвался вперед. Не слишком удачный выстрел, поскольку целился я в того, который бежал вторым. Но и неудачным его назвать тоже нельзя было, поскольку аррис схватился обеими передними конечностями за стрелу и во весь рост рухнул лицом вниз. Оставшиеся трое пустились наутек, но я все же успел ранить в ногу еще одного. Тоже не слишком удачно, так как я хотел попасть в голову. Раненый упал с громким визгливым жужжанием. Джейн обернулась на звук и тут же вернулась к упавшему, чтобы закончить начатое мною дело.

Я поискал взглядом оставшихся двоих, но они успели скрыться за углом ближайшего дома. А в следующую секунду я услышал металлический лязг, взглянул вниз и увидел, что аррис подставил некстати валявшееся поблизости ведро и лезет на контейнер. Я поспешно пустил стрелу, но промахнулся. Что поделать, лук не самое любимое мое оружие. Выстрелить еще раз я не успевал — солдат уже поднялся на крышу и, размахивая ножом, с криком бежал ко мне. У меня мелькнула мысль, что я, вероятно, убил кого-то, кто был ему дорог. Бросив лук, я схватил свой собственный нож, но, прежде чем успел замахнуться, аррис с неожиданной быстротой подлетел ко мне. Я упал, нож отлетел в сторону.

Я перекатился, оттолкнул ногами пытавшегося ударить меня арриса и вскочил. Враг тут же нанес мне удар в плечо, к счастью, угодив острием в пластину полицейского бронежилета. Он замахнулся снова, но я, изловчившись, дотянулся до его заглазного стебля и с силой дернул. Он отшатнулся, оглушительно завизжал, схватился за лицо обеими лапами и попятился к краю крыши. Мое оружие — и нож, и лук — валялось слишком далеко, и бежать за ним было бы большой глупостью.

«Провались оно все!» — подумал я и с голыми руками набросился на врага.

Мы оба свалились с крыши, на лету мне удалось упереться рукой в его горло. Упали мы удачно для меня — я оказался сверху и при падении раздавил аррису трахею, или что там у них соответствует ей. Вот только руку я при этом ушиб так, что боль пронзила ее всю, от кисти до плеча; было маловероятно, что в ближайшее время мне удастся эффективно воспользоваться ею.

Я скатился с мертвого арриса и посмотрел вверх — на крыше контейнера появилась черная тень. Это был Кранджич — они с Беатой снимали сражение на свои камеры.

— Вы живы? — спросил он.

— Кажется, да, — ответил я.

— Послушайте, не могли бы вы сделать еще парочку дублей, — попросил Кранджич. — Понимаете ли, не все получилось достаточно четко.

Я показал ему средний палец; его лица я не мог разглядеть, но был уверен, что он довольно ухмылялся.

— Бросьте мне мой нож и лук, — крикнул я. Посмотрев на часы, я увидел, что до выключения щита осталось полторы минуты. Кранджич подал мне оружие, и я помчался по улицам, стреляя в солдат, пока у меня не кончились стрелы. После этого мне пришлось внимательно смотреть по сторонам, чтобы не оказаться у врагов в поле зрения.