— Да?

Джейн вскинула голову и некоторое время молча смотрела на звезды.

— Помню, как на Гекльберри я стояла на дороге и думала, удастся ли мне сделать своим домом другой мир. Этот мир.

— Ну и как, удалось?

— Пока что нет. Все дело в том, что этот мир постоянно меняется. Дело в том, что любая причина из тех, по которым нас сюда занесло, стоит над ней задуматься, оказывается в лучшем случае полуправдой. Я думаю о Роаноке. Я думаю о людях, которые здесь живут. Я готова сражаться за них и, если дело дойдет до этого, буду защищать Роанок до последнего дыхания. Но это не мой мир. Я не доверяю ему. А ты?

— Не знаю, — признался я. — Хотя не на шутку волнуюсь, как бы после этого чертова расследования меня не убрали отсюда.

— Ты считаешь, что здесь много народу будет переживать из-за того, что Союз колоний поставит командовать этой колонией кого-нибудь другого вместо тебя?

— Пожалуй, что нет. Но все равно это было бы неприятно.

— М-м-м-м… — протянула Джейн и задумалась. — И все же мне очень хотелось бы когда-нибудь повидать Кэти, — сказала она после долгого молчания.

— Я посмотрю, нельзя ли будет что-нибудь придумать.

— Только не обещай, если это просто слова.

— Это не просто слова, — ответил я и не без удивления понял, что так оно и есть. — Я и сам хотел бы познакомить тебя с нею. Очень жаль, что вы не могли встретиться на самом деле.

— И мне, — сказала Джейн.

— Значит, договорились. Теперь нам остается лишь придумать, как попасть на Землю, чтобы крейсеры СК не расстреляли наш корабль по пути. Нужно будет подумать.

— Вот и займись этим. Но не сейчас. Попозже.

Она поднялась и протянула мне руку. Я взял ее ладонь в свою. Мы вошли в дом.

— Администратор Перри, приносим вам извинения за задержку, — сказал Джастин Батчер, помощник министра колонизации по колониальной юриспруденции. — Как вы, возможно, заметили, у нас в последнее время довольно напряженная обстановка.

Я заметил. Когда мы — Трухильо, Кранджич, Беата и я — высаживались из шаттла на станцию «Феникс», всегдашняя суматоха, казалось, стала втрое интенсивнее. Никому из нас прежде не приходилось видеть, чтобы на станции было столько солдат ССК и функционеров СК, как сейчас. Неизвестно, что здесь происходило, но проводилось оно с размахом. Мы переглянулись, поскольку было ясно: что бы тут ни творилось, это как-то связано с Роаноком и с нашими персонами. Впрочем, мы сразу разошлись, чтобы заняться своими собственными делами.

— Конечно, конечно, — с готовностью отозвался я. — Наверно, у вас возникла какая-то важная проблема, потребовавшая срочного решения.

— Возникает очень много проблем, причем одновременно, — ответил Батчер. — Хотя ни одна из них в настоящее время не имеет к вам прямого отношения.

Что означало: это тебя не касается.

— Понятно, — сказал я. — Ну что ж…

Батчер кивнул и указал на двоих мужчин, сидевших за длинным столом, перед которым я стоял.

— Целью этого расследования является выяснение всех обстоятельств и подробностей вашей беседы с представителем конклава генералом Тарсемом Гау, — сказал он. — Расследование официальное, следовательно, вы обязаны давать на все вопросы прямые, правдивые и максимально полные ответы. Впрочем, напоминаю, что это не суд. Вас не обвиняют ни в каком преступлении. Однако же, если в ходе расследования выяснится, что в ваших действиях мог присутствовать состав преступления, вы предстанете перед судом колониальных дел Департамента колонизации. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — подтвердил я.

В СКД — Судах колониальных дел — процессы проходили при участии только одного человека, судьи. Их придумали для того, чтобы дать возможность главам колоний и судьям, которых они назначали, разбираться с делами как можно быстрее, чтобы колонисты не отвлекались от своих насущных дел. Решение СКД имело силу закона, но ограничивалось только конкретным случаем и не создавало прецедента. Судья СКД или глава колонии, выполняющий его обязанности, подчинялся инструкциям и регламентам Департамента колонизации, но таковых было на удивление мало. Суды колониальных дел также не имели инстанций, поэтому в колониальном праве не существовало понятия апелляции. По сути, судья колониальных дел мог творить все, что пожелает. С юридической точки зрения разбирательство в таком суде было не самым легким испытанием для ответчика.

— Хорошо, — сказал Батчер и посмотрел на экран своей ЭЗК. — Тогда, пожалуй, начнем. Во время разговора с генералом Гау вы сначала предложили ему сдаться, а потом — покинуть пространство Роанока без ущерба для его флота и для него лично.

Он оторвал взгляд от ЭЗК и сурово взглянул на меня.

— Это правильно, администратор?

— Правильно, — ответил я.

— Генерал Райбйки, которого мы уже вызывали сюда…

Вот это для меня было новостью; я вдруг подумал, что Райбики теперь был далеко не в восторге от того, что вообще вспомнил обо мне, когда шла речь о выборе руководителя для этой колонии.

— … дал показания, что полученные вами распоряжения состояли в том, чтобы занимать Гау разговором по несущественным вопросам до тех пор, пока его флот не погибнет, после чего вы должны были сообщить ему, что только его корабль уцелел после диверсии.

— Да.

— Очень хорошо, — с ударением на «очень» произнес Батчер. — В таком случае вы можете приступить к объяснению причин, которыми вы руководствовались, когда предложили Гау сначала сдаться вам, а потом и вовсе увести его флот в целости и сохранности.

— Полагаю, что я рассчитывал таким образом избежать кровопролития.

— Не ваше дело было рассчитывать или не рассчитывать, — рявкнул полковник Брайан Беркли, представлявший в комиссии по расследованию Силы самообороны колоний.

— Не согласен с вами, — возразил я. — Моей колонии угрожало нападение. Я возглавлял колонию. Моей главной обязанностью было обеспечить ее безопасность.

— Флот конклава был уничтожен в ходе нашей операции, — заявил Беркли. — Вашей колонии вообще ничего не угрожало.

— Операция могла и провалиться, — сказал я. — Полковник, я совершенно не имею намерения оскорбить ССК или Специальные силы, но должен заметить, что не каждая операция, которую они планируют, заканчивается успешно. Я лично участвовал в операции на Коралле, где планы ССК самым печальным образом не сбылись, в результате чего погибли сто тысяч наших солдат.

— Вы хотите сказать, что ожидали неудачи нашей операции? — оживился Беркли.

— Я говорю, что никогда не забываю: планы — это всего лишь планы, — ответил я. — А самым главным для меня были обязательства перед моей колонией.

— Вы всерьез ожидали, что генерал Гау сдастся вам? — спросил третий член комиссии.

Мне потребовалось время, чтобы узнать его: это был генерал Лоренс Сциллард, главнокомандующий Специальными силами ССК.

Его участие в комиссии особенно встревожило меня. Собственно говоря, ему было совершенно нечего здесь делать. В бюрократической иерархии он находился на несколько ступеней выше, чем Батчер и тем более Беркли. Увидеть его смиренно сидящим на месте для рядового члена комиссии — даже не председателя! — было все равно что случайно узнать, что нянька, которую вы пригласили присмотреть за детьми, занимает пост декана в одном из колледжей Гарвардского университета. Такого попросту не могло быть. Если он решил, что меня следует покарать за попытку сорвать миссию подчиненных ему Специальных сил, то совершенно не важно, какое мнение сложится у остальных двух заседателей: я смело могу считать, что уже болтаюсь в петле или поджариваюсь на шампуре. От этих мыслей я почувствовал спазм в желудке.

Но нельзя не признаться, что я очень любопытен. Передо мной находился тот самый генерал, которому моя жена мечтала свернуть шею за то, что он без разрешения подверг ее организм генетической модификации. И, как я подозревал, не испытал из-за этого особого раскаяния. Какая-то часть меня задумалась, не стоит ли попытаться прямо сейчас осуществить план Джейн, чтобы отомстить за ее оскорбление. Но другая, более разумная часть напомнила, что он, как представитель Специальных сил, без труда напинал бы мне задницу, даже когда я был генетически модифицированным солдатом. Теперь же, будучи простым смертным, я вряд ли сумел бы даже дотронуться до него. Джейн, по всей вероятности, не очень обрадуется, узнав, что шею свернули мне.